Лев Сидоровский: От сердца к сердцу - только этот путь Аллы Демидовой
08 октября 2025
29 сентября 1936 года родилась народная артистка РСФСР, лауреат Государственной премии СССР Алла Сергеевна Демидова.
Однажды, в 1966-м, после премьеры фильма «Дневные звёзды», я пришёл к Ольге Берггольц, по чьей автобиографической книге была сделана картина, чтобы узнать её мнение об этой ленте. Приготовился к пространному интервью, но тут Ольга Фёдоровна предупредила, что хочет сказать лишь самое главное. Вот что записал тогда в блокноте:
«Я от всей души благодарю Аллу Демидову за себя, за папу, за всех нас, ленинградцев. Демидова ничего не смягчила и ничего не утрировала. Она показала ленинградскую женщину – полуумирающую, но не сдающуюся, такую, какой я была тогда. Я подарила ей подсвечник. Почему именно подсвечник? Наверное, потому, что считаю: пока свеча горит, человек думает».
Да, «Дневные звёзды» дали нам киноактрису (зрители «Таганки» знали её и раньше). Потом были другие значительные работы – и на сцене, и на экране, и люди снова и снова радовались очень своеобразному, какому-то строгому, сдержанному таланту Аллы Демидовой.
***
А мои - как журналиста – встречи с ней были какие-то не совсем обычные. Например, когда в начале семидесятых «Таганка» гастролировала в Питере и я договорился с Демидовой об интервью, то, придя утром в гостиничный номер, застал её совсем больной (а вечером – «Гамлет», Гертруда!), и пришлось мне срочно доставать мёд, малину, даже ставить «королеве из Эльсинора» горчичник, а уж потом здесь же, у постели, включать репортёрский диктофон.
После по разным поводам, когда это нужно было для газеты, звонил в Москву, беседовал по телефону. А в конце 80-х встретился с Аллой Сергеевной в Ялте, в Доме творчества «Актёр». К очередному интервью она была вовсе не склонна, предпочитала в одиночестве гулять по Массандравскому парку. Но однажды, на пляже, всё ж оторвал её от книги, в другой раз – даже от не в меру болтливого Виталия Вульфа. Так, под лёгкий шелест набегавшей волны, и вели мы свои разговоры, очень малую часть которых приведу здесь.
***
К примеру, как-то в наших беседах, размышляя о своей работе в театре, Демидова бросила фразу: «Беру в творцы и зрителя». Значит, зритель для актрисы – соучастник спектакля? Какой же зритель ей необходим, чего от него ждёт? Алла Сергеевна пояснила:
– Нельзя ориентироваться на всех. Каждый актёр неосознанно прислушивается к своему зрителю. Проблема зрителя – это проблема театра. Что значит – хороший театр или плохой? Плохой – это театр со случайным зрителем. А случайный зритель делает плохим и актёра. Получается обратная связь. Допустим, талантливый человек попадает в плохой театр. Сначала он играет тонко, хорошо, но случайный зритель на такую игру не реагирует, он реагирует на более грубые краски, когда – «палкой по голове». Актёру, как канифоль для смычка, нужно одобрение, нужна взаимосвязь с залом. И он – сначала сознательно, а потом бессознательно – идёт на тот круг, на котором играет весь этот театр. У хорошего же театра – зритель свой.
Я попробовал вспомнить спектакли «Таганки», которые посчастливилось узреть и в Москве, и на питерских гастролях: неужто за два десятилетия, которые к той поре насчитывал знаменитый театр, их зритель совсем не изменился?
– Изменился, и не только у нас. Чаще всего мы говорим на языке выразительных средств 60-х годов, а ведь мировоззрение тех, кто ходит в театр, меняется. Зритель не терпит фальши – ни в чувствах, ни в мыслях, ни в словах. В середине 60-х зал реагировал на острую сценическую форму – так возникла «Таганка». Зрителя привлекало разрушение традиций. В начале 70-х люди очень откликались на слово, удивлялись: то, о чём говорим, спорим с друзьями дома, актёры произносят со сцены! Так возникало общественное мнение, и «болезням» ставился социальный диагноз. Мы играли тогда Фёдора Абрамова, Юрия Трифонова. В середине 70-х людей стало волновать всё, что касается человеческой духовности, индивидуальности личности, но театр подобного разговора почти не вёл. Робко делает он это и сегодня.
А зрителю важно получить ответ на «детский» вопрос Достоевского: «Зачем я?» Не задумывались: почему сегодня такой интерес к актёрам? Вот и вы – по старому знакомству – меня сейчас, во время отдыха, на интервью всё-таки уломали. Может, потому такой интерес, что люди привыкли носить в жизни маски: на работе они одни, дома – другие, с друзьями – третьи.
Человек не замечает, как эти маски меняет. А актёр, по самой своей профессии, – лицедей. Вот и происходит у окружающих к моим коллегам некая подсознательная тяга, хочется им выяснить: может ли человек под этими масками себя как личность сохранить? В общем, получилось, что истинных театралов мы от театра в какой-то мере оттолкнули, и сейчас к нам люди, заражённые «духовной жаждой», приходят гораздо реже. Зато частым гостем стал, увы, совсем иной зритель, который не привык думать, размышлять, но – обожает зрелища и готовые решения. По мере сил стараюсь на поводу у такого зрителя не идти, хотя, конечно, совсем не зависеть от того, кто в зале, сложно.
Для чего же она, столь успешно работая в театре, тогда так стремилась в кино?
– В основном, из-за ролей. И потом, очень полезна сама специфика киноискусства: сиюминутность происходящего и концентрация всех эмоциональных сил. Для театрального актёра это очень важно. Потому что многомесячные репетиции в театре обычно расхолаживают. Вроде бы, роль готова, сегодня не хочется репетировать – думаешь: подтяну завтра. А в кино – только сейчас, и никогда больше! И нужно быть всегда готовой. Даже – если твой кусок снимают к концу смены.
Например, в фильме «Шестое июля» очень ответственный эпизод – речь Спиридоновой на Пятом Всероссийском съезде Советов – снимали после моего двенадцатичасового простоя. И все двенадцать часов я должна была быть на старте. Эта мобилизация всех эмоциональных чувств, этот ритм – очень положительная черта кино... Помню, в Комарово, в Доме творчества, старый режиссер-ленфильмовец Ивановский обычно стоял в коридоре в своем длинном халате и, увидев кого-нибудь из начинающих, подзывал: «Ну-ка, молодой человек, подойдите сюда. Знаете ли вы, что в кино главное?» И поднимал палец: «Ритм!» Сейчас-то я понимаю, насколько он был прав.
Кстати о Спиридоновой. Здесь актриса приблизилась к трагедии, умело передав фанатическую одержимость идеей, непреложную уверенность в собственной правде. Я попросил Аллу Сергеевну, чтобы она сформулировала свою тему в искусстве.
Моя собеседница улыбнулась:
– Лучше процитирую Пушкина: «Духовной жаждою томим» – впрочем, эти стихи знает каждый. Или вспомню Блока: «Порою на ноже карманном найдёшь пылинку дальних стран – и мир опять предстанет странным, окутанным в цветной туман...» Или – из Берггольц: «От сердца к сердцу – только этот путь я выбрала себе...» Нет, не буду «формулировать» сама, ведь поэзия всегда точнее.
Среди прочего мне хотелось выведать, какие из смежных искусств ей необходимы.
– Живопись, музыка. Работа над ролью у меня всякий раз ассоциируется с работой художника. Например, «Дневные звёзды» – это, определенно, была живопись маслом, густыми мазками. А Леся Украинка в ленте «Иду к тебе» – графика. А то, что делала в фильме Ларисы Шепитько «Ты и я», – акварель. Это у меня ассоциативно с чем-то связано. Когда работаю над классикой, обычно решение роли ищу у старых мастеров. Например, в «Вишнёвом саде» Раневская: всю пластику и решение костюма мне подсказал ранний символизм – именно это направление в живописи. Кое-кто недоумевает: «У Раневской и причёска, и костюм современные». Да, я играю без парика, с короткой стрижкой. В начале века такая причёска называлась «собачье ухо», и носили её модные, авангардные женщины. Но ведь и Раневская, по Чехову, приехала из Парижа, а в Париже, как говорит Аня, «мама живёт на пятом этаже». Это по тем-то временам! «И накурено, неуютно...» Кстати, здесь, в Ялте, в доме Чехова, помните портрет жены его брата, Александра Павловича? Причёска – тоже очень короткая. Так что исторически верно... А что особо волнует из музыки? «Уймитесь, волнения страсти...» – в исполнении Шаляпина. Часто ставлю на магнитофон Высоцкого.
Поскольку при жизни Володя находился рядом, у меня не было ни одной его записи. Как сейчас мне его не хватает: его партнёрства, его энергии, его положительного заряда, его жизненного оптимизма. Оптимизма – несмотря ни на что!
Тут я поведал моей собеседнице, как в 1973-м, на Пицунде, в Доме творчества, отдыхал с Высоцким в одно время. Он был с Мариной. Иногда мы играли в настольный теннис, вечером он обычно нам пел. Но и пил, увы, по-крупному. А каким, поинтересовался, Владимир Семёнович был на сцене партнёром? И услышал:
– Володя – один из немногих актёров, а в моей практике единственный партнёр, который постоянно нёс «пол», вёл мужскую тему. Кого бы он ни играл, всё это были люди мужественные, решительные, испытавшие не один удар судьбы, но не уставшие бороться, отстаивать своё место в жизни. Вся энергия была направлена на безусловное преодоление ситуации, безотносительно к наличию выходов и вариантов. В любой безысходности – искать выход! В беспросветности – просвет! Не думая о том, возможен ли он. И во всех случаях знать и верить: «Ещё не вечер! Ещё не вечер!» Дерзание и дерзость.
Он абсолютно владел залом. Он намагничивал воздух. Он был хозяином сцены. Не только из-за его неслыханной популярности. Он обладал удивительной энергией, которая, саккумулировавшись на образе, как луч сильного прожектора, била в зал. Это поле натяжения люди ощущали даже кожей. Я иногда в мизансценах специально заходила за его спину, чтобы не попадать под эту сокрушающую силу воздействия.
На пляже Демидова всегда была с книгой. И чувствовалось, что постоянно чем-то очень озабочена. Потому что, объяснила мне, «проблем хватает»:
– В театре репетирую «Федру»: это не Расин, а Цвейг – очень трудная работа. Снимаюсь у Швейцера в «Крейцеровой сонате». На телевидении готовлю цикл по поэзии Цветаевой. В издательстве «Искусство» выходят мои «Размышления» – о психологии творчества, о формировании мировоззрения художника. Заканчиваю книжку о Смоктуновском.
***
Сейчас, спустя три с лишним десятка лет, в дополнение к тем, первым, книгам у неё ещё – «Владимир Высоцкий», «Тени зазеркалья», «Бегущая строка памяти», «Ахматовские зеркала», «В глубине зеркал», «Письма к Тому», «Вспоминая ВИшневый сад». За это время она создала собственный «Театр А», главной премьерой которого стал моноспектакль «Медея» (а до этого в её репертуаре была не только «Федра», но и «Электра»), поставленный Теодором Терзопулосом и показанный, начиная с Афин, по всему миру. К тому же она одна сыграла «Гамлета»! А в кино Алису Коонен и Мурзавецкую.
Ну и потрясающие чтецкие программы. Нет, совсем не зря народной артистке России вручили премию «Кумир» – «За высокое служение искусству». И совершенно справедливо одна из самых значительных и стильных современных актрис Алла Сергеевна Демидова в нашем театральном мире стала «символом интеллигентности», прикосновенным «к священным явлениям духовной жизни общества». Как и обожаемая Ольга Фёдоровна Берггольц, она выбрала для себя «от сердца к сердцу – только этот путь».
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург
Фото автора, такой он её запечатлел под небом Ялты в 1986-м.
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
