Анатолий Преловский: Я жизнь любил…

Среда обитания | Книгамарт-Онлайн

13 октября 2025

Для любого интервью нужен повод: дата, событие, случай. Для хорошего интервью повод не нужен.

…Не по душе мне сырость склепа,

в живом огне сгореть хочу

и пеплом вознестись на небо –

из облачности по лучу

в жизнь, что всегда благословенна,

спускаться капелькой дождя,

в сибирский край любви и тлена

поненадолгу приходя.

/Анатолий Преловский/

Для этого повод был: иркутскому ТВ исполнялось 40 лет. А он, кандидат на интервью, в 1960-е годы тесно сотрудничал с телерадиокомитетом. Имя его в те годы известное, он был молодой, начинающий, но уже громко о себе заявивший. Его печатали Иркутск, Новосибирск, толстые советские журналы в Москве: «Новый мир», «Октябрь», «Знамя»… Сегодня это имя подзабыли. Почему? Уходят годы, поколения. А вместе с ними и память. Наверное, неслучайно придумала жизнь профессии журналист, историк, чтобы возвращали в день ушедший. Не зная хорошее, ценное вчерашнее, трудно строить сегодня, не понимая, где ориентиры.

Москва,1997 год, квартира Преловских. Анатолий Васильевич встретил у лифта. Крупные черты лица, высокий покатый лоб. Небольшие залысины. Очки. Здороваясь, чуточку заикался. Позднее, в разговоре, поняла: не волнуясь, почти не заикается. Заторопился, заспешил, очевидно. Вошли. Познакомил с женой – Вика, молодая, застенчивая, улыбнувшись, заспешила на кухню.

Кабинет, большой письменный стол, на нем стопки блокнотов, рукописи, эскизы, ручки, карандаши… Всё аккуратно разложено. Еще на одном столе – громоздкий компьютер. Рядом – книжные полки, коллекция минералов Сибири. На стенах – много фото Байкала.

– Судя по тому, что дорого вам – всегда рядом.

– А знаете, ничего ведь не изменилось. Только географически. А творчество… всё, как и прежде, связано с Сибирью. Ведь лучшие свои полжизни я прожил там. И лучшее написано там. Всё время, что я там жил и знаю – ношу в себе. Нажитое там еще не уместилось в книгах. И вот это всё (обводит руками рукописи на столе) – моя сибирская жизнь. Но осмысленная уже с этой вершины лет.

К разговору я готовилась. О его «нажитом богатом событиями опыте» знала, но хотелось, чтобы сам рассказал. Расспросить, как он с друзьями-бурятами скот перегонял в Монголию, что потянуло его в геологические экспедиции. А разве не любопытно понять, как писались киносценарии, был ли он на премьере своих кинолент «Красные дипкурьеры» и «От снега и до снега»? Как во ВГИК попал, каково это – видеть свои пьесы на сцене. Но первый вопрос «выскочил» сам собой:

– Анатолий Васильевич, стихи, пьесы, киносценарии… Вы себя кем ощущаете? Поэт? Драматург? Сценарист? И почему?

Слушает внимательно. И неожиданно:

– Переводчик. Да-да! Переводчик фольклора сибирских народов. Больших и малых: якуты, буряты, эвенки, манси, долганы, орочи, тофы. Перевожу их сказки, легенды, мифы, сказания, поговорки, пословицы, заговоры, песни, шаманские камлания… Всё, что этими народами сочинено, создано и передается из поколения в поколение. Ведь у многих из них и письменности-то не было. Только память поколений несла через столетия… И живу этим.

И сказала я себе молча: «Стоп, всё, что было, – для него дорогой, но далекий прожитый день. Сегодня его мысли и занятия в иной области». Знала, что он давно занимался переводами национальных поэтов. Якутов – Семёна Данилова, Ивана Гоголева – читатель узнал благодаря ему. Бурятов – Бамо Базарева и Гунги Чимгитова тоже он озвучил. Эвенк Андрей Кривошапкин, алтаец Борис Укачин… – список его «крестников» бесконечен. Но это – один слой национальной культуры, а фольклор – другой.

– Вот так сразу, вдруг – и к переводам?

– Нет, конечно. Вдруг в творчестве не бывает. По крайней мере, у меня – годами зреет в сознании, постепенно, вытесняя всё остальное, ищет форму выхода… Мне было три года, когда мама переехала в Якутск: отца репрессировали, расстреляли, в Якутске бабушка жила. Мама работала. И мною в основном занималась бабушка. Читала мне постоянно книгу «Северные сказки». Слушал ее, мне было страшно, но черные силы всегда были повержены – побеждал охотник. Уже повзрослев, узнал, что собрал эти чудесные сказки фольклорист Михаил Ошаров. Сказки эвенкийские, ненецкие, якутские.

Что-то отложилось в детской голове. А уже когда я был постарше, наверное, лет десять мне было, я увидел необычное явление – шествие по улице довоенного деревянного Якутска. Потрясающее зрелище: едут пятеро всадников-великанов. Среди народов Севера высокие люди – редкость. А эти – великаны. Под стать им и олени, огромные, как лоси. Одежда на всадниках – всех цветов радуги. Яркая, волшебная процессия.

«Бабушка, кто это?» – «Это ламуты, на ярмарку приехали, как до войны. Значит, всё будет хорошо. Жизнь налаживается». Через годы я узнал, что ламуты – загадочный народ Севера. Эвены. Не путайте с эвенками. Всё, что удивляло детское сознание, откладывалось, ждало своего выражения.

– Это детские впечатления. Но не они же, думаю, толкнули вас к переводам?

– Конечно, вы правы. Дело в чем? Прошли годы. Уже будучи студентом я столкнулся с трудами Хангалова, Худякова, Подгорбунского. Прочитал их научные книги – собрания народного фольклора – и осознал, что их научные труды уже сто лет как не переиздаются. И фольклор, ими собранный, ни разу никем не переводился. А значит, всё осталось втуне – до читателя не дошло. А вот русские былины читают уже более двух веков. Но вот ни одной былины, сказания, легенды тофов, тувинцев, хантов… мы не читали. Разве что бурятам повезло на переводческую жизнь. Но и у них многое не явлено миру. Мы живем мимо своих богатств. И когда я это понял – взялся за дело.

– Да, сочинения этих малых народов не переводили. Где-то я читала, что это связано с тем, что интерес к темам пропал.

– Не интерес пропал. Борьба началась. С 1920-х годов государство воевало не только с православием, с церковью. Гонения были на любую религию, в том числе и на шаманизм. А шаманизм потянул за собой фольклор – с ним тоже началась борьба. Шли годы, уходили из жизни старики-сказители, носители эпоса, уносили с собой в мир иной свои сказки, обряды, песни. А ведь они же никем не записаны были. Мне рассказывала доктор филологии Елена Шастина, что в Иркутской области после войны не было записано ни одной даже русской былины. И русский эпос вымер. А еще раньше исчез эвенкийский, орочанский и других народов. Интерес к эпосу не пропал, его убили.

– В Тофаларии я познакомилась с ученым Валентином Ивановичем Рассадиным, доктором филологических наук, профессором, создателем тофаларско-русского словаря, и он мне удивительные вещи рассказывал об общении с тофами.

– Вы с ним знакомы?! Прекрасный человек!

– Да. Так вот он записывал тофаларские песни, камлания. Но для того, чтобы получилось, у него на это десять лет его жизни ушло. Он ходил с тофами на охоту, спал у костра, ловил рыбу… Жил их жизнью. И только через десять лет они стали свою душу ему раскрывать: песни показывали, сказки рассказывали, шаманские камлания и молитвы передавали устно. А ведь это были уже 70–90-е годы, политика государства изменилась, запреты были не так строги.

– А страх-то остался, генетически завладел людьми. Ведь обряды – их таинства, жизнь, без них они ни одно дело не начнут и чужого туда не пускают.

– Как к вам приходят легенды, сказания, которые стоят перевода? Или ищете сами в экспедициях?

– Всяко случается. И просят – заказывают, что редко, и в командировках, в поездках разыскиваю сказителей. Вот книга «Сибирские сказания». Вышла в 1991 году. Здесь переводы и русского, и эвенкийского, и ненецкого фольклора. Есть легенда о герое Ивыре. Мансийское сказание.

Как оно пришло ко мне? Тюмень. Там однажды проходили «Дни литературы». И попадаю я в Ханты-Мансийск. Фольклорист Андрей Тарханов знакомит меня с местной мансийской писательницей и сказительницей Анной Митрофановной Коньковой. Всю жизнь она собирала легенды, мифы, сказания своего народа. И записывала. Своего алфавита у них не было, так вот она писала русскими буквами на своем языке. И вот он ведет меня к ней в гости. И целый вечер она рассказывала легенды, рожденные людьми, об Ивыре. О любви, охоте, добыче зверя, битвах со злыми духами, победах над черными силами. Попросил ее дать мне записи. Искала долго. Записи – на листочках, в тетрадке, клочках бумаги.

Так в этой книге появилось мансийское сказание «Ивыр». Вот в ее записи две строчки: «Асирменил исымныл пйлын. Яный товлын вуй койтыл тййлитын». А по-русски: «Стужи и зноя не бойся. Духов и зверя не бойся».

В каждом переводе обязательно указываю имя собирателя и источник, откуда взяты переложения.

Или вот тофаларское песнопение. Ко мне пришло от Вали Рассадина моление охотника перед охотой на лося: «Шел в тайгу, голодая, шел сюда, умирая, шел я, ноги ломая и ступни разбивая. О, вы, Горные духи, к вам с надеждой взываю, покажите мне нечто, что узрев, не признаю, что не взять на бегу, что поднять не смогу». Посмотрите, как он обращается к духам, как говорит о лосе, называя его нечто. Удивительно божественное отношение к зверю. Ушло сегодня и божественное отношение к природе и всему живому. И хочется вернуть всё это, хотя бы вот так, в книге.

А вот еще моление шамана перед камланием, записанное еще в XIX веке тюркологом, доктором Катановым Николаем Федоровичем:

Я тот самый, тот самый,

Кто поет и шаманит,

Кто всегда побеждает.

Вот мой бубен широкий.

Я всю ночь прокамлаю…».

Текст очень длинный, я сразу в конец перейду:

«И всегда надо мною сотворенные свыше

наши вечные звезды,

а над звездами небо,

что зовем мы от века

нашим высшим владыкой…

Древнейшая религия, культ Неба. Хозяина Неба – Тенгр-хан – Бог. Ему подчиняются все: люди, духи, звери, мироздание… Религия очень держала людей. И моя роль, переводчика, скажем, популяризатора этих чудес не в том, чтобы самому ездить, записывать. А вот уже готовое, записанное на языке носителя сделать общечитаемым, донести до страны, до нашего читателя. Чем это сделать? Только книгой.

– А самый первый ваш перевод?

– Это было так давно, в студенчестве. Был такой известный бурятский сказитель – Аполлон Тороев. Слепой, в молодости ослеп. Попал я на его выступление однажды. Как он рассказывал! Мимика, голос, интонация, движения рук, тела – очарование. Я был под большим впечатлением. Перевел одну из его сказок «Волк». Перевел, да и забыл на годы, оставил это занятие. А потом вернулось, началось, как говорится, с малого. Оно за собой всё и потянуло.

– А кто «одевает» ваши книги, иллюстрирует?

– Конечно же, у меня есть прекрасный соавтор – Николай Протасов, член союза художников России. Он окончил художественное училище в Иркутске. Мы с ним уже несколько книг выпустили. Видите эскизы на столе? Это наброски к очередному сборнику «Шаманские песнопения».

– Наверное, вам и работается легко – земляки же?

– С ним вообще работать интересно. Человек живой, увлекающийся, большой выдумщик и фантазер. За сделанное не держится. Переделывать может по многу раз. Ищет образ книги, образ иллюстрации. Сделал хорошо, вроде лучше не надо, а он – в брак, не то. И снова запрягается. Работать с ним очень интересно.

– Анатолий Васильевич, начала считать, с творчеством скольких народов вы соприкоснулись – сбилась со счета. А кого вам было интереснее переводить?

– Каждого интересно. Когда читаю и от своего читательского открытия перехожу к восторгу – перевожу. Передача фольклора – это же чудо! И этим чудом я делюсь с читателем. Удивительные это народы!

– А можно кое-что в авторском исполнении услышать?

– Сейчас найду (пока ищет, рассказывает)… Сибирские народы всегда скромно жили. К бедности им не привыкать – зверя не всегда добудешь. Но никогда не унывают, живут своей жизнью, поют свои песни, которым и сто лет и больше.

Вот нашел. Это записи Катанова, тофаларские песни. Им 150 лет. «Шагом он готов уехать, с ним уехать – вот мученье. Рысью он готов уехать, с ним остаться – вот мученье».

Вот еще женская песня: «Что ты у дверей стоишь? Придвигайся, может, посидим. Что ты у стола стоишь? Придвигайся – может, полежим».

А вот угорская охотничья: «Думал промышлять я – соболь мелковат, думал я жениться – девушка мала, думал поохотиться – заяц мелковат, думал сватать девушку, но мала, мала».

В девяносто третьем году у меня вышла «Поэзия древних тюрков», а в девяносто пятом – «Колчан серебряных стрел». Собрание песен, легенд, сказаний о любви. И я бы так хотел, чтобы всё это дошло до читателя, до иркутян.

– Чтобы дошло до читателя, вначале издать нужно. Сейчас (90-е годы) не лучшее время. У вас получается?

– По-разному. Вот книга вышла в Хакасии. Любовная лирика всех сибирских тюрков. Хакасы нашли деньги, издали. Она сразу была раскуплена. Приятно. Но и грустно. Грустно от того, что издание – собственность банка, и оно границ республики не перешло. А ведь сюда вошла и поэзия тувинцев, тофаларов, но им это уже недоступно.

– Надеюсь, «Кругобайкальский фольклор» у нас в Иркутске издадут?

– К сожалению, нет. Я обращался и к губернатору Ножикову, и к мэру Иркутска Говорину. Издать оказалось проблемой из-за отсутствия в бюджете средств. И это на фоне роста целых городков богачей-чиновников. А ведь наша область – земля пяти народов. И их фольклор здесь нужно изучать в школе, как «Слово о полку Игореве». Чтобы дети с малых лет знали, какие народы живут рядом с ними, чем заняты. Это же наша история, патриотическое воспитание. Почему так происходит? От кого зависит?

***

Прервем интервью. Перескочим через два года, чтобы пояснить, что ответы на эти вопросы найти можно. Попала мне тогда в руки синенькая книжка «Девять священных бубнов». Поэзия бурятского шаманства XIX века, собранная просветителем Матвеем Хангаловым, впервые появилась в художественном переводе. Издал это тогда за свои собственные накопления депутат ГосДумы Сергей Босхолов.

На мой вопрос «Почему?», он ответил:

– Как почему? Но мы же не Иваны, не помнящие родства. Когда Преловский обратился ко мне с этим, я сразу принял решение. Ведь всё, что собирал наш великий Хангалов, раньше было за семью печатями. Шаманизм же был вне закона. Я был совсем маленький, но помню, как родители, совершая обряды, ставили меня «посторожить», чтоб никто не видел – нельзя было! А тут появилась такая уникальная возможность – дать народу узнать о заклинаниях, молитвах, обрядах. Шаманская поэзия ведь уникальна, а Анатолий Васильевич – настоящий подвижник. Он же и перевод «Гэсэр» подготовил отдельной книгой. Ее так в Бурятии ждут!.. «Гэсэр», конечно, и раньше переводили. Но в чем уникальность Анатолия Васильевича? Он не использует обыкновенный стихотворный прием – у него бурятская начальная рифма. Это придает произведению особый колорит. Так что готовим к печати. Это же великий памятник!

***

– Рукопись «Гэсэр» можно посмотреть? – продолжаю я беседу с Преловским.

– Она у меня в компьютере. Сейчас покажу, вот традиционный зачин, «запев»:

«Он тех, кто войны заводил, карал,

Он тех, кто заносился, укрощал,

Он тех, кто скалил зубы, устращал,

Он тех, кто шел, как хищник, избивал…».

Я здесь пропущу, текст длинный, перейду на конец, чтобы вам было понятно, кто это «он».

«Абай ГЭСЭР величием могуч,

Абай ГЭСЭР могуществом велик,

И в 80, говорят, локтей

Был богатырский рост земной его,

И в 8 поколений, говорят, длиной

Была земная жизнь…».

Это бурятский эпос. А вот вам сказание орочей, что жили когда-то в районе Бодайбо, о том, как они пришли в эти места. Сейчас этот народ почти вымер…

Нашел. Читает. Восторженно, самозабвенно, любя каждую фразу, каждую мысль древнего сказителя.

Уже работая над этой статьей, я, кажется, начинаю понимать, как пришел к нему этот восторг! А пришел он вместе с дружбой с якутскими, бурятскими, эвенкийскими пацанами, с кем прошли его ранние детские годы. Пришел со сказками М. Ошарова, под которые засыпал, пришел вместе с всадниками-великанами в радужной одежде.

Закончив читать сказание, он вытер пот со лба, улыбнулся и продолжил:

– Я очарован. Всё никак не могу расстаться с этими текстами. Надеюсь, надеюсь на книжку. Это я вам только звукозапись передал, а вот сами сюжеты – волшебство на волшебстве. Погоня, охота, бои с черными силами и злыми духами. Удивительно! Сказочная любовь по простоте и верности!..

Эта работа дала мне не только счастье первооткрывания, ранее неизвестного, но и огромное душевное и духовное удовольствие. А это так понятно и сродни душе моей, гармонично с моим миром…

– Кому сегодня говорите «спасибо» за добрые слова о вашем творчестве? Я имею в виду коллег по перу.

– Учителей, скажем так, не выбирают. Это как-то само случается. И я очень благодарен Павлу Маляревскому, Ивану Молчанову-Сибирскому, Елене Жилкиной. Очень благодарен Юрию Левитанскому, Ярославу Смелякову, Александру Твардовскому – правда, это уже более поздние учителя, это уже как бы больше выбраны мной, чем ими. Это мой золотой запас, скажем, моего доверия ученического. И их учительской веры. Меня это держит до сих пор.

– А ведь это большое счастье, когда есть люди, в тебя верящие!

– А как же?! Это очень важно. Но еще важнее, когда вовремя. У меня всё было вовремя.

Человек благодарный и добро помнящий, он каждому, кто протянул ему руку, посвятил стихи. Ни одно имя не забыл, всем сказал «спасибо».

«Спасибо Смелякову! Ведь это он на Братской ГЭС учил гражданственности слога…». Или вот Ю. Левитанскому: «Я был благодарен ему, что искренне блага желая, он сил не жалел, приобщая меня к непростому письму…».

И уже в конце интервью, спохватившись, напоминает нам:

– Я помню, помню вашу просьбу, сейчас запишем, – и, встав у живописной картины «Багульник», продолжил. Он был краток: – Дорогие мои иркутяне, и зрители, и читатели! Поздравляю вас с 40-летием телевидения, с этим чудом общения. Это чудо – понимание друг друга! И тех, кто делает, и тех, кто смотрит. Я ведь когда-то сотрудничал с иркутским телевидением. Литературная редакция поставила одну из моих пьес «Маленький человек». Сделал спектакль всем известный Вася Лещев, а играл в нем всем известный Виталий Венгер. А еще был такой документальный фильм «От Байкала до Хубсугула». В его создании я тоже участвовал. Сотрудничал с удовольствием, но мало, к сожалению. С праздником!

...А потом были вкусные Викины мясные пироги, торт и чай. Были приятные разговоры о детстве, родителях и общих знакомых. Прощались у лифта. С надеждой на скорую встречу, Анатолий Васильевич подарил мне свою книгу с трогательной надписью: «Александре Андреевой – товарищу по судьбе, без обиды и злобы, но с грустью, что жизнь прошла. Анатолий Преловский. 12 декабря 97, Москва».

***

17 ноября 2008 года. В моей жизни уже нет командировок, киносъемок, эфира – пенсия. Но желание куда-то бежать, что-то новое увидеть, узнать – уже въелось в кровь, сознание, характер. Я в Москве. Ищу турфирму, где мне быстро оформят очередную турпутевку. Друзья дали адрес: «Сходи на Никитскую, это в бывшем здании союза писателей СССР, там найдешь».

Нашла. С трудом открыла тяжеленную дверь старинного особняка. Вошла в огромный холл. Вошла и обомлела: святая святых советских писателей превратилась в разорившегося аристократа, который, чтобы выжить, оставил себе немного места для жизни, а все остальное сдал в аренду. Бесчисленное количество фирм, фирмочек, заполонивших собой весь холл. Чуть в стороне – стол. Что-то привлекло. Подошла ближе. Портрет Анатолия Васильевича, траурная лента – ушел из жизни. Вот и встретились, Анатолий Васильевич!

Упокоился наш земляк на Перепечинском кладбище. Мраморное темно-зеленое надгробие, портрет, под ним стихи: «Мой верный стих, живи и здравствуй». И его подпись.

В библиотеках страны хранятся более 20 его поэтических сборников стихов и не меньше, если не больше, книг-переводов фольклора больших и малых народов Сибири…

***

P. S. «Литературная газета» № 8 от 2013 года:

«Анатолий Преловский выработал и нашел методику перевода, которую признают за образец все фольклористы… Тунгусы, манси, тофалары, юкагиры, тувинцы, долганы, ненцы, эвены, эвенки, алтайцы… обрели устами русского переводчика голос своей истории… По нашим наблюдениям, на сегодняшний день в русской литературе, пожалуй, нет другого поэта-переводчика, который бы сделал столь значительный вклад в «высокое искусство» перевода…».

«А.В. Преловскому по праву принадлежит честь открытия русскому читателю древней поэзии тюркских народов Сибири в наиболее полном объеме… В отечественном литературоведении обстоятельный очерк о жизни и творчестве известного русского писателя отсутствует, хотя время его появления наступило уже давно… Недостает и обстоятельных работ о его переводческом мастерстве…».

«Услышавший музыку камня». Валерий Прищепа. Литературовед, доктор филологических наук. 2007 год, журнал «Сибирские огни» №5.

А от себя ко всем этим высказываниям добавлю. В самом начале улицы Киевской нашего города есть здание, в котором десятки лет находилась редакция газеты «Советская молодёжь». В этой газете вышли первые стихи, рассказы, яркие публикации наших земляков, чьи имена сегодня известны не только в России: Валентин Распутин, Александр Вампилов, Юрий Левитанский, Анатолий Преловский… Наверное, давно уже пора на здании установить мемориальную плиту с именами всех поэтов, писателей, известных журналистов, вылетевших из этого гнезда в большой мир российской литературы и журналистики. А разве не пора выселить из этого здания различных арендаторов с их кафе-забегаловками и, возможно, сделать здесь «Музей истории иркутской журналистики» или «истории иркутского газетоиздания», или..?

А еще Анатолий Васильевич учился в Иркутском госуниверситете, жил в каком-то доме, ходил по нашим улицам. Может, хотя бы на одном из адресов можно увидеть его имя? Я не видела. Если ошибаюсь – поправьте, извинюсь. И закончить статью хотела бы его словом, его стихами.

На краю

На краю последнего обрыва,

примеряясь к дальнему пути,

признаюсь, что жил скорей счастливо,

чем в скорбях. Ну, скажем, что почти.

И ни от чего не уклонялся,

не выгадывал, и не юлил.

Возникал обрыв – я обрывался,

крылья сами вырастали, плыл.

Над судьбой взлетая как над кручей,

бездны бытия перелетал

не с того, что был такой везучий,