Олег Маркус: Живопись – это самый большой обман и самое большое волшебство

24 сентября 2015

Чем дольше смотришь и больше полотен видишь, тем больше и ответов, и новых вопросов – это бесконечный, почти медитативный, мысленный диалог с художником.

маркус

От его картин можно отвести взгляд только для того, чтобы переместить к следующим. А потом вновь обратить к увиденным первыми. Они неоднозначные, раскрывающиеся постепенно, как сложный аромат.

Эхом отзывающиеся на отголоски мирового хора мелодий мистических звуков. Как в зеркальном лабиринте преломляющие тени веками живущих образов и фантазии автора.

Чем дольше смотришь и больше полотен видишь, тем больше и ответов, и новых вопросов – это бесконечный, почти медитативный, мысленный диалог с художником. Разговор в реальности становится его продолжением и начинается с темы, которая за несколько дней созерцания картин так и не проявилась: «Во всем множестве сюжетов нет и намека на автопортрет. Каким он мог бы быть?».

Благословение даром рисовать

– Да, действительно, автопортрет до сих пор не создал. И пока не собираюсь. Классический портрет писать неинтересно, а для сюрреалистического сам у себя вызываю слишком много ассоциаций, не знаю даже, какой символ или символы к себе присоединить. Первый образ, что приходит в голову, учитывая мой характер, – карнавал после ядерного взрыва. Но это просто шутка. 

– В Вашем творчестве сочетаются противоположности: психоделика и агрессия, канон и эпатаж, шаманизм и православие. Подобная эклектика – результат череды экспериментов по поиску себя или проявление разных органично сочетающихся творческих ипостасей Вашей личности? 

– Все, что соединяется, проглядывает, появляется намеком в моих картинах, связано с моим серьезным увлечением религиоведением: я читаю очень много литературы о религиях, верованиях, осмысливаю образы, общаюсь с представителями разных церквей, шаманами. И сам убежденный шаманист: мы живем на такой сакральной земле, что шаманизм здесь естественен, как воздух.

Задумывая каждую экспозицию, как можно больше «начитываюсь» материалами по теме. Например, готовясь к выставке «Сохраняя веру», ставшей частью Пасхального фестиваля в апреле нынешнего года, сосредоточился на житиях святых, биографиях различных исторических личностей, связанных с церковью. Читал про всех подряд и выбирал, кто мне интересен: чья история ложилась на душу – писал портреты. Например, биография игумена Дамаскина, настоятеля монастыря на Валааме, меня потрясла: мальчик из деревенской семьи, который с детства тянулся к церкви, в юности совершал паломничества в Киево-Печерскую Лавру, Соловецкий монастырь, стал одним из самых молодых настоятелей и правил 42 года, за которые Валаам достиг расцвета.

Чем больше погружался в религиозную тему, тем сильнее поражался тому, что все эти служители церкви были настолько уникальны, сильны характерами, колоритны, обладали мощной энергетикой, силой воли, смекалкой, организаторскими способностями, что, в принципе, могли проявить себя не только в религии, но стать отличными лидерами в любом деле. Меня всегда привлекали такие люди – сильные, добивающиеся успеха, и создавать их образы на холсте было увлекательным занятием. 

– Как возник замысел этой светлой, глубокой, но требующей колоссального душевного труда выставки? 

– Случайно. Изначально у нас с одним фотографом была идея поездить по деревням, поискать хорошие типажи бабушек и дедушек. Но он быстро охладел к проекту, а я отправился в путь. И действительно нашел замечательных вдохновляющих персонажей для картин. Смотрел на них, беседовал – и мною начинало двигать любопытство: что это за люди, какая у них история, какие переплетения судьбы «вылепили» их лица, сделали их взгляды именно такими. Это было так интересно – каждую морщинку прорисовывать, каждый волосок. 

– Как понравившиеся Вам персонажи реагировали на приглашение написать из портрет?

– Все соглашались. Хотя сейчас мы ушли от традиции запечатлевать себя на холсте, но кто не мечтает о своем портрете? Тем более, если видишь, что другие хорошо получаются. Стоило сделать несколько портретов, как информация о проекте стала распространяться, словно круги по воде. Мне начали приносить фотографии своих пожилых родственников, среди которых тоже было много замечательных лиц. 

Постепенно портреты накапливались, и потом я объединил их с историческими личностями в одну концепцию – показать вместе священников и тех, кто мог бы быть их прихожанами. С разными судьбами, но во многом похожими характерами, светящимися добротой и мудростью глазами, с впечатлением понимания каких-то простых истин, зачастую ускользающих от нас в повседневной суете. Оказалось, что моя идея гармонирует с Пасхальным фестивалем.

– То есть на всех картинах для этой выставки – только реальные люди? 

– Да, это моя единственная выставка, за каждым полотном которой стоит история конкретного человека. Поэтому на ней была такая мощная энергетика, соединившая силу моего авторского впечатления от всех «характерных» героев. 

– Вы получали благословение на написание портретов священнослужителей? 

– Конечно. Хотя от одного человека услышал фразу: «Тебя уже благословили, когда наделили даром рисовать». 

Метаморфозы творчества

– На Пасхальную выставку уже второй раз привозят чудотворную икону «Неупиваемая Чаша». Рассказ с таким же названием есть у Ивана Шмелева. Он описывает историю создания иконы, при этом доминирующая эмоция иконописца – радость, несмотря на трагичность сюжета: он с радостью берется за кисть, радостно выписывает каждую деталь создаваемого образа, мечтая, чтобы в будущем у тех, кто придет приложиться к иконе, становилось радостно на душе. А с какими чувствами пишете картины Вы? 

– По-разному бывает. Иногда даже мрачноватые картины создавались в хорошем настроении, и наоборот, радостные – в плохом. Закономерность простая: когда тебе чего-то не хватает, пытаешься компенсировать это за счёт холста. 

А вот когда каноническими картинами занимаешься – это всегда стопроцентно результат внутреннего диалога с героем. Если он – исторический персонаж, анализирую его биографию, высказывания, представляю, о чем бы он мог говорить, чтобы возникло выражение глаз, необходимое для воплощения всей идеи портрета. Если же он – ныне живущий человек, желающий иметь свой портрет, обязательно с ним знакомлюсь и беседую. И тогда настолько жизнью своего героя наполняюсь, что и работа идет качественнее, и взгляд у человека живой получается. 

У меня были периоды, когда под влиянием впечатливших меня литературных произведений рисовал портреты их авторов – писателей и поэтов. Так у меня в коллекции появился Александр Солженицын, Федор Достоевский, Варлам Шаламов. Читал «Архипелаг ГУЛАГ», «Красное колесо», «Колымские рассказы», и у меня возникал образ автора, который хотелось – и иначе никак – запечатлеть красками. 

– Исходный авторский замысел в процессе работы иногда меняется до неузнаваемости: черновики некоторых упомянутых писателей были не похожи на классические тексты, которые мы знаем. Вам приходилось менять идею картин? 

– Практически 99 процентов моих работ не похожи на эскиз. Но меня это не сильно заботит, я отдаюсь процессу: если замысел не идет, значит, так надо, чтобы картина в другую сторону «свернула». Бывает, набросаешь эскиз, доволен им, а начинаешь работать – и чувствуешь другое настроение, другую энергетику. И вот уже начинаешь выбирать для сложных тем более радостный цвет. Но как бы ни удалялись картины от задумки, я всегда доделываю их до конца. Это черта характера. 

У меня есть несколько полотен, получившихся в результате больших метаморфоз замысла. И именно они, как ни странно, стали мне дороже всех, даже продавать их не захотел. Это как с детьми: любят самых тяжело доставшихся. Расскажу про одну – «Дорога через мост». Эта работа сложно далась, а получилась самая любимая. Сейчас на ней изображена бабушка, идущая по осеннему лесу в храм. Картина настолько «не пошла» с самого начала, что был в отчаянии: что ни делаю, все не так. Никакой бабушки в эскизе не было, только осенняя природа. А в результате творческих мук и бабушка появилась, и какая-то другая стихия, и энергетика необыкновенная. 

«Старик со свечой» под Харуки Мураками 

– Как возникают названия картин? 

– Каждый раз – отдельная история. Иногда напишешь картину и мучительно придумываешь название, а бывает наоборот: придут слова и потом картина вокруг строится. Например, вся моя вторая выставка – «Матерь богов», связанная с шаманизмом, «родилась» из цитат из Карлоса Кастенеды – они давали идеи, проецирующиеся на полотно.

– Где Вы рисуете?

– Дома, идеальный для меня вариант. Нет понятия «ехать куда-то на работу», я в ней постоянно. Это не дает расслабиться, но мне в удовольствие. Бывает, не хочешь рисовать, а ходишь мимо, ходишь, глаз упадет на мольберт – и начинаешь, и перестать не можешь – вдохновение не отпускает. Причем это может происходить в любое время суток. 

Например, картина «Старик со свечой» была полностью написана ночью. Половину дня до этого я работал над одной картиной, сложно заканчивал ее, и эта ситуация с напряженным творческим поиском так впечатлила, что часов в восемь вечера сел, достал чистый холст, начал старика писать и очнулся только часов в семь утра – от того, что люди за окном зашумели, идя на работу. Этот отвлекало меня и от картины, и от аудиокниги, которую всю ночь слушал. Да, есть у меня привычка рисовать и слушать. Пишу много, и все под MP3-плеер, за это время столько книг переслушал и иначе уже процесс не представляю: включил, взял кисть – и вперед. 

– И что же слушали в ту ночь? 

– «Охоту на овец» Харуки Мураками. Да, странное сочетание – архетипический русский старик и носитель абсолютно другой картины мира японский автор. Но в творческом процессе они соединились. Это был один из тех кайфовых моментов, когда работа настолько увлекает, что остановиться невозможно. И это нормально.

Вообще же выбор книг, сопровождающих рисование, зависит от настроения и вдохновения. Как сюрреалист люблю фантастику: Сергея Лукьяненко, Джона Толкиена. Сейчас с восхищением слушаю Макса Фрая, много картин под него написал. Борис Акунин хорошо на слух воспринимается, приятно работать под него, тем более, что его романы отлично озвучил Александр Филиппенко. Часто слушаю исторические книги, издания по психологии, философии – Елену Блаватскую, Николая Рериха, Карлоса Кастанеду.

– Современный французский фантаст Бернар Вербер в конце каждой книги дает список музыкальных произведений, которые слушал при ее написании. Думаю, посетителям Ваших выставок было бы интересно узнать, какие книги повлияли на Вас во время рисования.

– Хорошая идея. Можно ее обдумать. 

Дерево, изменившее жизнь

– Я читала красивую историю о том, как Вы стали художником: во время первого путешествия по Байкалу один старый шаман показал Вам дерево, на котором, по преданию, достиг перерождения один из могущественных шаманов, и по возвращении домой, пережив сильнейшее эмоциональное потрясение, Вы почувствовали непреодолимую тягу к холсту. 

– Да, и эта красивая история – абсолютная правда. Для художника важно иметь свою мировоззренческую систему. Ты же головой рисуешь в первую очередь, мыслями: думаешь, какой цвет положить, какую тень. Вся метафизика, вся наполненность картины жизнью, энергией идет изнутри.

На самая же деле живопись – это самый большой обман и самое большое волшебство: берешь пустой холст и создаешь на нем целый полноценный мир, куда попадаешь, словно в другую реальность. Это же круто.

– А до этой встречи с шаманом Вы рисовали? 

– Да, но сформировал себя как художника только в период шаманизма, когда осознал и сформулировал для себя, что по-настоящему хочу. Одно дело – перерисовывать образы, совсем другое – создавать свои. Так вот для меня принципиально важно создавать собственные формы. После того случая один раз смог – и «заразительно» получилось. Нигде не видел подобного. Так тема шаманизма меня «зацепила» и не отпустила, а все больше заинтересовывает. Чем? Тем, что шаманизм существует в гармонии с природой: вот шаман, вот его действия, все в естественном окружении неба, гор, воды, всей природы, Вселенной как главного храма, созданного высшими силами. 

– Кроме осмысления своего творческого предназначения и скрупулезной самостоятельной шлифовки таланта под впечатлением от шаманизма Вы проходили через традиционную художественную «школу»? 

– Да, но самая главная учеба происходит в процессе создания картин и на выставках. Это главная практика для художника. Пока не выходишь в люди, не получаешь обратной связи – не можешь адекватно оценить себя, ориентируешься на собственное, так сказать, «плоское» самовосприятие, а отклик на твое творчество формирует «3D» картинку тебя как мастера. Плюс к этому профессионализм надо постоянно доводить до совершенства, благо, для этого есть безграничные возможности Интернета – сейчас доступны любые мастер-классы, экскурсии в каждый музей мира. 

– Какой отзыв Вам особенно дорог? 

– Все хорошие словно сложились в копилку и перемешались в одном добром облаке так, что ничего выделить нельзя, можно только теплоту чувствовать. Порадовала награда министерства культуры и архивов Приангарья за весеннюю выставку – их редко дают тем, кто не состоит в Союзе художников. Зато отчетливо помню все негативные отзывы, именно от них расту как художник, они меня стимулируют. Это как у Льюиса Кэррола в «Алисе в Стране чудес»: чтобы куда-то прибежать, надо бежать в два раза быстрее. 

– И Вы действительно быстро «бежите»: семь выставок за двенадцать лет. Такой темп – в удовольствие? 

– Да, все в удовольствие. Я импульсивный человек в творчестве: если идеей заразился, то работаю круглосуточно. Бывает, что несколько картин одновременно веду, если только они одной смысловой «палитры», тяжело переключаться с одной темы на другую. Мне в таких условиях удобно. Наоборот, если долго не пишу или мало, за себя стыдно становится. 

– После одной из выставок вы сказали: «Мне хочется, чтобы герои моих картин помогали другим людям, вдохновляли не терять веру в силу русского духа. Тогда моя цель как автора будет достигнута». Это Ваш творческий манифест? 

– Я не зацикливаюсь на этой цели, но она для меня действительно важна: желание самовыражения, вдохновение, жажда создавать новое устремлены на создание хорошего продукта и диалог со зрителем, который, в идеале, должен его на что-то сподвигнуть. Знаете, Константин Кинчев об этом хорошо сказал: «Делаю, что нравится. Если это нравится еще кому-то, значит, не зря делаю». Надеюсь, и мои произведения изменят чью-то жизнь, как мою несколько раз меняли чужие: например, книга могла в корне мировоззрение перевернуть – Библия, Бхагават-Гита, труды Кастанеды. Но вместе с такой открытостью миру, думаю, у любого художника присутствует некий специфический момент эгоизма: когда ты видишь какую-то вещь и хочешь ею владеть, то достаешь холст, мольберт – и вот она твоя. То есть ты можешь «поймать» и «присвоить» суть вещей, их душу. Это фантастически здорово.

Анна Важенина 

Визитная карточка 

Олег Маркус родился и учился в Иркутске. С 2002 по 2015 год прошли семь его персональных выставок:

2008 год – «Сны о чем-то большем» 

2009 год – «Матерь богов» 

2010 год – «Психоделика» 

2012 год – «Дым на зеркале или матриархат в дурдоме» 
2013 год – «Мой мир» 

2015 год – «Сохраняя веру»

В начале ноября Олег Маркус представит новую выставку «Городские ведьмы». В основе образной системы, по его словам, – психологический портрет современной женщины, поданный через образы, диалоги, необычные названия картин.

 

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!
Ссылка на telegram Ссылка на vk
Читайте также