Старость – это свобода, или «Несовременный концерт» из будущего
25 июня 2015
24 июня в ТЮЗе я оказался в ТЮЗе на спектакле студентов Школы-студии МХАТ им.Чехова «Несовременный концерт». Чувствовалось, что будет интересно (имена режиссера спектакля и педагога этого курса Виктора Рыжакова и ректора Школы-студии Игоря Золотовицкого, отличных профессионалов, позволяли быть в этом почти уверенным), поэтому зал набился под завязку. Открыли начало гастролей «студенческого МХАТа» в рамках фестиваля «Культурная столица» первый замминистра культуры Иркутской области Сергей Ступин, представитель компании En+ Марина Грачева, представитель фонда Олега Дерипаски «Вольное дело» Екатерина Светличная, И.Золотовицкий и В.Рыжаков.
Рыжаков рассказал о спектакле. Три года назад, сказал он, студенты получили задание: познакомиться с человеком не моложе 80 лет, пообщаться, выслушать его – и затем сыграть его монолог. Тема спектакля, состоящего из таких монологов – старость. Еще живущие среди нас, но уже давно замолчавшие старики должны были заговорить в этом спектакле, собранном фактически из документального материала. Собственно, это та самая театральная технология verbatim, с которым успешно работает «театр док» (прошу прощения, если выражаюсь неточно).
Спектакль оказался превосходным, и очень здорово, что он прошел именно в ТЮЗе, где, надеюсь, его посмотрели молодые актеры нашего театра – и увидели, как можно это делать. Монологи глубоких стариков были сыграны юными актерами с неожиданной точностью и органической виртуозностью, практически без комикования (только в одном фрагменте юный актер не удержался и «дал» немного Гайдая). Истории, рассказанные их стариками, были настолько здорово «сняты» актерами (воспользуемся лексиконом музыкантов), что воспринимались как документальные. Признаюсь, я даже включил диктофон – и просто записывал спектакль. Мне вдруг показалось (наивно показалось, но я же был в театре, так что это простительно), что вот сейчас эти старики замолчат, умрут – и этого всего, того, что они рассказывают о своей жизни, не узнает уже никто. О том, как голодно, страшно и беспросветно жилось этим сегодняшним старикам в «нашей юной прекрасной стране» все годы, начиная с детства, когда одевались во что попало и голодали, и позднее. Конечно, подобный исторический материал существует в виде записей, расшифровок, статей и так далее. Но живой человек (про то, что это актер, забываешь совершенно), его голос, интонация – это то, что невозможно сохранить, он умрет – и этого не будет. А тем более когда слышишь такое в театре, который, сохраняя документальность, десятикратно усиливает впечатление. И в этом смысле – я вдруг подумал – театр сейчас вдруг стал совершенно особым местом: может быть, только в нем и возможно сохранить историю в том ее виде, в каком от нее невозможно ни отмахнуться, ни заслониться. В виде обычных человеческих судеб, не героев, не типических персонажей, а просто – людей, которые жили и пока еще говорят с нами. Старость – это ведь особое состояние последней свободы, когда человек говорит откровенно и бесстрашно: ему нечего больше бояться. Старый человек настолько уязвим и слаб, что забывает об осторожности. Это были поразительные монологи, и свою запись на диктофоне (неполную, увы) я даже боюсь включить.
Но спектакль – это спектакль, а не просто речи героев. Студенты школы-студии не только играли стариков, но и отлично пели (некоторые – даже вполне профессионально), здорово играли на музыкальных инструментах (большинство песенных номеров они спели и сыграли на сцене вживую), хорошо двигались и танцевали – то есть В.Рыжаков задействовал в спектакле все их качества, которыми и должен располагать универсальный артист. Владеть своим телом, мимикой, голосом так, как это делают молодые московские артисты – это дорого стоит, думаю, их иркутским коллегам было на что посмотреть. Да и нам, зрителям, чего греха таить, видеть такое в Иркутске доводилось нечасто. Обычный «гастрольный спетакль» - это ведь, как правило, довольно унылое зрелище, где известные сериальные актеры, выходя к рампе снулой походочкой, громко выкрикивают в зал свои «комические» реплики, жестикулируя, как в самодеятельности.
Молодые актеры Школы-студии, явно насмотренные и в мировом театре, и в мировом кино, были в спектакле не просто «актерским ансамблем», - каждый в своей сцене и роли был хорош и достоверен. Понятно, что молодому актеру играть пластику старика проще, чем старику молодого, но ребята были и пластически органичны, причем парни даже в большей степени, чем девушки: все-таки стариковская пластика более фактурная и фиксируется легче, чем старушачья.
Декорации представляли собой окружающую сцену с трех сторон белую «стену», на все три стороны которой весь фильм шла проекция либо архивного видео, либо видео, стилизованного под архивное (кадры из «Титаника»), «горящих окон» и так далее - в общем, декорация жила и менялась. Было даже музыкальное видео из старого фильма, которое студенты зеркально сыграли точка в точку, танцуя и исполняя вживую ту американскую песенку, которая шла на экране. Иногда видео сопровождало монолог или песню, иногда было контрастом к тому, что было на сцене. В спектакле было много советской хроники, как официальной, так и любительской (старик, кормивший голубей, перед глазами до сих пор). И все это – монологи, сценки, песенки, танцы, видео – сливалось в единое театральное действо и превращалось в реку времени, которая хлестала со сцены в зал, и на дне которой мы, остолбенев и промокнув, просидели два часа.
Но главная находка спектакля – это, конечно, монологи стариков с их удивительными поворотами судьбы, деталями, черточками характеров и интонациями, - монологи, позволяющие заглянуть в их жизни, пролетевшие для них за 80-90 лет, как за одно мгновение. Трагичность этих монологов, их теплота и какая-то непоправимость и беззащитность – все это в спектакле сделано с удивительным тактом и одновременно с беспощадной точностью.
Спектакль завершился жизнерадостным танцевальным номером, вызывающим и трогательным одновременно. Пронзительные монологи стариков вдруг обернулись молодым танцем, красивым и энергичным, но бессловесным. Это был еще и спектакль о театре, который может заставить зрителя содрогаться от ужаса, слушая монологи стариков, и через несколько минут уже ликовать вместе с пляшущими актерами. Я, кстати, ждал, не возмутится ли кто-нибудь в зале по поводу этого финального танцевального дивертисмента, эротичного и откровенно телесного, каким и положено быть танцу, и вообще – по поводу всего вот этого? И таки дождался: две дамы в нашем ряду подчеркнуто встали и вышли в знак протеста. Причем их телесная пластика и походка (они умудрились пройти между креслами решительным и почти строевым широким шагом) не оставляли никаких сомнений в протестном смысле их ухода: пластикой тела у нас владеют не только московские артисты, но и иркутские зрители. Но это и правильно: настоящий театр не может не задевать.
В общем, все было хорошо. Удивительный материал, добытый студентами, спектакль, придуманный и построенный из этого материала железной рукой мастера, молодые счастливые актеры, благодарные зрители, - все было замечательно, все были довольны. Ах, да, еще были эти старики. Мы-то все разбежались, а они – мне кажется – все еще сидят там, на сцене. И вглядываются в пустоту.
Владимир Демчиков, специально для Глагола
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
