Иркутск силен историческими корнями

06 июня 2018

С историком Марией Плотниковой мы собирались поговорить про особое восприятие мира иркутянами, про городскую идентичность, поиск бренда и так называемую «иркутскость». Но Мария Михайловна, как Шахерезада, взяв одну сюжетную ниточку истории столицы Восточной Сибири, волшебным образом присоединила вторую, третью с событиями из жизни иркутян XIX века и сплела целый волшебный узор из прошлого и настоящего, объяснив многие современные проблемы и особенности города.

– Мария, недавно много шума наделали приглашенные ребята, представившие свой бренд Иркутска. И тут два вопроса: могут ли сторонние спецы придумать бренд, который бы устроил местных? И второй вопрос: а зачем вообще нужен бренд городу?

– Начну со второго вопроса. Иркутску особенно сейчас бренд очень нужен, потому что наш город – туристический. И необходимо символьное обозначение города. К тому же это красиво и современно. Вообще, символы очень упрощают коммуникации. К примеру, мы были в Пекине, китайского языка не знаем, но увидели обозначение метро и поняли, куда нам дальше двигаться… Не случайно территориальный брендинг сейчас на пике моды. И бренд Иркутска – это важная часть городской идентичности. Лаборатория городского развития и социальных инноваций Международного института экономики и лингвистики ИГУ достаточно обстоятельно занималась изучением этой проблемы и установили, что в Иркутске легко спутать энергетику Байкала и собственную энергетику города. Они очень разные: у Байкала – это мощь, заряд, переворот сознания, у Иркутска – это спокойствие, традиционализм, размеренность. И вот с товарищами из компании INSTID, последними разрабатывавшими бренд нашего города, Иркутск сыграл злую шутку: за энергетикой Байкала они не почувствовали города.

Прозвучало много критики в адрес этих ребят из INSTID. Я же хочу сказать слова в их защиту. Мне многое из того, что они рассказали, понравилось. Они опросили много людей, экспертов, наложили полученные данные на современные тренды в дизайне и выдали некий результат, достаточно интересный. Полагаю, их идеи могут найти свое применение на острове Юность, который сейчас обустраивается как новое актуальное городское пространство.

Из обсуждения, разразившегося и в социальных сетях, и в СМИ, можно выделить критические отзывы: «Почему это бренд Иркутска разработали заезжие?» Но тут можно возразить: был открытый конкурс, наши дизайнеры и криейторы его не выиграли, и теперь возмущаться смысла нет. Что же до разочарования визуальным решением специалистов из INSTID, то тут тоже всё вполне понятно. Они представили нечто, и это не бабр в рамочке! А большинство иркутской публики ждало чего-то понятного и традиционного.

– Ваши исследования подсказали вам, что приняли бы иркутяне в качестве своего городского бренда?

– Иркутск силен своими историческими корнями, более того, именно история является туристической «фишкой» столицы Восточной Сибири. И горожане сроднились с бабром, он для них является привычным символом, возможно, за неимением лучшего. Хотя, безусловно, визуальным ресурсом могут выступить старые деревянные дома. И одна из крупных частных галерей города этот тренд ухватила и воплотила в своем «лейбле». Определенная трансформация деревянного Иркутска – 130-й квартал. Я знаю, его часто ругают, но именно там можно встретить и туристов, и коренных жителей, там ощущается пульс города. А на самой шикарной торговой улице XIX века – Урицкого (до революции – Пестеревская) этой «движухи» нет. Да, сейчас выделяются средства на ее реконструкцию, я надеюсь, эта красивейшая улица нашего города найдет себя в новом времени. Сейчас основной точкой притяжения публики на этой улице является сетевой ресторан быстрого питания…

Возвращаясь к вашему вопросу. Наше исследование показало, что местные жители видят брендом Иркутска бабра, кедровую шишку и здание драмтеатра. До сих пор в сознании обывателей живут два советских слогана: Иркутск – ворота на Байкал и Иркутск – культурная столица Восточной Сибири. Поэтому, когда товарищи из INSTID представили свое видение «иркутскости», мне стало понятно, что их предложения не будут приняты активной общественностью Иркутска, которая четко ориентирована на историчность. А в новой концепции бренда эта часть почти полностью отсутствовала.

– Но в исследовании приглашенных специалистов есть же отсыл к истории Иркутска. Они, в частности, упомянули роль декабристов в формировании духа города.

– Да, они интересно подошли, наложили выявленные смыслы на современность. И трактовали декабристов как волю, стремление иркутян к воле. Иркутск – один из немногих городов Российской империи, где царил дух свободы. Он в этом ключе близок с Великим Новгородом и Одессой. Горожане не знали крепостного права, это сформировало независимость мышления.

К слову, приезжие исследователи выявили еще один любопытный символический капитал Иркутска: они трактовали символ бабра как неординарность мышления горожан.

– То есть не как исторический ляп?

– Ни в коем случае. Я бы еще добавила, что бабр – символ богатства горожан. И любовь к этому символу хранится уже не одно столетие.

Я несколько месяцев жила в Германии и там изучала городские бренды. К примеру, в Карлсруэ визуальным символом города является пирамида – каменная усыпальница маркграфа Карла-Вильгельма. Так вот, эта пирамида в некоем сочетании с другими элементами читается в брендах университета, библиотеки, музея, городских служб Карлсруэ. И, находясь в таком городе, тебе легко ориентироваться по этим символам. Более того, они формируют единое пространство. Это визуальный посыл, понятный очень большому числу людей. В современном мире, который уходит от текста к образам, наличие символа, бренда – это необходимость. В Берлине городской бренд – красная рамочка. Потрясающий, лаконичный визуальный посыл, отражающий динамичную, яркую и быструю жизнь берлинцев. Иркутяне бы такой символ не приняли для своего города, потому что у нас нет той самой «движухи», зато есть гордость за богатую историю.

– Как относились иркутяне к городу 150–200 лет назад? Я читала, что зажиточные горожане облагораживали свои усадьбы, но непременно отгораживались от мира высоким забором.

– Во-первых, это связано с тем, что в городе было много ссыльных. Центр России освобождался от криминала, высылая таких лиц на окраины империи. Я изучаю, помимо Иркутска, еще Енисейск и Красноярск и в архивах нашла отчет какого-то градоначальника енисейского, который указывал, что сами енисейцы совершают не более одного процента от общего числа преступлений. Остальные безобразия – дело рук пришлых. То же самое касалось, думаю, и иркутян. Сами горожане были законопослушными, они имели возможность заработать, другое дело каторжники… И поэтому все дома за заборами, и ставни в восемь вечера все закрывали, и город замирал.

Во-вторых, вы знали, что в Иркутске чем выше ворота, тем богаче хозяин? Вот такая городская черта, отражение купеческой рачительности, а раз большие ворота, то и забор должен быть под стать.

И еще хочу рассказать один сюжет о связи времен. Вы, наверное, слышали, что часто иркутян ругают за агрессивный стиль вождения автомобилей. Мол, хамство у нас на дорогах, лихачество. И когда видишь стиль вождения в других городах, можешь с такой оценкой согласиться. Но я, работая в архиве, обнаружила документ, что в середине XIX века в Иркутске было развлечение – устраивать гонки по центральным улицам на колясках летом и на санях зимой. То есть залихватское вождение – это наша городская уникальность.

– Какие еще есть уникальные черты у иркутян, которые имеют исторические корни?

– Сейчас постепенно возрождается благотворительность в Иркутске, и эта традиция имеет историческую основу. К слову, благотворительностью иркутское купечество занялось лет на тридцать раньше, чем в целом в Российской империи. Тот же Константин Петрович Трапезников еще в 1830-х годах оставил капитал для того, чтобы каждый год пять мальчиков из бедных семей или сирот отправляли учиться ремеслам в Москву и Казань. Городское сообщество определяло, каких специалистов, ремесленников не хватает, и именно этому делу обучали ребят, которые потом возвращались в родной город и работали. Специально, чтобы они могли начать свое дело, был предусмотрен еще капитал, выдававшийся, как сейчас бы сказали, в качестве подъемных. Спустя какое-то время была учреждена Сиропитательная ремесленная школа имени Трапезникова, которая уже здесь, в Иркутске, занялась воспитанием кадров.

Вообще, купцы активно откликались на нужды города. Так, на средства Михаила Сибирякова была построена деревянная (в 1830-е годы перестроенная в каменную) церковь на Иерусалимском кладбище в 1795 году, которая стала содержаться за счет средств, выделяемых Иркутской градской думой. А своеобразный старт этому проекту дала императрица Екатерина II, которая утвердила указ об учреждении кладбищ за городской чертой. Иркутску потребовалось привести в порядок свое кладбище, а по традиции присмотр за могилами осуществляли служители церкви. Вот Сибиряков и решил проблему города, построив такую церковь рядом с Иерусалимским кладбищем.

Правда, в отношении благотворительности сибирских купцов мы спорим со знатоком истории Иркутска Вадимом Петровичем Шахеровым, который утверждает, что купцы ничего просто так не делали и во всем прежде всего просчитывали личную выгоду. Мне кажется, этот вопрос не столь принципиален. Важнее другое. Купечество вкладывалось в город. Строились больницы для бедных, учебные заведения и приюты. Сироты и обездоленные получали денежную помощь. Иркутяне долгое время не платили налоги в казну, за них эти деньги вносили из городского капитала, сформированного при содействии купечества.

– Но всё же, если говорят об Иркутске, то чаще вспоминают не о благотворительности, а о торговле…

– Иркутяне всегда умели торговать. Это было и в царские времена, и сейчас. Посмотрите фотографии Иркутска конца XIX – начала XX века: какие роскошные магазины в центре города. Некоторые здания уцелели до наших дней. Причем строились специальные помещения под магазины, а не переделывались существующие. Это происходит и сейчас. Насколько я помню, наш «Модный квартал» получил премию как лучший новый торговый центр европейского уровня.

– У иркутян же еще и особенное отношение к городской власти.

– Я бы даже сказала, иркутяне в целом весьма свободолюбивы и не боятся идти на противостояние или на демонстрацию «городского характера». Несколько избирательных кампаний последних лет это ярко подтвердили. И у этого тоже есть историческая подоплека. Так, в 1807 году гражданский губернатор Николай Трескин не утвердил в должности городского головы купца Михаила Сибирякова. Как писал общественный деятель Всеволод Вагин, «придравшись к прежним, большею частью ничтожным подсудностям Сибирякова, Трескин распорядился сделать новые выборы. Общество протестовало; половина его решительно отказалась от нового выбора, другая выбрала ничтожного купца Саватеева, но заявила при этом, что она делает новый выбор единственно из повиновения распоряжению начальства». Мещане не согласились с позицией губернатора Трескина в отношении Сибирякова и продолжали поддерживать его кандидатуру.  В итоге губернатор всё же утвердил Саватеева, мещан-бунтарей предали суду за ослушание, Сибирякова сослали в Нерчинск, а его соратника купца Мыльникова – в Баргузин. И несмотря на такую расправу над богатейшими людьми города, купцов не сломили. Борьбу против гражданского губернатора, пусть и в более осторожном, тайном ключе, продолжил Константин Трапезников.

Но не стоит строить слишком уж прямых аналогий между иркутянами в XIX веке и нынешними. Сильная позиция иркутского купечества в отношении коронной бюрократии стала возможной в Российской империи только благодаря отдаленности Сибири от центра.

– Кстати, про Трескина. Существует такая история, будто бы гражданский губернатор Трескин, желая «выпрямить» улицы столицы губернии, чуть ли не наполовину дома срезал, чтоб сделать по линейке городскую планировку.

– О, вы тут затронули очень интересную тему влияния ландшафта на городскую идентичность и ментальность горожан. К примеру, уже упоминавшийся мной Карлсруэ проектировался маркграфом Карлом-Вильгельмом как город его мечты и создавался «на чертежной доске»: в центре дворец, от которого веером расходятся тридцать две улицы и аллеи. Похожий подход при проектировании своей столицы Санкт-Петербурга применил Петр I. Совершенно иной взгляд на планировку демонстрируют Москва, Вена и Краков – города с кольцевой структурой. На городское планирование Иркутска оказала существенное влияние его роль транзитного центра, где одна городская ось сформировалась параллельно реке, другая – железной дороге. Но городом с правильными кварталами Иркутск стал именно благодаря гражданскому губернатору Трескину.

– То есть нам надо не критиковать, а хвалить такого губернатора!

– Скажем так, это была неоднозначная историческая фигура. На мой взгляд, он был ревностным исполнителем всех императорских указов, в том числе и по благоустройству городов. А когда в 1816 году были опубликованы «Общие для городов правила, написанные собственно его императорского величества рукою», они указывали не громоздить ничего на улицы и ничего на них не складывать, улицы содержать в чистоте. Для работ по планировке разрешалось использовать лиц, содержащихся в тюрьмах. Во исполнение этого указа и еще ряда предыдущих по благоустройству городовТрескин приказал определить границы улиц, при этом главные улицы должны были быть шириной двенадцать саженей, а второстепенные – восемь. Иркутские домовладельцы должны были в течение года переместить свои дома, если они заступали за красные линии, потом к этому сроку добавили еще три месяца. После чего по поручению губернатора городская полиция организовала команду из заключенных иркутской тюрьмы во главе с арестантом Гущей. Эта команда и принялась разбирать дома, выступавшие за красную линию, или отпиливала часть дома.

Но справедливости ради нужно сказать, что Трескин, исполняя императорский указ, привел в порядок дома обнищавших горожан. Совсем нарушавшие эстетический вид центральных улиц гнилушки разобрали, а их хозяев переселили в новые дома, построенные на «пожертвования» купцов.

И если в конце XVIII века военный губернатор Леццано приказывал с шатающегося по городу скота брать пошлину: с рогатого по одному рублю, а со свиньи – полтину, то в 1840-х Иркутск поражал путешественников «своими полуготическими церквями, красивыми домиками, правильностью улиц и площадей и прекрасною набережною, близ коей устроен сад в английском вкусе». Так что Трескин не так однозначен, раз сумел переломить сопротивление купечества и вольнолюбивых горожан и привести всё в соответствие с царским повелением и, по сути, заложить основы городского планирования.

Справка "Права выбора": Мария Плотникова – кандидат исторических наук, доцент, заведующая кафедрой социально-экономических дисциплин, руководитель лаборатории городского развития и социальных инноваций Международного института экономики и лингвистики ИГУ.

Автор монографий «Формирование коллективной идентичности в городах Восточной Сибири в конце XVIII – начале XIX веков», «Иркутская градская дума в 1787–1807 годах: по замыслу законодателей и на практике», соавтор биографических справочников «Иркутская дума: городские головы, гласные и депутаты. 1787–2014», «Городские головы, гласные и депутаты Иркутской думы 1872–2011».

В сферу научных интересов входит проблематика территориального брендинга, городского развития и самоуправления, формирования института выборов в губернском Иркутске в XVIII веке, городские бюджеты дореформенных городов.

                                           Алёна Сабирова, Право выбора

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!