Иркутск в жизни Льва Троцкого: 140-летию со дня рождения
07 ноября 2019
7 ноября 2019 года исполняется 140 лет со дня рождения Льва Троцкого. Один из вождей революции родился в день будущих событий, которые перевернут мир.
В жизни Льва Давидовича были две ссылки, и обе в Сибирь. В 1900–1902 годах - это была Иркутская губерния, в 1907 году - Тобольская. Сегодня благодаря статьям иркутского историка, профессора Иркутского госуниверситета Александра Иванова "Глагол" вспомнит иркутскую историю Троцкого.
Тобольская ссылка не оставила заметного следа в биографии Троцкого, тем более, что до места своего причисления – Обдорска – он не доехал, бежав с дороги. А вот Иркутская, имела важнейшее значение: именно здесь состоялось его партийное самоопределение, отсюда он шагнул в большую политику. Несмотря на значимость иркутской ссылки, большинство исследователей его жизни и творчества вообще не останавливаются на этом времени.
Революционная юность Льва Бронштейна началась на юге России, в Николаеве. Он был одним из руководителей "Южно-Русского Союза рабочих", нелегальной организации, занимавшейся политической пропагандой. Юный Лев писал листовки, вел рабочие кружки, выпускал журнал, а в 18 лет был арестован: таким путем в революцию попадали тогда сотни недоучившихся гимназистов и студентов.
Два года тюрем в Николаеве, Одессе, Херсоне и Москве укрепили его революционную решимость. Он изучает историю массонства, основы христианского учения, узнает о Ленине и штудирует его "Развитие капитализма в России". Бронштейна приговорили к четырем годам ссылки. В начале 1900-х каждый пятый политтсыльный был евреем.
Будучи в тюрьме, Лев венчался с Александрой Соколовской, поэтому в мае 1899 года они просили ослать их в одно место. В марте 1900 года из Московской пересыльной тюрьмы Бронштейн просил иркутского генерал-губернатора Александра Горемыкина о том, "чтобы жена моя, политическая ссыльная Александра Лейбовна Бронштейн, урожденная Соколовская, была назначена в одно со мной место Восточной Сибири". Почерк мелкий, правильный, по сегодняшним меркам, каллиграфический.
Александра Львовна владела крайне востребованной для Сибири профессией – была акушеркой, что гарантировало, на фоне сплошной безработицы ссыльных, стабильный заработок. После переписки столичных и восточносибирских охранных ведомств, разрешение о совместном пребывании было получено. Местом отбывания наказания Бронштейнов было определено селение Усть-Кутское Киренского уезда Иркутской губернии.
Летом 1900 года Бронштейны прибыли в Иркутск железной дорогой. Вскоре их отправили в Александровскую пересыльную тюрьму. "Пересылка" состояла из нескольких вместительных деревянных бараков, обнесенных двумя рядами забора. Здесь надо было ждать отправки дальше на север. Из партий ссыльных составлялись этапы в десятки, а то и сотни человек. В июле их отправили на крестьянских подводах до Качуга, а оттуда на паузках (огромный плот, бόльшая часть которого была занята сараем, предназначенным для размещения конвоя и ссыльных) вниз по Лене. Красота великой сибирской реки и возможность впервые за многие месяцы быть рядом друг с другом на время заслонили для Бронштейна и Соколовской мрачную перспективу ссыльной жизни. О предстоящих четырех годах пребывания в таежной глуши, нужде и борьбе за существование просто не хотелось думать.
Одно из писем к Александре Львовне, написанное незадолго до отправки по этапу, прекрасно передает настроение Бронштейна: "мы там будем вместе! Как олимпийские боги! Всегда-всегда неразлучно вместе! Сколько раз я уже повторяю это, и все-таки хочется повторять и повторять". Через три недели путешествия рекой паузок был уже в Усть-Кутском. 2 августа Лейба Бронштейн и Александра Соколовская прибыли в село Усть-Кутское.
Трудности быта, отсутствие денег не страшат Бронштейна: "…книги и личные отношения поглощали меня", – вспоминал он в своей автобиографии. Ссылка для него становится временем политического самоопределения. До того периода он не был марксистом, а больше народником. Осенью 1900 года здесь получила распространение книга В. К. Махайского "Умственный рабочий", который создал собственное учение анаpхизма, получившее затем название "махаевщины" или "теории рабочего заговора".
В ссылке он думал о теероре: "После единичных колебаний, – напишет он позднее, – марксистская часть ссылки высказалась против терроризма. Химия взрывчатых веществ не может заменить массы, – говорили мы. Одиночки сгорят в героической борьбе, не подняв на ноги рабочий класс. Наше дело – не убийство царских министров, а революционное низвержение царизма".
Для острого, жаждущего кипучей деятельности ума Бронштейна журналистика, а чуть позже и литературная критика, стали настоящим спасением. Он начал писать в газету "Восточное обозрение", которое пользовалась известностью далеко за пределами Сибири и считалась одной из лучших провинциальных газет. Нередко страницы газеты превращались в легальную трибуну для политических дискуссий. Так было, например, со статьей Красина "Судьбы капитализма в Сибири" (1896), вызвавшей многочисленные отклики и самое широкое обсуждение иркутской общественности.
Бронштейн-журналист – неожиданно многолик. Казалось бы, начинающий марксист должен писать только "дышащие праведным гневом социального обличения" строки о нужде рабочего класса, но он предстал как корреспондент, фельетонист-сатирик, литературный критик-публицист и философ. Почти все статьи он подписывал "Антид Ото", что в переводе на русский соответствует понятию "противоядие". Выбор столь странного псевдонима через 30 лет Троцкий объяснил, что "раскрыл наудачу итальянский словарь – выпало слово antidoto – и в течение долгих лет я подписывал свои статьи Антид Ото, разъясняя в шутку друзьям, что хочу вводить марксистское противоядие в легальную печать".
В иркутской ссылке стала проявляться яркая индивидуальность Троцкого, которому все обычное казалось стандартным, а значит, неприемлемым. Он писал обо всем. Вот, например, призыв молодых крестьян села Усть-Кутского на военную службу. Медкомиссия "по здоровью" не забраковала ни одного призывника, но он уверен, что сибирская медицина плоха, а в обществе господствует закон естественного отбора. Появление в продаже народного отрывного календаря, изданного Сытиным, вызывает в душе ссыльного настоящую праведную бурю: календарь он назвал "лицемерно-пакостным". "Здесь тебе и “любовь”, и “черти” оптом, и цветы – пошлость и неприкрытое невежество".
Гораздо интереснее предстает Бронштейн как литературный критик. Большинство его статей посвящены необычайно острой для русской интеллигенции теме – политике и искусства. Например, пьеса некоего драматурга Федорова "Старый дом": потомственный дворянин не унаследовал от своих предков стремления к накоплению материальных благ, внешне инертен, занят поиском ответов на "вечные" вопросы. Троцкий увидел здесь "неталантливое подражание символизму и символистам". Он замечает, что символизм не выдуман кем-то конкретно, художественная литература уже по природе своей символична, и "символизм, как прием искусства, служащий для выявления основных типов в хаосе жизненных звуков, необходим, и потому законен". Бронштейн выступает против тех "профессионалов искусства", у которых символизм становится самодовлеющей целью, поправ и "гражданские интересы", и "бедный здравый смысл, и даже отечественную грамматику".
Через критику символизма утверждает Троцкий необходимость принципа партийности в литературе. Искусство должно обязательно участвовать в борьбе за революционное обновление мира. Изучая роль личности в историческом процессе, он обратился к анализу философии Фридриха Ницше, посвятив ей статью "Кое-что о философии "сверхчеловека". По его мнению, Ницше не справился с главной задачей – не сумел до конца обосновать, кто же должен относить себя к "касте господ", а кто к "обществу обыкновенных людей". На страницах "Восточного обозрения" он публикует также статьи о творчестве Герцена и Ибсена, Горького и Писарева, Мопасана и Гоголя, Добролюбова и Гауптмана.
После Усть-Кутского, где было всего два политссыльных (портной и сапожник), Лев переезжает в село Нижне-Илимское. Формальный повод - беременность жены, которой "в виду отсутствия врача в Усть-Кутском с 1 февраля 1901 года разрешается двухмесячная отлучка для родов". Здесь политссыльных тоже мало. В своих воспоминаниях Бронштейн называет "социал-демократа умеренного толка" Ульриха и фельдшера Винокурова. Но здесь он мог найти работу, устроившись конторщиком к купцу Якову Черных. "Это был могущественный торговый феодал. Многие тысячи подвластных ему тунгусов он называл “мои тунгусишки”. Подписать свою фамилию он не умел, и ставил крест. Жил скупо и скудно целый год, и прокучивал десятки тысяч на Нижегородской ярмарке". Но как-то записав в один фунт краски-медянки как пуд, Бронштейн был уволен.
Материальное положение семьи стало таким плачевным, что Лев Давидович пишет письмо генерал-губернатору: "Вследствие отсутствия доступных мне занятий на месте ссылки – селе Усть-Кут, Киренского уезда, – я лишен возможности проживать здесь с женой и ребенком на одной казенной субсидии ; посему честь имею покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство, разрешить мне переехать на жительство в село Знаменское Верхоленского уезда, где я надеюсь иметь какую-нибудь работу, и где содержание, совместное с семьей брата моей жены Ильи Лейбова Соколовского, будет обходиться несравненно дешевле". Прошение не было удовлетворено и осенью 1902 года Лев с женой и годовалой дочерью Зинаидой перебрался назад в Усть-Кут, а затем переехал в город Верхоленск.
Это был административный центр обширного региона, где были предприятия, почтово-телеграфная контора, пять лавок, два питейных заведения, казначейство, лесничество и полицейское управление, но главное - крупная колония политических ссыльных. Молодого Троцкого поразила история дерзкого побега Пилсудского из Петропавловской крепости, и он задумал план своего бегства из ссылки.
С кем из ссыльных встречался Лев Давидович в тот период? В Качуге он познакомился с Феликсом Дзержинским, ночью при свете костра на берегу Лены будущий "верный рыцарь революции" читал свою поэму. Здесь Троцкий встретил Моисея Урицкого, проходившего дальше с якутской партией сыльных.
К 1902 году споры и стихийные дискуссии с товарищами по ссылке получили у Бронштейна вполне логичное завершение – он взялся за написание теоретического политического реферата. Но для этого трибуна "Восточного обозрения" уже не годилась. Ему была нужна "живая" аудитория. Он решил ехать в Иркутск.
"Дано сие состоящему под гласным надзором полиции административно-ссыльному Лейбе Давидову Бронштейну в том, что, согласно разрешения Иркутского губернского управления от 20 февраля с. г., ему разрешается проезд в город Иркутск на один день, куда он должен следовать неуклонно и нигде во время пути не останавливаться без особо уважительных причин и обязан в последнем случае заявлять об этом местной полицейской власти для наложения на свидетельстве подписи". 23 февраля он едет в Иркутск. Бронштейн подчинился закону беспрекословно – по прибытии к месту проезда он явился в полицейский участок и засвидетельствовал: "Прибыл в Иркутск 3 марта вечером. Остановился по Благовещенской улице… Правила о поднадзорных мне известны".
Иркутска Бронштейн не знал, друзей и знакомых здесь не имел. Он едет в редакцию "Восточного обозрения". Знакомство с редакцией газеты началось со встречи с ее секретарем Василием Ефремовым. Он представил Лейбу местным политссыльным - Марку Натансону, К. К. Бауэру, В. К. Махайскому и Ивану Попову. Увы, но документальных источников о выступлении Бронштейна в Иркутске не сохранилось: известно лишь, что доклад был прочитан в доме Марии Цукасовой (урожденной Новомейской). Мария Абрамовна была, своего рода, достопримечательностью города. Она олицетворяла собой тип женщины-общественницы, была при этом близка и к легальным социал-демократам, и к либеральствующим кадетам, и к старым народникам. Квартира Цукасовых именовалась "салоном": здесь слушали всех, кто способен был сказать смело и остро о политике правительства, критиковать местное чиновничество.
Доклад Бронштейном был прочитан блестяще. Уже тогда проявились его великолепные ораторские качества. Народоволец Н. Фрейлих позднее рассказал об этом докладе Е. Ярославскому: "перед нами был глубочайше преданный революции человек, выросший для роли трибуна, с остро отточенным и гибким, как сталь, языком, разящим противников, и пером, пригоршнями художественных перлов рассыпающим богатство мысли". Бронштейн был замечен активной частью социал-демократии города. Имя молодого Бронштейна быстро приобрело известность в Иркутске.
Именно в Иркутске ему предложили бежать из сибирской ссылки в Россию, а затем и за границу. Статьи в "Восточном обозрении", реферат, ходивший по рукам в Верхоленске, и, наконец, доклад в Иркутске – все это свидетельствовало о недюжинных способностях, политической зрелости, энергии и стремлении работать молодого Бронштейна. Он вновь чувствует себя в гуще событий, "на гребне волны". Окрыленный новыми перспективами, возможностью работать для революции, Лев Давидович возвращается в Верхоленск, изучает книгу В .И. Ленина "Что делать", полученную в Иркутске, с удовлетворением узнает, что "те мысли и организационно-политические планы", до которых он "дорабатывался ощупью" в сибирском углу, вылились уже в определенную программу действий и в организацию.
Датой побега Бронштейна с места поселения следует считать 21 августа 1902 года. На следующий день, несмотря на попытки Александры Львовны скрыть факт исчезновения мужа, об этом стало известно местному исправнику. В Иркутск полетела телеграмма: "Вчера самовольно отлучился Лейба Бронштейн 23 лет 2 аршина 6 половиной волосы каштановые подбородок двойной разделенный носит очки Заявлению жены Бронштейн выехал Иркутск Исправник Людвиг". Уже 1 сентября фамилия Льва Давидовича была помещена в розыскной циркуляр, а значит, он был официально признан бежавшим. В случае поимки ему грозило увеличение срока ссылки или каторжные работы.
Бронштейн бежал не один. "Чтобы ускорить мой побег, – писал он в автобиографии, – решено было соединить две очереди в одну. Приятель-крестьянин брался вывезти из Верхоленска меня вместе с Е. Г., переводчицей Маркса. Ночью в поле он укрыл нас на телеге сеном и рогожей, как кладь".
Кто такая "Е. Г." и почему Бронштейн в автобиографии не открывает ее фамилии? В одной из статей он назвал полное имя товарища по побегу – "известная бундистка Евгения Гурвич".
Сам побег был настолько хорошо подготовлен, что показался беглецу делом почти обыденным, лишенным столь привлекательной для него революционной романтики. Уверенный в том, что его еще не скоро хватятся на месте поселения, Лев Давидович бесстрашно прибыл в Иркутск, сел в поезд, куда местные социал-демократы предусмотрительно "доставили чемодан с крахмальным бельем, галстуком и прочими атрибутами цивилизации" и, читая томик бессмертных творений Гомера, отправился навстречу своей судьбе".
Троцкий ехал в Самару. Его там ждали. 8 сентября 1902 года, на 19-й день после побега из Верхоленска, он прибыл в город. Позднее Зоя Кржижановская писала: "В числе приехавших был и Лев Давыдович Троцкий, тогда юноша 24–25 лет, с блестящими глазами и гривой волнистых волос, молодой орленок, сразу пленивший нас блеском своего темперамента, талантливости и размаха мысли".
В начале октября Троцкий перешел австрийскую границу, а через Вену и Париж попал в Лондон к Ленину. Открывая дверь Троцкому, Надежда Константиновна объявила: "Приехало Перо". Так началось многолетнее сотрудничество (и соперничество) двух вождей русской революции.
Ленин буквально забросал Троцкого вопросами. Тот подробно отвечал, рассказал о столкновении со стариками-народниками в Иркутске, о дискуссиях с Махайским, о впечатлении на ссыльных от книги "Что делать". В 1924 году Надежда Крупская так напишет об этом: "То отношение, которое сложилось у В. И. к Вам, когда Вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти".
Именно в Иркутске Лев Троцкий стал подлинным марксистом. Именно в сибирской ссылке Бронштейн начал впервые серьезно заниматься литературным трудом, овладел азами искусства партийной полемики. Блестящие корреспонденции в "Восточное обозрение", реферат и доклад в Иркутске привлекли к нему внимание руководящих работников РСДРП, открыли дорогу к вершинам государственной и партийной власти.
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
