Элла Силушкина: «Мечтаю открыть свою Большую пещеру»
07 декабря 2017
У нее, инженера-кибернетика и управленца, необычное хобби и необычная мечта: исследовать пещеры и открыть свою, Большую. Завершив «обычные дела обычных людей», она отправляется туда, куда редко заглядывают туристы, туда, куда стремятся только те, кого сердце зовет изучать подземные лабиринты, проложенные природой, вслушиваться в тишину, которой больше нигде не встретишь, удивляться тому, какие архитектурные шедевры и невиданные скульптуры скрываются глубоко под толщей Земли. Так «ныряет» в пещеры она уже 26 год, успев, иногда по несколько раз, побывать во многих из них и постоянно нанося на собственную карту новые. О кодексе спелеологов, ощущениях в узких лазах и опасностях, о которых сигнализируют пещеры, сегодня мы говорим с Эллой Силушкиной, руководителем клуба ИКС «Байкал-Спелео».
Пещера вместо экзамена
– Элла, откуда у вас такое неугасающее много лет увлечение пещерами?
– В моем политеховском студенчестве я часто курсировала на поезде между Иркутском и Забайкальем, и вот однажды на 4 курсе отправилась туда в очередной раз, и моим соседом по купе оказался молодой человек.
Разговорились, он был тоже студентом – из мединститута, а кроме этого, Андрей так рассказывал о своих походах в пещеры, что я слушала-слушала, а потом и решила с ним в одну из них сходить. И через полгода это удалось, он позвал меня в Иконинскую. Я быстро собралась, взяла с собой подругу-оптимистку с нашего же факультета, и мы поехали с его компанией, несмотря на то, что моя группа в этот день сдавала экзамен. Вот так меня пещера манила! И пока друзья вытягивали билеты по периферийным устройствам вычислительной техники, я, переночевав на полу ангарского вокзала, спустилась вниз на 67 метров, к пещерному дну, ни минуты не жалея о нашем приключении. Это стоило того, чтобы пропустить экзамен, который, кстати, потом чуть позже сдала без проблем.
– Невероятная история. Что же он сказал такого, что настолько убедил вас попробовать себя в этой рискованной истории?
– Знаете, я сейчас уже не помню, что конкретно он говорил, важнее было то, что это были слова о моей давней мечте, которые удачно «легли» на давно жившие во мне предпосылки к «пещерным походам». Можно сказать, что он оказался на моем пути в нужном месте и нужное время. Дело в том, что в раннем детстве у меня была книжка фотохудожника Виталия Танасийчука «Под землей с фотоаппаратом». Как я ее листала и разглядывала! Оторваться не могла, хотя пугалась некоторых изображений, особенно подземных насекомых. Все снимки были как отдельные истории, смотрела и фантазировала, как спускаюсь в грот, потом ниже и ниже, как будто виду все это сама, чувствую землю и камни руками, вдыхаю особенный запах пещер.
Книга как раз зародила во мне желание знакомиться с пещерами, а тот попутчик Андрей помог материализовать его. Раньше я спелеологов никогда не встречала, хотя потом друзья по клубу «Альто» говорили, что регулярно рисовали стенгазеты для политеха.
Все в жизни не случайно, а чем-то предопределено. После нескольких походов в горы и в пещеры с бесшабашной компанией студентов-медиков, уже работая, я нашла прямо в Академгородке «свой» клуб, для этого просто пришлось перейти дорогу от нашего офиса.
Успеть за одну спелеологическую жизнь
– Для человека непосвященного спелеология - темный лес, точнее, «темное подземелье». И ее узнавание – словно луч налобного фонаря, освещающий дальнейший путь. Насколько он был для вас труден?
– Мне было интересно, это главное. Поэтому я преодолевала все трудности. В спелеологии есть несколько направлений: научное, спортивное, которым я начала заниматься в клубе «Альто». Конечно, оно связано с риском, но важно отметить, что иркутская спелеология знаменита своей безопасностью, до сих пор ни разу не было ни единого смертельного случая, поэтому школу я прошла мощную.
Иркутской спелеологии больше 50 лет, в ней сохраняется преемственность, сейчас, правда, многое утрачивается, но основное сохранено – традиции, принципы. Я вообще за клубную работу с дисциплиной, регулярные исследования, обучение туристов и инструкторов, соблюдение писаных и неписаных законов традиционной спелеологии, своеобразного этического кодекса настоящего спелеолога. Так, например, обыватели считают спелеологов экстремалами, на самом деле это не так. В любом клубе путь новичка начинается с изучения основ безопасности, взаимопомощи и спасения, не только теоретически, но и практически – в спортзале, на скалах, в небольших пещерах.
Потом, когда я стала директором фирмы, ответственность изменилась, каких-то безбашенных поступков или спонтанных поездок уже себе не позволяла. Был у меня и длительный перерыв в занятиях пещерами – сложное время, клубы и компании распадались, в пещеры удавалось ходить только в Красноярском крае, были проблемы со здоровьем, но удалось себя вытащить.
А потом наступил мой личный спелеологический Ренессанс. Сейчас мне интересно, прежде всего, научное направление: столько планов по изучению пещер, их описанию, систематизации огромного количества разрозненных собранных в разные годы данных, поиску новых пещер, которых на нашей территории много! Это настолько неисчерпаемая тема, что хватит на несколько жизней точно.
– А что можно успеть за одну?
– Очень много, хотя в масштабах вечности этот вклад будет совсем скромен.
Например, можно защищать пещеры от разорения. Допустим, в некоторые пещеры входы закрывают решетками, а ключ выдают только спелеологам, которые знают, как там ходить, или гости региона идут с местным сопровождающим. Или делают вход платным. Таким образом, вандалы лишаются возможности устраивать там свалку, рушить рельеф пещеры.
Еще можно изучать процессы, связанные с образованием и формированием пещер. Сейчас все чаще встречаются сообщения, что в Земле образуется много ям. Версии разные. Возможно, это вопрос экологии. Мы стали сильно активно поверхность планеты тревожить, это сказывается на всем: если где-то в Аргентине взрыв произошел, то у нас в Сибири «аукнуться» может, Земля же – единое целое, как один организм. В геологии столько загадок. Есть естественные процессы, а есть просто фантастические варианты образования пещер и скал. Тема геопроцессов удивительная, меня не отпускает. Интерес к геологии у меня с детства, от отца и старших братьев – горняков.
Еще можно обучать молодежь, передавать свои знания и навыки, прививать бережное отношение к родной природе. Как научили меня этому мои родители в свое время – пришло время и нашему поколению делиться опытом.
Еще – открывать свои пещеры. К примеру, мне давно не дает покоя одно заветное место, где такая неоткрытая «ничья» пещера может быть. Туда довольно трудно добраться, но я надеюсь, что теперь это проще, и в ближайшие годы я там побываю.
– По каким признакам вы определили, что она там есть, ваша пещера?
– В 1994 году мы сплавлялись по реке и встретили охотника, он сказал, что по притоку за островом есть место, которое зимой парит. А это один из признаков, что в земле есть полость и немалая (например, когда на улице минус 35, в пещере может быть и плюс четыре-шесть). Смотрела по картам, с нашими «старейшинами» поговорила – там пещера не отмечена. Значит, еще не открыта. Видимо, меня ждет.
Вообще же в нашем регионе еще много мест, где потенциально могут быть пещеры. А сколько найденных нашими предшественниками пещер утеряно, надо вновь восстанавливать информацию по ним, делать привязки по координатам, проводить топосъемку.
Самая красивая пещера - впереди
– Когда вы оказались в своей первой пещере, насколько она оказалась похожа на мечты от пещер книжных?
– О, Иконинская не то, что было в книжках Танасийчука: это шахта 67 метров, в нее очень легко было спуститься и очень тяжело подниматься физически. Мы шли самохватами, это такая «старинная» техника, которая сейчас редко используется, но которая дает ощущение невероятное: трос натягивается, кажется, что ты идешь вверх по воздуху. Сейчас ходим более экономичной техникой, с меньшей физической нагрузкой. А там – представьте: висит этот трос в колодце, и то от стен отбиваешься, то пугающе зависаешь в самом центре этого колодца. Моя подруга вся (!) после этого была в синяках, даже на животе и на спине были синячищи, я обошлась синяками только на локтях и коленях. Сейчас же в колодце делается навеска по другой технологии, ни с пустотой, ни со стенами не приходится сражаться.
– Было страшно?
– В тот день – нет. Я человек довольно осторожный, узнала опыт тех, с кем пошла. Страшно было в той же Иконинской через несколько лет, когда мы полезли в боковой ход, очень узкий и маленький, перед которым наш руководитель даже разрешил снять каски. Меня со всех сторон плотно обнимала скала, и когда я здорово ударилась лбом, появилась такая мысль: а если сейчас тряхнет (в тех местах землетрясения нередки)?
На самом деле, конечно, вероятность попасть под землетрясение и обвал пугает, но это редкие явления, да и такие пещеры перенесли уже множество сотрясений и, как правило, могут быть довольно устойчивы. Узости-калибровки в пещерах я вообще не очень люблю, у меня был случай, когда реально застряла – и это тоже было страшновато. Но товарищи, идущие сзади и спереди, отнеслись с должным пониманием, терпением и большой долей юмора, помогали чем только могли, так что я и еще один парень вылезли оттуда без штанов, а он и без куртки. Покажите мне спелеолога, который обожает узости и застревать в них? К ним относишься, как к данности, что после их преодоления за ними будут объемы и можно будет отдохнуть, расправить тело и увидеть что-то новое.
– Какая пещера – самая сложная для вас?
– У меня, когда я ходила участником, не было такого понятия – что сложное, мы об этом не задумывались. Хорошая команда и правильная подготовка – и сложностей быть не должно, особенно в техническом плане. Теперь, когда я выступаю сама в роли руководителя, понимаю, что сложно не самой пройти и сделать что-то, а четко организовать группу для преодоления настоящих и потенциальных трудностей.
Из небольшого количества пройденных мною пещер, самая глубокая красноярская – Кубинская – метров 200. Когда сидишь на ее входе, свесив ноги в разные стороны, у тебя обрывы с обеих сторон, только один – крутой склон сопки, 200 м над уровнем водохранилища – ты видишь, о другом только знаешь, что это колодец вниз, в полную темноту, отвес 24 метра, а за ним еще колодец около 20 м. Мы ходили в Кубинку, когда пещера посещалась еще мало. У нас была целая «арктическая» экспедиция, когда мы по льду водохранилища катили санки с рюкзаками, потом тащили на себе по два рюкзака по глубокому снегу, был сильный мороз и метель.
Мы заходили сверху, с сопки, а не снизу, красноярцы не могли найти нужный склон, в результате пещеру нашел иркутянин, Олег там был первый раз. В общем, добирались мы до пещеры долго и трудно – и потом вот такой подход к самой пещере опасным заснеженным скальным траверсом – и сразу колодец. Мы спустились быстро и дружно, начали прохождение пещеры, но потом перегрузки стали сказываться, и я впервые в жизни увидела человека в «полужизни», с затемненным сознанием: одна из наших Лен впала практически в шоковое состояние. Понятное дело, что группе пришлось оставить свои подземные спортивные порывы и заняться медицинской, а затем и психологической помощью, согревать пострадавшую, парни доставили ее к месту базового лагеря. Утром Лена была в полном порядке, скромно улыбалась, поднялась из пещеры самостоятельно и без ошибок, но до Дивногорска мы увезли ее все-таки на попутной машине, уговорили одного рыбака взять девочек и часть вещей.
Те, кто был со мною рядом той ночью в Кубинской, стали моими самыми близкими друзьями на всю жизнь, такая наша маленькая группа из красноярцев и иркутян.
Торгашинская пещера глубиной около 180 метров. Она находится рядом за городом, и красноярские клубы спелеологов делают все возможное, чтобы в нее никто не спускался без подготовки, но всё равно там много травматизма и несколько смертельных случаев, ее пройти очень сложно. Самое тяжелое хождение для меня – широкое каминное – именно там попробовала, всю же ее пройти можно, только сочетая разные техники. И названия там соответствующие в пещере, красноречивые – грот Инфаркт, грот Инсульт, ход Червяк, ход Мясорубка, ход Чулок, ходы первый и второй трамвай, ловушка Вставского, ход Шкуродёр. И система Романтиков.
Думаю, что мне впереди предстоят и более сложные технически пещеры.
– А какая пещера для вас – самая красивая?
– Самые мои красивые пещеры меня еще ждут, судя по их описаниям и фотографиям. Например, Долганская яма зовет, заграничные красоты можно было бы посмотреть. А из тех, где я была, мне очень понравилась Женевская. Очень красива наша пещера Мечта, с ее залами, сводами, переходами, хотя мы сейчас видим только остатки от ее былой роскоши. Еще – Аргаракан в Качугском районе. Очень понравились ледяные кружева Нухун-Гола.
– Где вами были сделаны самые интересные личные спелеологические открытия?
– Открытием для меня стало то, что большинство пещер на Байкале были обитаемые, практически все. Например, есть район, где рядом расположены 14 пещер, и в каждой были сделаны археологические находки. Мы сейчас заходим в них с современным оборудованием, и то это сложно, а как же раньше их обживали и люди, и животные? В Байдинской проводили археологические раскопки и нашли инструменты, в Горомыне – что-то, напоминающее посох великана. Многие облюбовали звери – медведи, волки, как выяснили ученые, животные обитают в них несколько тысяч лет. А людей сейчас во многих местах, где есть ранее обитаемые пещеры, сейчас нет, да и вообще в области мало народу живет.
– Сколько пещер вы уже исследовали?
– Около шестидесяти. Это не много по спелеологический меркам, но я не коллекционер, для меня важно не плюсовать новые пещеры, а идти за своими ощущениями, исследовать, поэтому готова в одну пещеру много раз ходить. Спелеологическая наука – вот мой интерес. Когда я думаю об этом, у меня глаза горят. И еще больше – когда понимаю, что вокруг начинает складываться компания, где всем это так же интересно.
В заключение Элла Силушкина, как руководитель клуба ИКС «Байкал-Спелео», приглашает желающих присоединиться к своей команде: спелеология – сплав науки, командного спорта и природоохранной деятельности. Давайте познавать мир вместе!
Анна Важенина, "Право выбора"
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
