Артур Конан Дойл: слабоумие и отвага

07 декабря 2021

Вторая англо-бурская война, которую Артур Конан Дойл называл «великой», продолжалась почти 32 месяца – с 11 октября 1899 года по 31 мая 1902 года.

Вторая англо-бурская война

«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.

Конан Дойл А. Великая Бурская война / В 2 томах. Перевод и оформление О. Тодера. Донецк, «Южноафриканская библиотека О. Тодера», 2012. Том 1. 365 с. Том 2. 435 с.

Вторая англо-бурская война, которую Артур Конан Дойл называл «великой», продолжалась почти 32 месяца – с 11 октября 1899 года по 31 мая 1902 года. Сейчас она мало кому известна в нашей стране, хотя в начале ХХ века стихи Глафиры Ринкс (писавшей под псевдонимом Галина Галина) стали народной песней, а малолетние гимназисты, начитавшиеся Луи Буссенара, пытались добраться до Южной Африки через Одесский порт. Более 220 офицеров Русской императорской армии, то ли действительно оставив службу, то ли по секретному заданию высшего командования, принимали участие в этой войне, а подполковник запаса Евгений Максимов даже получил звание фехт-генерала.

Для самой Британской империи война была и трудной, и весьма позорной: имея численное превосходство примерно в шесть раз, британские войска потеряли около 6-8 тысяч убитыми и 13-14 тысяч умершими от болезней. Заодно англичане приобрели в европейских СМИ репутацию безжалостных убийц, заморив в концлагерях около 26 тысяч женщин и детей буров (что составляло около 5% населения двух бурских республик).

Буры в итоге проиграли войну, но нанесли сокрушительный удар по репутации британских войск и направлявших их политиков, а заодно сильно понизили самооценку британцев. Книга Дойла, как часто пишут о ней исследователи темы, должна была решить не научно-исторические, а сиюминутные политические и психотерапевтические проблемы. Поэтому он начинает свой труд с довольно неожиданного панегирика в адрес недавнего противника: «Возьмите голландцев – народ, пятьдесят лет противостоявший госпоже мира, Испании, и добавьте ему упорство несгибаемых французских гугенотов, бросивших домашний очаг, свое достояние и навсегда покинувших родную землю после

отмены Нантского Эдикта. Очевидным результатом такого смешения станет самая стойкая, мужественная и непокорная раса, когда-либо существовавшая на Земле».

Обычно этот народ, или даже суб-расу, называют бурами (от голландского слова «boer» - крестьянин), сами они называют себя африканерами. Действительно, нет ничего почетного в том, чтобы победить слабого и неорганизованного союзника – куда приятнее победить в бою с самым стойким противником, поэтому Дойл превозносит достоинства буров. Марк Твен в свойственной ему ироничной манере описывал тех же самых буров иначе: «Буры очень набожны, глубоко невежественны, тупы, упрямы, нетерпимы, нечистоплотны, гостеприимны, честны во взаимоотношениях с белыми, жестоки по отношению к своим черным слугам… им совершенно все равно, что творится в мире.

Черный дикарь… был добродушен, общителен и бесконечно приветлив… Он… жил в хлеву, был ленив, поклонялся фетишу…Его место занял бур, белый дикарь. Он грязен, живет в хлеву, ленив, поклоняется фетишу; кроме того, он мрачен, неприветлив и важен и усердно готовится, чтобы попасть в рай, - вероятно, понимая, что в ад его не допустят».

Государство, созданное бурами, сочетало простоту и доступность высшей власти с невероятным консерватизмом и коррупцией: «Бюргеры – простой народ, и они любят время от времени выпить чашку кофе с человеком, пытающимся ими управлять. Триста фунтов в год выделял Трансвааль своему Президенту на кофе, это говорит о многом». В пересчете на российский рубль и цены того времени, президент закупал для своего офиса без малого 1350 кг кофе, что, согласитесь, несколько чересчур. О чем говорили президент со своими избирателями, мы вряд ли узнаем, но некоторые дискуссии в парламентах бурских республик удивили даже Дойла, жителя викторианской Британии: «Продажность официальных лиц сочеталась с их полнейшим невежеством, что подтверждают публикации о дебатах в Фолксрааде. Законодатели утверждали, что использование динамитных бомб для вызова дождя это стрельба по Господу, что уничтожение саранчи – нечестивое деяние, что использование слова «участвовать» недопустимо, поскольку его нет в Библии, а почтовые ящики на столбах экстравагантны и женоподобны».

Дойл признает, что долгие десятилетия правительство Британской империи недооценивало экономический и стратегический потенциал Южной Африки. В Лондоне эту территорию воспринимали примитивно: «Большая пустынная страна, мало что родящая, кроме отличных стрелков, не прельщала Колониальный Департамент». В конце XVIII века британцы осознали, что Южная Африка – это стратегическая зона на пути из Англии в Индию, и вытеснили буров со всего побережья Атлантического и Индийского океанов, как ранее буры вытеснили с него коренных жителей. Исход буров с насиженных земель вглубь континента, сопровождавшийся войной с местными племенами, воспринимался ими как исход евреев из Египта, а будущий президент Трансвааля Пауль Крюгер участвовал в нем в подростковом возрасте.

Некоторое время все шло как нельзя лучше дл обеих сторон: «Британское Правительство гарантировало бурским фермерам право самим решать свои проблемы, жить по собственным законам, без какого либо вмешательства со стороны Британии». Но когда в Южной Африке обнаружили залежи золота и алмазов, ситуация резко переменилась. Оказалось, что сами буры не обладают техническими познаниями для масштабных разработок полезных ископаемых и строительства железных дорог. Зато они очень хорошо понимали, что нельзя давать избирательные права хлынувшим в республики иностранцам – их просто в несколько раз больше, они сразу отстранят коренных жителей от власти. Конфликты между бурами и иностранцами привели в 1895 году к авантюрной попытке британского отряда захватить власть в Йоханесбурге, а после провала рейда – к подготовке полномасштабной войны.

Войну – и с этим никто не спорит – начали сами буры, которые сочли начало октября 1899 года достаточно благоприятным моментом. Отчасти с этим можно согласиться: в южной Африке октябрь – это весна, только что прошли дожди, на пастбищах вельда поднялась молодая трава, необходимая для бурской кавалерии. Несмотря на то, что у буров не было регулярной армии, их милиционная система позволяла поставить под ружье около 45 тысяч бойцов, что было почти в два раза больше, чем расквартированных в этом регионе британских войск (24-28 тысяч).

У буров не было профессиональных военных, поэтому описание войны более всего напоминает (с понятной долей преувеличения и деформации) описание войны махновской республики Гуляй-Поля с регулярными частями немцев, белых и красных в 1918-1921 годах. Казалось бы, как вчерашние крестьяне под руководством такого же крестьянина Крюгера, могут противостоять профессиональным военным, захватившим и удерживающим самые большие колонии в мире? Оказалось – очень даже могут, благодаря маневренности, приемам партизанской войны и даже более удачному использованию артиллерии.

Бурские артиллеристы, имевшие на вооружении лучшие образцы европейской техники, произвели на военных, а вслед за тем и на общавшегося с ними Дойла, крайне неприятное впечатление: «… в тот же самый день, когда нам в такой грубой форме объяснили, что, при наличии труда и желания, на поле боя можно доставить самые тяжелые орудия, нам судилось узнать, что наш противник, к стыду британского Департамента Артиллерии, ближе знаком с новинками в области вооружений, чем мы, и продемонстрировал нам действие не только самых больших, но и самых маленьких снарядов. Жаль, что наши солдаты, а не официальные лица Департамента Артиллерии слышали грохот очередей однофунтовых автоматических «Викерс-Максимов», и жаль, что эти дьявольские снаряды, лопаясь подобно гигантским крекерам, не впивались в животы и черепа наших лондонских умников!».

На начальном этапе войны британцев ждало множество разочарований в собственных навыках, тактике и командовании. Дойл дотошно описывает практически все крупные столкновения между бурами и английскими войсками, численность которых постепенно увеличивалась. Вполне возможно, что вторая бурская война стала образцом того, как сильно военное и политическое руководство одной стороны вынуждено переоценивать ситуацию на довольно локальном участке боевых действий. Это, конечно, не легендарное противостояние 300 спартанцев и 80-тысячной (минимальная оценка) армии Ксеркса, но увеличение британского контингента в 20 раз и транспортировка войск практически со всего мира – исторический факт.

Именно во время этой войны британцам пришлось менять все – от формы до тактики. Легендарный маскировочный цвет «хаки», использовавшийся в Индии на протяжении полувека для разведчиков и вспомогательных частей, в сражениях с бурами стал обязательным для всей армии. Буры, на некоторое время, отучили англичан наступать густыми цепями на укрепленные пулеметами и колючей проволокой позиции, тем более снизу вверх по склонам холмов. Дойл несколько раз объясняет, как именно это делалось: «Спешившись, бойцы около полутора километров продвигались шагом, пока не оказались в пределах досягаемости огня затаившихся буров и не получили урок, уже усвоенный их товарищами на других участках наступления – приблизительно равные по численности, наступающие по открытой местности войска не имеют никаких шансов против окопавшегося противника, и чем решительнее напор, тем жестче ответ».

Позднее, во время Первой мировой войны, британское командование напрочь забыло эти уроки, и новое поколение генералов полностью повторило ошибки своих предшественников. Сколько раз описание битвы при Ледисмите (декабрь 1899 года) совпадало с реляциями о боях во Франции: «Около двенадцати часов войска получили приказ отступать в лагерь. Не было никаких признаков беспорядочного бегства или паники, при отходе люди проявили такую же выдержку, как и при наступлении. Но факт остается фактом – мы потеряли около 1200 человек убитыми, ранеными и пленными, абсолютно ничего не приобретя взамен».

Такие поражения, случившиеся буквально на пустом месте, производили сильнейший деморализующий эффект, сопоставимый с паническим ужасом тыловых частей вермахта перед советскими партизанами. Дойл, получивший доступ и к переписке между британскими командирами, по итогам той же битвы при Ледисмите, констатирует: «Но факт остается фактом: британский генерал, стоявший во главе двадцати пяти тысяч солдат, советует другому генералу, располагавшему двенадцатью тысячами бойцов и находящемуся в двадцати милях от него, сложить оружие перед армией противника, существенно уступавшей британцам в численности, лишь потому, что один раз потерпел неудачу». Вопреки призывам Черчилля (который принимал участие в англо-бурской войне, попал в плен и приобрел первую славу) «никогда не сдавайтесь», эта война показала, что гордые с виду британцы сдаются очень даже легко – они умудрялись это делать даже в марте 1902 года, за пару месяцев до подписания мирного договора.

Дойл даже рискует предположить, что в течение одной недели с 10 по 17 декабря 1899 года на волоске висела не только судьба контингента в южной Африке, но и всей Британской империи – за сопротивлением буров внимательно следили и в Индии, и в других колониях. Да и в Европе у британцев практически не осталось доброжелательно настроенных соседей. «Россия, будучи самым ретроградным государством Европы, испытывает природный антагонизм к образу мыслей и интересам державы, наиболее рьяно отстаивающей идею личной свободы и передового общественного устройства. Подобные слабые оправдания можно найти и для печатных органов Ватикана», - признает Дойл вслед за описанием негативного отношения к Британии в политических кругах Франции и Германии.

Превращая свой труд в политический памфлет, Дойл предлагает: «Я верю, что в будущем, ни под каким предлогом, на подобных союзников не будет потрачена ни одна британская гинея, и не прольется ни единая капля крови британского солдата или матроса. Из этой истории мы должны извлечь политический урок, и, в будущем, всячески крепя мощь и единство нашей империи, позволить всему остальному миру, исключая наших американских соплеменников, следовать своей собственной судьбе без помощи или помех с нашей стороны».

Спустя всего пару дней после битвы при Ледисмите правительство империи принимает решение увеличить стотысячный корпус в южной Африке вдвое. От списка войск веет комбинацией прогресса и средневековья:  «7-ю дивизию (10 000 человек) отправить в Африку и начать формирование 8-й дивизии. Туда же отправить значительное количество артиллерии, включая бригаду гаубиц. Отправить за границу одиннадцать батальонов Милиции. Сформировать и отправить крупный контингент Волонтеров. Отправить Йоменов (территориальная конница)». С некоторой натяжкой можно сказать, что для британского общества небольшой конфликт где-то на краю света внезапно стал сильным оскорблением национального достоинства и для многих британцев из постореннего дела превратился в глубоко личное. Дойл пишет, что на войну отобрали в несколько раз меньше добровольцев, чем подавали заявления – в том числе из некого клуба «золотой молодежи» на войну ушли не менее 300 человек.

Новые люди – новые методы. Британские солдаты и волонтеры ввели против буров как прицельную снайперскую охоту, так и тактику «выжженной земли». Каждый рейд кавалерии завершался разорением ферм и уничтожением скота и зерна. У буров, не воевавших в субботу по религиозным причинам, не слишком устойчивых как в атаке, так и обороне при фронтальном столкновении (как и любая крестьянская армия в Европе), были победы в рейдовых схватках, партизанской войне и засадах. Но и их национальный характер, и косное политическое руководство не позволили использовать достоинства и преодолеть недостатки. «Однажды Старый Президент [Пауль Крюгер], с присущей ему простоватостью и хитрецой, сказал, что хорошего быка, ведущего упряжку, жалко менять. Однако если животному позволяют самому выбирать путь, даже хороший бык затащит фургон в болото», - пишет Дойл.

«Хорошими» помощниками в этом деле оказались бурские генералы, которые чаще обращались за советом к Библии, чем к иностранным офицерам-добровольцам, и часто сами ходили в бой с винтовкой в руках – что, разумеется, не способствовало продолжительной службе. Координация усилий между отдельными «коммнадо» была примерно такая же, как у многочисленных «батек» на Украине во время Гражданской войны. Даже британцы, кое-как наладившие в течение войны телефонную связь между генералами (скорость обмена сообщениями в итоге достигла одной депеши в 17 минут или три в час), превосходили их в этом деле.

После серии поражений в 1900 году буры перешли к партизанской войне, на которую британцы ответили беспрецедентными карательными мерами – в концлагерях оказалось около 200 тысяч мирных жителей южноафриканских республик, или половина их белого населения на тот момент. Даже нацисты не могли себе позволить ничего подобного в любой из оккупированных стран Европы, сколь бы мала она не была. «Над каждой фермой, вдоль железной дороги развевался «Юнион Джек», и жители, вышедшие посмотреть на проносившиеся мимо громадные составы, слышали отзвуки солдатских песен. ...Удивительно, что эти отважные, честные и глубоко религиозные люди невольно защищали средневековье и коррупцию, тогда как наши буйные и невоздержанные на язык Томми оказались на стороне цивилизации, прогресса и равноправия», - подвел итоги войны Дойл.

Буры, надо отдать им должное, активно и с локальными успехами сопротивлялись до последнего дня войны. Даже после того, как делегация бурского правительства по собственной инициативе прибыла на переговоры, британцы понимали, что дело еще не сделано: «Но для народа, пропитанного духом индивидуализма, недостаточно решения правительства. Вождям бюргеров предстояло убедить своих соплеменников, что игра действительно проиграна, и им не остается иного выхода, кроме как отбросить прочь свои изношенные винтовки и полупустые бандольеры». И, кажется, в первый и в последний раз в истории решение о капитуляции сразу двух республик принимали не правительства, а импровизированный военный «парламент» - собрание, на которое делегировали по 2 человека от каждого бурского «коммандо». «Никогда еще дело подобной важности не решалось столь демократическим путем», - признает Дойл.

Капитуляция была подписана, но на тех же условиях, которые были выдвинуты Британской империей еще в 1901 году. Бюргеры признали себя подданными Эдуарда VII, но сохранили все свободы и собственность; голландский язык (а точнее говоря африкаанс) допускался в школах и судах; сохранялось право на зарегистрированное владение оружием; фермеры получили помощь в возвращении на фермы и средства на их восстановление. Повстанцы лишились избирательных прав, их лидеров отправили под суд, но заранее было оговорено, что никого не приговорят к смертной

казни. За тринадцать месяцев войны великая империя не смогла переломить ситуацию в свою пользу таким образом, чтобы ужесточить условия для проигравших.

Партизанам всех времен и народов буры подарили лозунг, лучше всего сформулированный Егором Летовым: «В проигранной войне сопротивляйся до конца». Британская армия в этой войне, даже по описанию влюбленного в нее Артура Конан Дойла, продемонстрировала всего два своих качества – слабоумие и отвагу.

                                                 Владимир Скращук, для «Глагола»

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!
Ссылка на telegram Ссылка на vk
Читайте также