Фролова: коала, понимающий русский язык
09 ноября 2021
Хотя выходцы из России живут в Австралии уже более 200 лет, в нашей стране темой этой эмиграции практически не интересовались.
«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.
Фролова М.Д. Русские в Австралии. История и современность. Мельбурн: Издание Университета Мельбурна, 1996. 224 с.
Книга Марии Фроловой – продолжение и переработка дипломной работы, выполненной автором на кафедре этнографии исторического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Хотя выходцы из России живут в Австралии уже более 200 лет, в нашей стране темой этой эмиграции практически не интересовались. Первая книга, и то про дипломатические отношения и эмигрантов ХХ века, вышла в 1991 году.
Происходило это, вероятно, потому, что в конце XVIII - начале XIX веков подданный Российской империи мог оказаться на дальнем континенте лишь став сначала эмигрантом в Британскую империю. Там бывший россиянин должен был совершить преступление и отправиться для отбывания наказания в Австралию. Вторым вариантом был побег с российского военного корабля, которые в те времена заходили в Австралию не сказать чтобы часто, но и не так уж редко. «Мыс около Ньютрал Бэй в Сиднее, где русские устроили свою Морскую базу, одно время носил название «Рашн Пойнт» (ныне мыс Киррибилли)», - сообщает Мария Фролова, прежде чем перейти к повествованию об эмигрантах.
Неизвестно, кто был первым россиянином, обосновавшимся там навсегда, но известно имя человека, чей статус эмигранта стал известен властям империи. «Честь быть названным первым эмигрантом - выходцем из России принадлежит белорусу Ивану Потаскому (в английской транскрипции) или Потоцкому. Андрей Лазарев, командовавший шлюпом «Ладога», следовавшим в Аляску, прибыл в мае 1823 г. в Хобарт и встретил там четырех эмигрантов говоривших по-русски. Подробно он описывает только одного из них - «пожилого белоруса», причем без упоминания его имени. Это был армейский офицер времен царствования Екатерины II, превратностям судьбы заброшенный в Англию, а оттуда, будучи осужденным на 7 лет каторжных работ, - на землю Ван-Димера». В Австралии этот человек (явно непростого характера и авантюрного склада) не отказался от прежних наклонностей и вскоре был осужден снова, на этот раз за банальную кражу овец.
«В своей дипломной работе я, в основном, опиралась на материалы опросов 78 семей русских в Сиднее, Данденонге, Вуллонгонге, Мельбурне и Канберре, проведенных мной в декабре - марте 1992-1993 гг.», - сообщает Мария Фролова. И тут же замечает, что поскольку ее собеседники сами из семей иммигрантов, они полагают, что знают об эмиграции все. А на деле это не так. Мария Фролова проделала большую и очень непростую работу, ознакомившись со всеми имеющимися в наличии архивами русской эмиграции и литературой, накопленной австралийскими учеными. Понимая насколько сложный этнический состав у нынешнего населения Австралии, местные исследователи издали целую энциклопедию, посвященную не только аборигенам, но и всем пришлым. С россиянами получается особенно сложно. Один из историков эмиграции, работавший в 1950-х, выделял четыре волны: евреи из юго-западных и западных областей России, время - конец XIX - начало XX столетий; оппозиционеры и дезертиры, 1905-1918 гг.; белая эмиграция из Сибири и Манчжурии, 1920-1939 гг.; эмиграция с Дальнего Востока и перемещенные лица из Европы, Германии и Австрии - после Второй Мировой войны.
Позднее историки признали «перемещенных лиц» «наименее этноцентричной и наиболее способной к ассимиляции англо-австралийцами» волной эмиграции. Волна из Европы сталкивалась с условно русскими эмигрантами из Китая, бежавшими от новых коммунистических властей и культурной революции вплоть до 1970-х. Среди них были не только белые эмигранты, но и старообрядцы, бежавшие в Китай еще в начале или середине XIX века. Доля условности, с которой их можно признать русскими, явно превышает наши представления о допустимой степени натяжения совы на глобус.
Даже таких эмигрантов приходится учитывать ученым, потому что в австралийских переписях данные о переселенцах приводятся по «месту рождения». До 1881 года в материалах австралийских переписей графы «рожденные в Российской Империи» не существовало, и их записывали в «рожденные в других европейских странах». Мария Фролова считает этот факт свидетельством того, что таких людей было очень мало. Ситуация изменилась в 1881 году – с этого момента и до 1914 года была строка «рожденные в Р. И.», а это ведь и финны, поляки, эстонцы, латыши и т. д. Лишь после 1920 года переписчики начинают отдельно давать сведения о выходцах из Финляндии, Польши, Эстонии, Латвии и Литвы, с 1951 г. - и из Украины. Дети всех условных «русских», родившиеся в Китае, Европе и Австралии, записаны соответственно «рожденные в Китае», «рожденные в Югославии» и т. д.
Помимо эмигрантов, ставших преступниками, австралийцами становились матросы-дезертиры (будущий декабрист Дмитрий Завалишин сумел однажды отговорить четверых матросов от такой судьбы), а с 1851 года – авантюристы-золотоискатели. Вряд ли их было много, но в 1860-х один из них опубликовал в Санкт-Петербурге рассказ о своих приключениях в «Журнале для детей». После 1861 года каторжан в Австралию больше не отправляли, и тут совершенно неожиданно инициатором эмиграции стал ученый. Николай Миклухо-Маклай пять лет прожил в Сиднее, женился на местной уроженке и основал научную зоологическую станцию, а в 1886 году предложил правительству Александра III создать русскую колонию на Новой Гвинее. На проект было наложено вето, но до того нашлось около 2 тысяч желающих переселиться в теплые экзотические страны. И действительно, с 1881 по 1891 год данные переписи давали рост - с 1 308 до 2 997 выходцев из Российской империи, постоянно проживавших в Австралии.
Первая по-настоящему массовая волна эмиграции пришла уже после 1905 года, причем среди эмигрантов были не только настоящие оппозиционеры и угнетаемые в России по национальному или религиозному признаку люди, но и некоторое количество предпринимателей, решивших приумножить капитал на новой территории. Некоторым это удалось: некий Симча Баевский (1878-1934), родившийся недалеко от Могилева и ставший в Австралии Сиднеем Мейером, основал сеть универсальных магазинов, существовавшую и в конце ХХ века. Несмотря на рождение в черте оседлости, раннюю эмиграцию, смену веры и даже имени, Симча-Сидней до конца жизни говорил по-русски и помогал новым эмигрантам из России.
Этнических русских среди этих людей было мало, примерно треть из них до Австралии успела пожить в Европе или Китае. Забавный факт: на рост прямой эмиграции из России в Австралию повлияло …царское правительство, точнее говоря - завершение строительства Транссиба и КВЖД. После русско-японской войны железнодорожный маршрут стал самым быстрым, дешевым и безопасным для путешествия из Восточной Европы в Юго-Восточную Азию и страны Тихоокеанского побережья. Австралийские власти в то время охотно принимали любых иммигрантов, обеспечивали их жильем и работой, даже если у прибывшего на континент не имелось никаких документов и явно были проблемы с законом на родине.
Этнографы отмечают, что среди поселившихся в Австралии евреев была особая группа – сибирские евреи, которые говорили в основном по-русски, а из всех религиозных и национальных традиций практиковали только посещение синагоги. Эти евреи были членами Русского клуба, участвовали в издании газеты «Рабочая жизнь» на русском языке и посещали русскую библиотеку. Парадоксально, но факт: первой пьесой, поставленной в Австралии на русском языке, стало запрещенное в России произведение Евгения Чирикова «Евреи», посвященное Кишиневскому погрому 1903 года. Во время Первой мировой войны евреев призывали в АНЗАК (Австралийский и новозеландский армейский корпус), а вот этнических русских, как представителей страны-союзника, нет.
После революции 1917 года и установления советской власти более 500 эмигрантов уплыли на родину на японском корабле. Тех из оставшихся, кого подозревали в сочувствии большевикам, местные власти отправляли в тюрьмы или высылали из Австралии. По подсчетам М. Фроловой, в 1920 году высылка и самостоятельный исход «красных» русских из Австралии завершились, а в 1921 году началось массовое прибытие «белых». По переписи 1921 года в Австралии насчитывалось 4 138 выходцев из Российской империи – и в этом списке уже не было поляков, латышей и представителей других народов, сформировавших новые государства по итогам Первой мировой войны. В «Энциклопедии австралийского народа» приведены данные за следующие 20 лет: «В целом за 20 лет (с 1920 по 1940 гг.) Австралия приняла 4 711 родившихся в Российском Государстве, а 2 563 из них покинули Пятый континент». Нетрудно подсчитать, что постоянными жителями Австралии стали более 2,1 тысячи бывших россиян. Но эти цифры расходятся с данными переписей, которые признают, что за 20 лет в Австралии остались на постоянное жительство всего 715 выходцев из России.
Подсчитано, что всего 16% «белых» приезжали напрямую из России, остальным пришлось много путешествовать. Прибывали в основном группами бывшие сослуживцы из разных белых частей и казачьих войск, продолжавшие держаться вместе и после войны. Известно, что в 1925 году в Австралию прибыл Александр Шабашев, который стал первым русским православным священником пятого континента. Вопреки обычной логике домостроевского толка, основными «добытчиками» и кормильцами семей белых эмигрантов стали женщины – им было проще найти работу прислуги или прачки, а дамы из обеспеченных в прошлом семей, знавшие языки, становились и учителями. Бывшие есаулы и ротмистры из-за незнания языка и мирового экономического кризиса не могли получить постоянную работу буквально годами.
Практически все эмигранты подписывали обязательство «осесть на землю» и действительно пытались заниматься сельским хозяйством, но климат был крайне непривычный, и из этих попыток мало что вышло. По подсчетам историков, около 500 эмигрантов стали сельскохозяйственными рабочими, но разбогател из них только один – некий казак, который владел приемами джигитовки и стал по сути цирковым актером.
Бедность и неприспособленность к жизни в новых условиях отражалась на детях. «В государственной школе города Тангула с 1927 по 1945 гг. учились только шесть русских детей, причем все из одной семьи», - пишет Фролова. Тут надо сказать, что город Тангул – не самый крупный населенный пункт, и вполне можно предположить, что это была единственная русская семья за всю его историю. Однако это не так: в городе был Русский клуб, одна из первых (если не вообще первая) в Австралии православная церковь и там работал первый на континенте иконописец. Стало быть, дети были, но жилось эмигрантам настолько плохо, что учить детей не получалось.
Впрочем, случались и примеры успешной карьеры: бывший горный инженер Иван Репин (1888-1949) некоторое время работал водителем такси, а в начале 1930-х открыл собственную кофейню в Сиднее. «Репин предложил австралийцам новые сорта кофе и способы его приготовления, о которых они раньше не имели ни малейшего представления», - рассказывает М. Фролова, напоминая, что глобализация – это все-таки явление конца ХХ века. Это сейчас в любой точке мира можно попробовать бургер, пиццу, суши или плов, а в то время рецептами национальной кухни еще можно было удивить. Репин не пожалел денег и ввез откуда-то из-за границы русский типографский шрифт, которым набирали 10 номеров журнала «Русский в Австралии». Еще один разбогатевший потомок русских эмигрантов – Джо Владимирович Толстов, сын последнего атамана Уральского казачьего войска, к середине 1950-х стал владельцем крупнейших плантаций хлопка в Южном полушарии.
Что касается политики, то белые эмигранты 1920-1930-х «ничего не поняли и ничему не научились». В 1933 году в Сиднее был создан Русский дом (иногда упоминается как Русский клуб): «Во главу угла ставилось то, что Русский дом должен являться строго русской национальной организацией». По иронии судьбы, эта националистическая и антикоммунистическая организация была создана в помещении Эстонского клуба (уже смешно) и находилась напротив Русского коммунистического клуба. Поскольку в последнем всегда была дешевая настоящая водка, поставлявшаяся из СССР, ярые антикоммунисты тайком закупались в коммунистическом клубе и шли к себе, ностальгировать об империи…
Отрезвление наступило во время Второй мировой войны. С одной стороны СССР был союзником Британского содружества, с другой – хоть эмигранты и были противниками советской власти, они не были союзниками или симпатизантами Гитлера. Несмотря на личные убеждения и значительные расстояния, «…русские иммигранты помогали в выделке овчин и отправке их в Россию, вязали теплые носки и перчатки для русских солдат». Послевоенная волна эмигрантов, состоявшая в том числе из бывших военнослужащих вспомогательных частей вермахта, притушила этот оптимизм. Австралийские власти отбирали для въезда в страну молодых сильных мужчин, женщины и дети среди «перемещенных лиц» составляли не более 5%. Впрочем, у некоторых, самых молодых из прибывших, сохранилась ностальгия по СССР и любовь к советским песням. Поскольку «старая» эмиграция новичков не особо поддерживала (в силу бедности и идеологических расхождений), эта часть эмиграции склонялась к «про-советским» настроениям. Вскоре старую эмиграцию пополнили еще 5,5 тысяч «русских», бежавших из Шанхая и Циндао накануне наступления войск КПК.
Столь сложный социальный, возрастной и идейный состав делал австралийских «русских» крайне неоднородной массой, в которой противоречия превышали значение общих корней и культуры. Кое-как объединяли их, по оценке М. Фроловой, православная церковь и эмиссары Народно-трудового союза русских солидаристов. Эта удивительная организация сумела в 1936 году сцепить в своей символике российский триколор и украинский (по нашим представлениям) «тризуб» - так что объединить родившегося в Австралии «русского скаута», бывшего «власовца» и только что прибывшего из Китая бывшего служащего КВЖД каким-то чудом умела.
К 1954 году в Австралии проживало уже более 27,8 тысячи человек, какими-то смутными линиями и корнями связанных с Россией/СССР – без учета детей, родившихся у этих людей за пределами исторической родины. Поскольку в Британском содружестве испокон веков процветал оголтелый расизм (с вариациями от мягкой сегрегации до жесткого апартеида), а эмигранты из России были европеоидами, в глазах местных властей они стояли несколько выше «цветных» и тем более австралийских аборигенов. В 1950-1980-х годах Австралия создавала собственные иммиграционные бюро в разных странах, но основной страной исхода русских оставался Китай. С 1952 по 1956 год из Китая в Австралию приезжало в среднем 350 человек в год; с 1957 по 1962 год - до 1 000 человек; в 1963-1965 – годах – до 400, а в 1966-1967 годах уже не более 50. Последний из самых упертых русских эмигрантов перебрался в Австралию в 1986 году. Ему было уже 77 лет, 16 из которых он отсидел в «бамбуковом ГУЛАГе» по обвинению в «советском социал-капиталистическом ревизионизме».
Несмотря на общую судьбу и проблемы, «в Австралии окончательно сформировались следующие группы русских: шанхайцы, харбинцы, синьцзянцы, трехреченцы и тяньцзинцы и пекинцы», которые не смешивались и даже конфликтовали друг с другом. Материальное положение каждой из групп зависит от даты прибытия в Австралию и уровня образования. Выпускники Харбинского политехнического института, например, образовали особую элитную группу с собственным периодическим изданием, а синьцзянцы и трехреченцы прославились в Австралии как лучшие строители жилья в стране и быстро опередили другие группы по уровню доходов.
Советским гражданам, за исключением евреев, выезд из страны был запрещен, а из общей массы советских евреев в Австралию добралось в 1972-1980 годах около двух тысяч. Национальная и религиозная принадлежность этих мигрантов должна была сильно озадачивать сотрудников австралийского отдела Всемирного Совета церквей, которые занимались приемом и размещением новоприбывших. В свою очередь, несколько сотен русских старообрядцев вряд ли хотели принимать помощь от последователей «никонианской» церкви. Они ни в Китае, ни в Австралии не изменили традиционному образу жизни, и еще в начале 1970-х в местах их поселения «можно было встретить даже в 35-градусную жару русских мужиков в вышитых рубашках с поясом, широких штанах и кирзовых сапогах. Женщины, все от мала до велика, ходили босиком, в традиционных русских сарафанах и платочках, повязанных на голову».
К середине 1980-х, как отмечает М. Фролова, прежние четкие групповые границы между эмигрантами стали стираться – теперь они делились условно на «русских» и «советских», но одновременно стирались и различия между детьми эмигрантов и коренными австралийцами. В 1976 году, как установила очередная перепись, «русских», прибывших из СССР и Китая, насчитывалось 26,8 тысяч, что на тысячу человек меньше, чем в 1954 году. Этому способствовала политика местных властей, которые старательно делали английский не просто главным, но единственным языком в стране. Люди, пережившие то время, говорили исследователю: «Я скорее австралиец русского происхождения, чем русский, живущий в Австралии». В 1970-х эту политику сменила идеология «поликультурности», поэтому в начале 1990-х на входе в социальный центр М. Фролова нашла брошюры на 12 языках, включая не самый распространенный на континенте русский.
Владимир Скращук, для «Глагола»
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
