Борис Ширяев: записки выживальщика
13 апреля 2021
«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.
Ширяев Б. Ди-Пи в Италии. Записки продавца кукол – Буэнос-Айрес, «Наша страна», 1952 – 273 с.
Включение книги Ширяева в этот цикл было не вполне корректным: в отличие от других книг, о которых мы говорили ранее, практически все книги Ширяева были переизданы в России в 1990-2010 годах. Маловероятно, впрочем, что хоть кто-то в Иркутске станет читать его сочинения, поэтому главный принцип (редкая книга малоизвестного автора) можно считать выполненным.
Ширяев, писавший также под псевдонимом А. Алымов, прожил жизнь, много раз опровергнувшую распространенные представления о пределах возможного. Подчиняясь обстоятельствам, он проделал путь, извивам которого позавидовал бы сам Одиссей, и проявил при этом волю к жизни, которая поставила бы под вопрос достижения Беара Гриллса. В конце концов, Одиссею противостояли всего лишь простодушные циклопы и чрезмерно обидчивые сирены, в то время как Ширяева преследовали самые упорные и свирепые враги – такие же люди, как он сам. Гриллс и вовсе преодолевал вымышленные трудности в сопровождении съемочной группы, в то время как Ширяев одолел самые страшные преграды, которые только могло выдумать главное чудовище ХХ века – европейская бюрократия. И там, где герои Кафки погибали, Ширяев умудрился выжить, писать и издавать свои произведения, а со временем и вырваться за пределы абсурдного мира «displaced person».
Родился Борис Ширяев в 1889 году в Москве в семье крупного землевладельца, окончил Московский университет, некоторое время учился в Геттингенском университете в Германии. В 1910-х он вернулся в Россию и (первый неожиданный поворот) поступил Императорскую военную академию. Странность состоит в том, что в академию могли поступить только выпускники военных училищ, а окончившие полный курс академии причислялись к Генеральному штабу, многие становились крупными полководцами. За 86 лет существования академии ее окончили всего 4,5 тысячи офицеров, и как мог оказаться среди них штатский Ширяев – непонятно. Видимо он, многократно сочинявший себе биографию под стандарты очередной комиссии, решавшей судьбу ДиПи, что-то выдумал и в этом случае. Известно, (впрочем, только с его слов, так что все сказанное под вопросом), что он участвовал в Первой Мировой войне, и к революции дослужился до штабс-капитана.
Чудом избежав расстрела в 1918 году за попытку перейти границу, Ширяев второй раз был арестован в 1922 году и получил всего 10 лет лагерей на Соловках. Здесь его биография приобретает все более гротескный характер: бывший офицер императорской армии сотрудничает в лагерном журнале, пишет и издает первую повесть и сборник лагерного фольклора. То ли лагерные власти были слепы и доверяли врагу, то ли бывший враг пошел на сотрудничество с администрацией? Непонятно. Зато известно, что страшные Соловки он покинул уже через семь лет и отправился в Среднюю Азию, где работал не кочегаром или плотником, что было бы понятно при такой-то биографии, а журналистом. Никаких газет, кроме советских, в то время и в том месте быть не могло, однако только что отбывший срок лагерник работает в органе агитации и пропаганды – и это устраивает как местные партийные и правоохранительные органы, так и бывшего офицера, пытавшегося будто бы примкнуть к Добровольческой армии.
Вернувшись после трех лет ссылки в Москву, Ширяев вновь был арестован и отправлен в Воронежскую область, откуда перебрался на Северный Кавказ. Дважды осужденный «бывший» ухитрялся преподавать в местных учебных заведениях и сотрудничать с газетами вплоть до прихода вермахта в августе 1942 года. И вот тут его биография становится вполне логичной: уже через неделю после начала оккупации Ставрополя, Ширяев начал издавать и редактировать собственную газету откровенно антисоветского характера. Уместно вспомнить, что в августе 1942 года влияние гитлеровской Германии достигло своего апогея: в Африке части Роммеля стояли менее чем в 200 км от Каира, а на территории СССР продвинулись до Северного Кавказа и даже вышли к Волге.
Удержаться на этих рубежах оккупанты не смогли, и Ширяев бежал вместе с ними. Сначала в Крым (где ему даже вручили какую-то железку, отштампованную специально для таких как он коллаборационистов), дальше через Югославию и Германию все дальше на запад, и в апреле 1945 года достиг Италии. Этими событиями и начинается книга, в которой описаны семь лет жизни перемещенных лиц.
Время было предельно странное. В Северной Италии действовали одновременно и новые республиканские власти страны, сформированные из бывших партизан, и оккупационные власти американских и британских союзников. Среди первых популярнее всего был Сталин, поэтому для выходцев из СССР на первый взгляд выгоднее всего было представляться советскими гражданами, оказавшимися в Италии не по собственной воле – таких партизаны, по крайней мере, кормили. Но быстро выяснилось, что они же выдавали их советским представителям, которые организовывали депортацию в СССР. А это уже устраивало далеко не всех соседей Ширяева по лагерям перемещенных – на родине за ними числилось всякое, как вымышленное советскими следователями, так и настоящее содействие Германии.
Ширяев, как и его жена, в СССР не собирался ни при каких обстоятельствах. Поэтому при встрече с советскими представителями прикинулся белым эмигрантом из Югославии, не имевшим советского гражданства. Это сильно усложнило ему жизнь: Сталин был популярен не только среди членов итальянской компартии, но даже и среди обычных крестьян. Этот факт один раз сильно выручил Ширяева: будучи сторонником Германии или, по меньшей мере, противником советской власти, для итальянцев он, тем не менее, был «профессором» и специалистом по советской литературе. Уже в 1945 году он умудрился заключить договор с издательством и написал книгу «Обзор современной русской литературы», пользовавшуюся большим успехом у читателей.
Хотя книга и подверглась некоторой цензуре (итальянский издатель убрал главу о самоубийствах Есенина и Маяковского и гибели других поэтов и писателей), местные коммунисты обратили на нее внимание и выразили неудовольствие из-за «клеветы». Ширяеву пришлось переехать в Рим, где с разных времен проживало около ста семей русских аристократов. Знакомства в этой среде позволили наладить связи в католической церкви, в которую Ширяев вскоре и перешел. С точки зрения законов русской империи в прошлом это был проступок – в XIХ веке за такое могли лишить всех прав состояния, в ХХ-ом отсылали к духовным властям «для увещевания».
Через эти же аристократические круги Ширяев вышел на окружение великого князя Владимира Кирилловича, который считался главой Русского императорского дома, а в 1951 году удостоился даже личной встречи. Для человека со столь сложной и местами очень мутной биографией, Ширяев сохранил (или изобразил для книги) какую-то чрезмерную монархическую убежденность. Из бесед с некоторыми своими соседями по лагерям ДиПи, он сделал вывод, что и народ в массе своей сохранил монархические настроения и ждет только возвращения кого-то из Романовых в Россию. Как думал Ширяев на самом деле неизвестно, но благодаря этой главе и прочим монархическим вставкам в Аргентине он смог издать свою книгу в издательстве местных монархистов.
Без особых подробностей книга рассказывает обо всех извивах политики западных союзников в отношении СССР и ее бывших граждан, оказавшихся в Европе. Из общего числа ДиПи проще всего разобраться было с жителями экзотических стран, вроде нескольких сотен китайцев, занесенных каким-то ветром в Италию – этих просто вывезли в Китай. Странно, что не на Тайвань, скажет читатель, но поскольку случилось это в конце 1945 или начале 1946 года, до образования КНР, вопрос этот снимается. Жителей Африки эвакуировали на родной континент, евреев вывезли в Палестину, бывших служащих вермахта и военнопленных, воевавших в отрядах партизан, выдали СССР.
Довольно странно сложились судьбы поляков: многих ветеранов «армии Андерса», всю войну сражавшихся против вермахта, заставили уехать в Польшу и СССР, зато в Англию пригласили бывших служащих польских и белорусских подразделений вермахта и полиции Германии. Водоразделом, вероятно, послужила «Фултонская речь» Черчилля и начало «холодной войны»: на западе вполне могли планировать использование бывших служащих вермахта для участия в войне против СССР и его союзников, а заранее отправленных в Польшу «андерсовцев» расценивать как готовые кадры для восстания в тылу противника.
Эмигрантов из Италии принимали далеко не все страны: первыми в списке стояли Бразилия, Аргентина, в меньшей степени отличались гостеприимством Канада и США. Список стран постоянно менялся, правила для выезжающих постоянно менялись – не брали людей с хроническими болезнями, недостающими зубами, ниже определенного роста и так далее. Ни одна страна не желала принимать бывших членов ВКП(б), комсомола и даже профсоюзов. Несмотря на сотни анкет и опросных листов, в аппарате органов по управлению судьбами ДиПи царили хаос и взятки - первыми по «русской» квоте умудрились выехать сербы, потом почему-то кавказцы, а уж потом и чехи.
Ширяев, как и многие его соседи, готов был остаться в Италии, но до выборов 18 апреля 1948 года (на которых христианские демократы набрали 48,5% голосов, а блок коммунистов и социалистов чуть менее 31%) у многих были причины опасаться, что в случае победы левых их выдадут СССР. Как ни странно, еще более способствовали историческому поражению коммунистов и других левых в Италии сами власти СССР. В конце 1940-х на родину начали возвращаться итальянские военнопленные, которые рассказали о положении дел в Советской России. Поскольку официальные издания правительства Италии сообщали, что выжило из общего числа пленных не более 3%, этот факт сильно подорвал популярность коммунистической идеи и особенно практики.
Рассказы Ширяева о быте ДиПи напоминают рассказы «переживших 90-е»: люди брались за любую работу и готовы были учиться любым профессиям. Ширяев, к примеру, ухаживал за скотом на ферме, делал и продавал кукол из папье-маше, а дом построил собственными руками на бетонном фундаменте от немецкого зенитного орудия из обломков каменной ограды, подаренных католическим священником. Другие его соседи собирали окурки и продавали заново упакованный табак, выращивали овощи на пустырях Рима, торговали продуктами, украденными на американских складах, осваивали профессии каменщиков, столяров и пчеловодов. В конце концов, все они устроились бы так или иначе, но итальянское правительство постоянно перебрасывало ДиПи из одного региона в другой (Ширяев в итоге проехал с семьей всю Италию, с севера на юг и обратно), а, в конце концов, запретило принимать иностранцев на работу.
Примечательно, что в одной из последних глав Ширяев описывает некого казака, который служил в вермахте, но устав от всей этой бюрократической круговерти принял решение вернуться в СССР. Он прекрасно понимал, что дальше его путь лежит как минимум на 10 лет в лагеря. Казалось бы Ширяеву, который лично не принимал участие в боевых действиях против Красной Армии, еще меньше поводов опасаться за свою жизнь и грозить ему будут даже не 10 лет, а существенно меньше. Но он ни разу не говорит о том, что и у него были такие мысли. Более того, никакого желания возвращаться на родину не было и у его жены, родившейся уже при советской власти и не знавшей другой жизни, кроме советской.
Биография Ширяева практически дословно описана в песне Евгения Аграновича, запомнившейся советским зрителям по фильму «Ошибка резидента»:
…И носило меня, как осенний листок.
Я менял города, я менял имена.
Надышался я пылью заморских дорог,
Где не пахли цветы, не блестела луна.
И окурки я за борт швырял в океан,
Проклинал красоту островов и морей
И бразильских болот малярийный туман,
И вино кабаков, и тоску лагерей.
Зачеркнуть бы всю жизнь да с начала начать,
Полететь к ненаглядной певунье своей.
Да вот только узнает ли Родина-мать
Одного из пропащих своих сыновей?
Нет, не узнала. Ширяев умер в Италии в 1959 году. Владимир Кириллович Романов, последний из императорского дома, чьи права на престол хоть что-то значили, скончался в 1992 году, хотя перед смертью побывал в России. Сын Ширяева уехал в США и, верный антикоммунистическим идеям отца, воевал во Вьетнаме. Где-то на просторах Европы сгинул и описанный Ширяевым бывший помещик, который сквозь две мировые войны пронес тетрадку с подробным описанием усадьбы, отбитой у него мужиками из соседней деревни летом 1917 года… Время ушло вперед, а эти люди остались в безнадежном прошлом.
Владимир Скращук, специально для «Глагола»
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
