Иван Вырыпаев в проекте #потомучтолюди о культурной политике, благотворительности и патриотизме

15 декабря 2018

Проект из серии интервью ведет Комитет гражданских инициатив.

Драматург, актёр и кинорежиссёр, сценарист, продюсер экс-иркутянин Иван Вырыпаев стал участником проекта #потомучтолюди. 

Это проект об известных и успешных людях, которые тратят свои силы, деньги и время не только на себя, но и на благотворительную и гражданскую деятельность. Зачем им это нужно? Что они от этого получают? Как к этому пришли? С какими сложностями сталкиваются?  Каких изменений им удается добиться? Почему нам важно об этом знать?

В интервью Иван говорит о благотворительности, патриотизме и культурной политике. 

- Как вы относитесь к благотворительности?

Хорошо, когда оказывается помощь. Что в этом плохого? Разве так можно говорить? Если Чулпан Хаматова помогает стольким , а я был у нее в клинике со своей дочкой, мы дружим с Чулпан. Я стоял там в общей очереди. И я вижу, как простые люди приходят туда и получают очень квалифицированную, хорошую помощь, причем сложные, раковые больные. Кто-то им эту помощь оказывает – могло бы этой помощи не быть, а она есть. Если мы говорим на уровне конкретного ребенка одного, если это твой ребенок, конкретно твой – то, конечно, все рады. Конечно, каждый решает сам, но когда ты помогаешь кому-то, ты не думаешь, что ты что-то такое делаешь, прямо выдающееся для этих людей. Ты для себя, конечно, это делаешь, прежде всего, тоже. То есть ты считаешь, что жизнь в отдаче нужна тебе. Чулпан же делает это и для себя, прежде всего. Я ее привожу пример, а сколько таких – Костя Хабенский, ну, это я из своих коллег перечисляю. А сколько таких бизнесменов? Конечно, я считаю, что нужно помогать. Да и не стоит вообще думать о том: «Ой, они это делают, такой гламур, они все собрались, пьют дорогое шампанское, продали вот эти вещи с аукциона, а теперь вот эти богачи, они все там были, эти селебрити, и потом они сфотографировались, пропиарили себя, и эти три миллиона евро…» Ну, и что? Эти три миллиона евро они отправили кому-то. Там же конкретные за этим стоят люди, дети, которые получили еду, игрушки. Каждый пускай сам решает, подаешь ты на улице или нет. Но, по-моему, мир на том и стоит, что люди друг другу помогают.

- Может ли каждый человек изменить мир?

Даже маленький организм, который это порождает, конечно, что-то вносит в этот мир, что-то туда впрыскивает, безусловно. Но заниматься спасением и изменением внешнего мира – вещь неблагодарная. Нужно заниматься, мне кажется, спасением и изменением внутреннего мира. А это изменение, которое происходит внутри, проецируется на внешний мир, так или иначе, и поэтому он меняется.

Но если мы специально занимаемся, в отрыве от внутреннего, внешним миром, то тогда мы очень этим увлекаемся, и мы сами начинаем подстраивать этот мир под свои ценности, что неадекватно. Это эго-ценности, у каждого они свои. И из-за этого весь этот конфликт, вся вот эта каша, которая сейчас происходит. Сейчас же у нас в мире проблема культурно-ценностного конфликта, а не какого-то другого. Это ценности культуры, сейчас культурная война идет. Что бы ни говорили, кто бы ни сказал, что из-за нефти или из-за того, что коварный бизнес – кто бы что ни говорил, но нормальный, серьезный ученый скажет, что на самом деле, конечно, это культурная война, даже включая бизнес и нефть, даже включая передел территории. Это все равно культурная война, потому что и деньги, и нефть – это часть некой культуры, часть некой ментальности, часть неких ценностей.

- Победит ли человечество в этой войне?

Не знаю, потому что я таким знанием не располагаю. Мне просто кажется, что, может, человечество не успеет в силу экологических обстоятельств. Просто есть, наверное, какие-то вещи, которые нужно было еще вчера сделать, а у нас все до них руки не доходят. Пока мы тут будем делить, кто прав, кто виноват в Сирии, мы не занимаемся очень многими другими вопросами, которые очень важны – экологическими, ресурсными и так далее.

- Но собственную-то жизнь может изменить каждый?

Как человек может сделать какой-то выбор, если этот выбор зависит от его генов и его обусловленности? От его кармы – скажу это слово, оно мистическое и непонятное, но я думаю так. В одной и той же среде воспитываются люди, и вдруг один человек так живет, а другой так – странно это. Чтобы просто в человеке проснулось это – вот сколько людей живет и не задает себе определенные вопросы? А потом – раз! – в какой-то момент просто начинают задавать. Что случилось?

Не все люди, которые попадают в трагическую ситуацию, потом переосмысливают свою жизнь. Кто-то переосмысливает, а кто-то десять раз попадает в трагическую ситуацию и продолжает в нее попадать. Когда происходит этот момент понимания в человеке, в человеческом организме, какое-то созревание того, что можно по-другому жить, как-то еще пытаться изменить жизнь? От чего это зависит? Я могу только так сказать, что если такой импульс поступает в человека, и он его чувствует, то это нужно развивать, идти за этим импульсом, идти за собой просто, за своей природой.

- Должно ли государство регулировать сферу культуры?

Конечно, надо заниматься культурой. Вообще, культура – это же не искусство, это все вместе – и искусство в том числе, все культура. И само государство – это тоже часть культуры. Культура занимается сама собой. Культура заниматься культурой. Конечно, нужно помогать друг другу, гражданам развивать свой культурный уровень и так далее. Безусловно. Я только хочу сказать, что почему-то никто об этом не говорит. Вы поймите, что то, что делает министр Мединский, философски я за все это. Я тоже считаю, что нужно развивать национальную культуру, историческую культуру – это правильно, развивать культуру своего народа и любить и уважать свои традиции. Я за это.

Только поймите, что фильмы, которые сейчас делают, например, про танки – это ведь не русский фильм, а американский фильм. Это фильм на русском языке, на русскую тему, сделанный по американскому монтажу. Просто это министерство, Мединский, сегодня не понимает, что такое русская культура, и никто об этом не говорит. Поддержание русской культуры – это не лапти и не русская тема. То есть русское это не означает, что в кафтанах и сарафанах мы говорим про березы. Какое наше русское достояние? Это история мифа Алексея Федоровича Лосева о том, как мы можем воспринимать мифическую реальность. Это только у нас, свойственное нам.

Что такое метафора и символизм в нашем языке? Платонов и так далее? Что такое русская психологическая школа и русская школа изобразительного искусства и так далее? Этого ничего нет, есть просто дешевый, фальшивый патриотизм, который, на самом деле, плюс еще, смонтирован по-американски. То есть это проамериканская культура, с которой они борются. Потому что это монтаж, съемка, это все просто то же самое, это калька с американского фильма, только на русскую тему. И лучше, чтобы они там по-английски, конечно, говорили.

Я работаю с русским языком много лет, но работа с русским языком и запрещение мата – это не одно и то же. Конечно, ругаться плохо и оскорблять людей нехорошо. Но засорять язык – если уж вы, правда, стараетесь, хотите, чтобы был русский язык, тогда вам нужно серьезно пересмотреть соотношение с телевидением. Потому что начинать надо не с вот этих маргинальных нескольких, как вам кажется, панковских мест, которые целое государство хочет закрыть, потому что там произносят бранные слова, а нужно закрыть несколько главных телевизионных каналов, на которых увечат русский язык. Потому что то, как разговаривает, например, Малахов или некоторые другие люди – это хуже, чем можно себе представить, понимаете?

Поэтому я, например, мог бы сказать нашему президенту, если бы у меня была такая возможность, что, конечно, нужно выполнять патриотические вещи, я за это. Но  вот команда этих «патриотов», я им не верю, что они патриоты, Мединский – они не патриоты. Они не патриоты. Они не соображают в этом, они не развивают, с моей точки зрения, русскую культуру, о которой они так говорят. А русскую культуру развивать нужно, так я думаю. Конечно же, это важно. У нас богатейшая культура, которая, правда, к сожалению, сейчас не развивается. То, что у нас будет больший процент фильмов про советских баскетболистов, это никак не развивает русскую культуру. Это просто работает на определенный ура-патриотический сегмент. Ну, это может развивать, конечно, индустрию кино – слава богу, это тоже хорошо, неплохо. Конечно, пускай развивается благодаря этому какая-то индустрия. Но только так тогда это и надо называть. Причем здесь культура?

- А какой должна быть государственная культурная политика?

Я, например, может быть, вступил бы в дискуссию с очень уважаемым мною человеком, с Владимиром Ильичом Толстым, который является советником президента. Он один из авторов «Основ государственной культурной политики». Мы с ним как-то встречались, еще до того, как она была опубликована, и мы как-то разговорились. Мы, вообще, знакомы, потому что я дружу с Феклой Толстой, а он ее родной брат. И мы как-то с ним обсуждали это, вообще, просто. И в самой культурной политике ничего плохого нету. То есть она должна быть, культурная политика. Я считаю, что она должна быть. В отличие от либеральных стран, там, где я живу, в Польше, там все категорически против того, чтобы там была культурная политика. Я так не считаю – я считаю, что она должна быть. Потому что должна быть политика в области культуры. Ничего в этом плохого нет. Это массовое, это государство, нужно как-то это регулировать, действительно так.

Но в этой культурной политике, которую Владимир Ильич, Володя, написал, есть один существенный минус – там слишком много общих слов, которые каждый может трактовать по-разному. Это такие слова, как «патриотизм», «любовь к родине». Это очень разные вещи. Дело в том, что Кирилл Серебренников, сидя здесь, сказал бы, что он тоже любит родину, а, может, даже сильнее, чем те, кто против него выступает. Это его любовь проявляется в том, что он как-то критикует. И эта грань очень субъективная. Кто будет решать, у кого больше любви? Получается, что сегодня любит родину тот, кто ее: а) не критикует; б) хвалит. Значит, вот так проявляется его любовь.

То, что я сказал, очень банально, а эта банальность вытекает из этого, простите, документа, он позволяет так мыслить. Он не затронул того, чем мы богаты – а мы богаты своей метафизикой, своей огромной философией, своим интересным содержанием. Этого ничего нет, кроме какого-то патриотизма. И даже непонятно, что такое этот патриотизм. Что это означает – патриотизм? Отсутствие критики чего бы то ни было? Любовь к флагу? Что это означает? Или это желание в мире, который сегодня так не отделен от всего – ведь мы не можем сегодня отдельно жить, мы же сегодня все вместе, в процессе живем.

Патриот ли я своей семьи? Вот у меня очень хорошая семья, я ее люблю. У нас что, дома есть какой-то культ, мы кланяемся своим фотографиям, есть какой-то цвет нашей семьи, и мы ему поклоняемся? Или что? Мы что, не критикуем друг друга, что ли, в семье? Мы что, не ссоримся? Или из-за того, что я патриот своей семьи, моя жена закрывает глаза на все, что я делаю? Ну, она мне говорит какие-то вещи. Что, мы дочку свою не ругаем, что ли? Ну, ругаем за что-то. Но мы патриоты своей семьи? Патриоты. То, что я сейчас говорю – это очень банально, простите. Понятно, что всем это понятно.

И я уверен, что очень уважаемый мною Владимир Толстой – я его действительно уважаю за то, что он сделал для музея, для всего – мне просто кажется, что все эти документы вытекали не из его масштаба личности, а из такой быстрой потребности сформулировать. Сейчас этому государству – новому, молодому, потому что я так его назову – все-таки оно с приходом Владимира Путина стало немножко новым, перестроилось, вдруг они поняли, что есть вакуум идеологии какой-то. И давайте сразу какую-то культурную политику создадим очень быстро, за полгода. То ее не было тысячелетиями, а тут она появилась. Министра поставим, который будет решать быстрые, текущие идеологические проблемы и так далее.

Поэтому, например, я как раз патриот своей страны в каком-то смысле, я хочу, чтобы здесь было хорошо. Но зачем меня записывать в какую-то пятую колонну? Да, я критикую и да, я не голосовал бы за Владимира Путина, будь мне еще раз предоставлена такая возможность. Да, я не голосовал бы. Но это не означает, что я в каком-то деструктивном мире нахожусь. Я хочу здесь работать, что-то делать и так далее, развиваться и ни в коем случае не фриковать.

- Вы хотите вернуться в Россию?

В этом-то и проблема. Мне говорят: «Ты выбирай!» Но я уже давно так не живу. Это просто странно. Ладно, мой папа из Сибири говорит так. Но когда говорит какой-нибудь уважаемый человек, то мне это очень странно. Мы что, живем – Россия, Польша, Германия? Я живу своим делом, театральным. У меня сейчас будет в Индии проект, мне в Катаре сейчас какой-то интересный проект предлагают, в Англии мне предлагают проект, в Польше, в России. Ну, я делаю проект для этих людей. Какая мне разница?

Ну, конечно, впрямую просить денег у Министерства культуры я сейчас просто сам не стану. Не стану, потому что меня оскорбляет, что они подписали иск против Кирилла. Вот это, как мне кажется, неправильно. Неправильно, потому что тогда они сами тоже должны посидеть. Если там были какие-то нарушения, скорее всего, то эти нарушения вещь общего характера, в том смысле, что это просто такая жизнь, система. Мы все должны тогда оказаться на этом месте, все. Потому что те нарушения, в которых подозревают Кирилла – это типичные нарушения для каждой институции в России. Я просто говорю это вслух. А все же знают, что я прав, но никто не хочет это поддержать. Все же прочитали это письмо, все же понимают, о чем я говорю. И те, про кого я там написал, тоже понимают это.

- Каким общественным организациям вы доверяете?

«Живые города», там я участвовал. «Подари жизнь» Чулпан Хаматовой, я ее знаю. Фонд Константина Хабенского – это из того, что я знаю. Я им доверяю. Я знаю, конечно, больше, я просто сейчас уже не могу вспомнить. Я даже, допустим, доверяю организации, которая называется «Сохрани Тибет», Save Tibet. Я знаю людей, которые ее делают – мне кажется, вполне себе доверительная организация. Я думаю, много организаций – я не настолько хорошо знаю, вернее, не настолько хорошо запоминаю. «Русфонд», например. Я же простой человек в этой среде – в смысле, я нюансов не знаю. Всегда бывают какие-то сплетни, скандалы – я ничего этого не знаю. Я просто, как обычный человек, им доверяю, тем, кого я перечислил. И я перечислил тех, кому я отправляю свои деньги.

P.S.

- Что может вывести вас из себя?

Если нас что-то раздражает во внешнем мире, это означает, что это же раздражает нас, прежде всего, в нас самих, таков закон.

Несдержанность. Неосознанность, быстрая эмоциональность. Все-таки нужно осознавать, что ты делаешь, опережать свои реакции. Они должна быть осознанные, а не моментальные.

- На что бы вы потратили Нобелевскую премию?

Я хотел бы построить в горах такой центр развития здоровья и духовного развития.

- Кто в 21 веке сделал больше всех для того, чтобы в России стало лучше жить?

Я думаю, люди, серия людей. И я думаю, что, как ни странно, это люди, связанные в России с культурой и бизнесом.

- Если бы в Википедии можно было написать только три слова о вас, что бы вы написали?

Я художник, который занимается духовным искусством, как мне кажется.

Конкурс от Ивана Вырыпаева: Я думаю, что хорошо было бы спросить, чтобы человек сам себе ответил – может быть, не только вам, но и самому себе – что действительно для него самое, важное в жизни. Потому что это очень банальный вопрос. Но – я могу сказать, как человек проводящий тренинги – что никто его себе на самом деле не задает. Ну, так, по-настоящему. Если спросишь, сиюсекундно я могу сказать. Но по-настоящему, вот самое-самое важное для тебя. Вся жизнь, она вокруг чего? Вот когда этот вопрос задается себе, то вы как-то так – пам!

Потому что вот эта книжка, она про это. Она как бы и про Россию, и про бога, и про путь, и про все. Это не про то, как женщина бросилась под поезд из-за несчастной любви, не только про это. Это в каком-то смысле евангелие от Толстого о нашей русской жизни – очень интересное, очень актуальное. Там первую главу начинаешь читать – и ты думаешь, что сегодня, что ли, это человек написал. Когда Стиву Облонского описывают, каким он был – немножко либералом, немножко этим – то ты думаешь: «Господи, я же знаю этих людей всех, это просто мы все, это про нас книжка, это наша национальная книжка». Я ее очень люблю.

А вы бы как ответили на свой вопрос?

Что для меня самое важное в жизни? Знаете, это для меня интимный все-таки вопрос. У меня есть ответ на этот вопрос, но я все-таки постесняюсь.

Фото из открытых источников
#потомучтолюди

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!
Ссылка на telegram Ссылка на vk
Читайте также