Николай Загоскин: как лечили в старину

18 января 2022

«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.

Загоскин Иркутск

Загоскин Н. Врачи и врачебное дело в старинной России. / Публичная лекция, читанная 24 марта 1891 года в пользу Общества взаимного вспомоществования учителям и учительницам Казанской губернии. Казань, Типография Казанского Императорского университета, 1891. 74 с.

«Долго не появлялось в нашем отечестве попечительской деятельности государства, направленной к обеспечению для народных масс врачебной помощи», - с такой печальной констатации начинает свою брошюру профессор Казанского университета Николай Загоскин. Долго – это, по сути, до самого 1917 года. Более того, будучи историком права с очень высокой квалификацией и большим опытом научной работы, Загоскин попытался найти в отечественной и даже европейской литературе какие-то исследования на эту тему, но не преуспел. Библиография, которую не назовешь иначе как жалкой, состояла всего из двух книг – ставшего редкостью сразу после выхода в свет на немецком языке трехтомного труда В. Рихтера «История медицины в России» и удивительного издания «Очерки истории медицинской полиции в России», являющегося сокращенным переводом той же монографии Рихтера.

Николай Загоскин родился в 1851 году в Санкт-Петербурге и там же учился в частном пансионе, но гимназию оканчивал в Пензе, а университет - в Казани. С 1875 года преподавал в том же университете, в 1879 году стал профессором, а в 1906-1909 годах и ректором. Одновременно с работой в вузе он 17 лет (до 1900 года) издавал газету «Волжский вестник», где, кстати, был впервые опубликован и доклад об истории врачебного дела. Увлекался археологией и этнографией, организовал несколько выставок, а в 1902 году внес небольшой вклад в становление высшего образования в Сибири – именно Загоскин был председателем испытательной комиссии для первого выпуска юристов Томского университета.

Ошарашив слушателей первой же фразой, Загоскин второй несколько смягчает тяжелое впечатление, сообщив, что несмотря на отсутствие государственной системы здравоохранения, государство все-таки иногда принимало меры для борьбы с пандемиями и голодом. Доступная для народных масс врачебная помощь, по его оценке, появилась лишь с введением земств. И это тяжелый удар по сторонникам теории «до революции в России все было лучше, чем после».

Заявляя, что земства создали множество больниц (с чем, собственно, никто не спорит), эти люди забывают два важных момента. Во-первых, земства были учреждены в 1864 году, но не одновременно и не везде. Поначалу они существовали в 34 губерниях Европейской России, Бессарабии и Области войска Донского. Но в казачьих землях их появление дополнительно усложнило и без того чудовищный административно-правовой хаос, посему в 1882 году их ликвидировали. Во-вторых, земства в западных губерниях учредили лишь в 1911 году. В 1915 году Россия эти территории потеряла, так что событие можно не принимать во внимание. Самые восточные земства были созданы в 1913 году в Астраханской, Оренбургской и Ставропольской губерниях. И это означает, в-третьих, что ни в Сибири, ни на Дальнем Востоке земств не было никогда – а это, как понимает читатель, большая часть территории страны. Да, наименее населенная, но так что с того? Разве в Сибири жили не люди? Глядя на такие вот примеры, понимаешь, почему так часто цитировали слова Ленина про Дальний Восток – «далеко, но нашенский».

Отвечая на незаданный вопрос слушателей «как же предки выживали?», Загоскин сообщает: «…у народных масс была собственная, своя доморощенная медицина, которая пережила многие века исторического развития». Без всякой натяжки, опираясь на общедоступную лекцию египтолога Виктора Солкина, мы можем предположить, что народная (донаучная в нашем понимании слова «наука») медицина тоже могла много чего. Египтяне знали и пытались лечить тяжелые болезни, включая онкологические, занимались стоматологией, изготавливали протезы для утраченных конечностей. И что самое важное – эти знания собирали, обобщали и передавали из поколения в поколение, врачей тщательно готовили и высоко ценили.

В России профессор истории права предлагал собирать и изучать опыт народных целителей, чтобы использовать их в научной медицине – через четыре тысячи лет после египтян. После таких вот казусов и задумаешься: что есть прогресс и всегда ли он линейный? Судя по тексту лекции, с медициной в Казани в конце XIX века дела обстояли так себе: как об общеизвестном факте Загоскин говорит о паломничестве к деревенскому знахарю Кузьмичу и о «персе-проходимце», который несколько месяцев дурил городскую публику. Загоскин напоминает, что такие авантюристы были запрещены законом и религией еще в античной Греции – в Российской империи они процветали до самого ее конца, вспомним того же Распутина.

Отдельная глава лекции посвящена анализу мифологических и былинных историй о начале народной медицины у славян. Первыми врачами по этому источнику оказываются «калики перехожие», которые в языческие еще времена вылечили Илью Муромца, который по непонятной причине тридцать три года сидел в избе, а от некого снадобья встал и немедленно пошел, невзирая на атрофированные мышцы и связки. Вскоре (если судить по былинам, в которых Илья является современником крещения Руси) князья-христиане приходят к отрицанию народных целителей: князь Ярослав преследовал волхвов в Суздале, в 1071 году княжеский посланник Ян Вышатич подавил Белоозерское восстание, возглавляемое двумя волхвами, и так далее.

Комментируя эти данные, уже не былинные, а летописные, Загоскин отмечает, что писавшие их монахи были христианами, но все-таки верили в наличие у волхвов и кудесников как практических знаний по лечению (и наоборот – по наведению порчи), так и в мистические силы. Один из первых юридических документов древнерусского государства «Устав о церковных судах», авторство которого приписывают князю Владимиру Святославовичу, содержит раздел о преступлениях против церкви и веры, а в нем – отдельный параграф об изготовлении зелий. Если понимать под этим словом не только яд, но и лекарство (а при изменении дозировки почти любое лекарство становится ядом), то мы можем сказать, что фармакология в России много веков была под прямым запретом.

Напоминая, что христианство на Русь попало из Византии, Загоскин рассказывает о перенесении в славянские земли всех традиций православной церкви, включая врачебное дело, приюты для стариков и т.д. Первая больница была создана в Киево-Печерской лавре, первым игуменом которой был сын упоминавшегося выше Яна Вышатича – святой Варлаам Печерский. Называя имена первых врачей, прибывших из Византии, Антония, Алимпия и Агапита, Загоскин больше говорит не об их успехах (которыми они были обязаны в том числе и секретным «зельям», ай-яй-яй, как же можно…), сколько о конфликте Агапита с неким врачом-армянином, лечившим частным образом, вне стен церкви. Загоскин отмечает, что уже в те давние времена между врачами существовала жестокая конкуренция, доходившая до нарушения врачебной этики.

Загоскин находит упоминания о частных (и что важно, бравших с пациента плату, в отличие от бескорыстных монастырских лекарей) врачах даже в «Русской Правде». В этом документе говорится, например, что человек, которому нанесли рану, может требовать не только штраф в три гривны, но и сверх того оплату лечения у лекаря – одну гривну. Цена, надо сказать, довольно высокая, но вполне оправданная, ведь лекарь рисковал не меньше, чем сапер в последующие века. Если князь Святослав Ярославич стал первой в истории России жертвой неудачной хирургической операции (27  декабря 1076 года он умер во время удаления опухоли), то можно себе представить, что сделали с «хирургической бригадой» его братья и сыновья.

Вероятно, христианские добродетели и книжные знания Византии далеко не всегда оказывались достаточными для излечения болезней и травм. Поэтому Загоскин находит в летописях примеры приглашения на Русь через Волжскую Булгарию врачей-арабов, персов, сирийцев и даже ученых половцев, что в какой-то мере меняет наши представления об этом народе. С первой трети XIII века (то есть с монгольского нашествия) и на три века после этого Загоскин не может найти в истории России фактов развития медицины. Едва ли не единственное упоминание о ней – излечение митрополитом Алексием монгольской царицы Тайдуллы в 1357 году «от глазной болезни». Но он не пишет о том, что в вероятнее всего болезнь эта была мнимой: Алексия приглашали для лечения хана Джанибека, а вот эта работа оказалась неудачной и хан умер. Впрочем, царица продолжала покровительствовать церкви, митрополит вернулся домой и основал в Москве знаменитый Чудов монастырь.

Возрождением внецерковной медицины Россия обязана, по мнению Загоскина, не только внутренней потребности, но и внешним событиям. После падения Византии вслед за принцессой Софьей Палеолог в Москву потянулись многие специалисты, среди которых были, без сомнения, и врачи. Великий князь, а впоследствии и первый царь Иван III, помимо этого, обращался за помощью кадрами к императору Австрии, но этот опыт нельзя назвать удачным. Когда иностранный специалист не смог вылечить татарского царевича, царь выдал врача татарам, и те без разбирательств на врачебной комиссии незамысловато зарезали несчастного на берегу Москвы-реки. Этот эксцесс, в частности, дал повод строителю Успенского собора в Кремле Аристотелю Фиорованти попросить у царя отставки, но вместо этого его заключили под стражу. Аристотель после этого прожил не более трех лет, после чего его следы теряются – чуяло сердце, что пора валить…

Правление Ивана IV упоминается у Загоскина не только тем, что пермский хирург-самоучка Строгонов получил высокое право именоваться «гостем» и писать отчество с окончанием «-вич» за излечение Бориса Годунова, но и первой научной аптекой, открытой в Москве англичанином Джемсом Фрэншамом. Примечательно, что Фрэншам почти на 20 лет уезжал из России по семейным делам, но в 1602 году вернулся с большим запасом медикаментов и продолжил свою работу. Количество иностранных врачей в Москве постоянно росло, несмотря на сохраняющиеся риски (один такой врач был изгнан из России за политическую деятельность в пользу Англии), так что Борис Годунов в начале XVII века даже организовал первый в нашей стране врачебный консилиум.  

Ко времени правления Годунова относится если не само событие создания Аптекарского приказа, то во всяком случае начало его активной работы. Иностранцы, побывавшие в России, упоминают «аптекарского боярина», в документах упоминаются и другие чиновники. Имя первого боярина - «министра здравоохранения» Загоскин не установил, но список руководителей с 1637 по 1689 год составил. Помимо канцелярских чинов, какие работали и в других приказах, в штате приказа числились доктора (врачи-терапевты), лекари (хирурги, строго отделенные от докторов), аптекари (среди которых особо выделяются «водочные перепущики», то есть специалисты по изготовлению спирта), окулисты, низший персонал («цирульники» - они же специалисты по кровопусканию). Удивительно, но факт – в ведении Аптекарского приказа числились и часовых дел мастера. Видимо потому, что врачам нужны были часы для подсчета пульса, а лекарства выдавали со строгой регулярностью?

Доступность этой системы здравоохранения для пациентов позволяют оценить документы: в 1692 году в приказе служили чуть более 30 человек, включая в это число и «чепучинного дела мастера». «Чепучинное дело», как оказалось, это изготовление лекарств из корней какого-то растения, причем это не ревень (популярный в то время в Европе) и не имбирь. В некоторых источниках можно найти утверждение, что это хина, но у этого растения чаще использовали кору. В любом случае, для получения что «чепучинного сидения», что лекарственных масел даже боярину Катыреву-Ростовскому пришлось писать челобитье царю. Рецепты выписывали на латыни и некоторых европейских языках, после этого рецепт переводили на русский и несли к боярину – заведующему. Боярин спрашивал специалистов от чего помогают перечисленные препараты, те давали заключение, а уже после этого боярин давал разрешение, сообразуясь со справкой о наличии лекарственных средств на складах аптеки. Процедура, что и говорить, очень непростая – пациент мог помереть просто от проволочки.

Работе аптеки, благодаря сохранившимся подлинным документам, в брошюре посвящены добрых пятнадцать страниц. Глава, посвященная врачебному делу от Михаила Романова до Петра I, открывается справкой: все цари до Петра сумели привлечь в Россию или проэкзаменовать внутри страны с присвоением соответствующих полномочий 56 специалистов; Петр уже за первые семь лет правления – 108. Впрочем, тут пример не вполне корректный, потому что Петру для ведения войн нужны были в первую очередь хирурги, которых в этом списке 87.

Загоскин отмечал, что отношение к врачам было очень строгим: нельзя было просто приплыть в Россию через Архангельск, проявить желание и предъявить некий диплом. Место получения образования и опыт предыдущей работы тщательно проверяли, так что многие соискатели вынуждены были отправиться обратно уже на стадии сверки документов. Более или менее надежных кандидатов подвергали врачебному испытанию – Загоскин называет первым главой этой комиссии лейб-медика короля Англии Якова – выпускника Оксфорда Антония Дия, который служил в России с 1621 года. Резолюция Дия была настолько весомой, что некого аптекаря через тринадцать лет после экзамена допустили к работе лекарем, потому что Дий в свое время провел для этого человека испытание на знание двух специальностей сразу.

Врачебная корпорация строго спрашивала с претендентов на звание врача, но в некоторых случаях медикам, получившим опыт лечения без формального обучения в университете, разрешали практиковать – поначалу «над бедными», а позднее и на царской службе. К сожалению, ничего не говориться о качестве работы тех уникальных специалистов, которым присваивали звание докторов в обход системы прямым царским указом. Отношение к врачебным неудачам было менее жестоким, чем в прошлом, по крайней мере после смерти Михаила Романова «от водянки» участников врачебного консилиума уже не казнили лютой смертью – помер царь, с кем не бывает, никто не вечен. Аптекаря, который по ошибке выдал лекарю не тот препарат, от чего помер знатный боярин, и то всего лишь сослали в Курск, с врача же взяли подписку о повышении бдительности. Зато именно при царе Михаиле специалисты заложили основу таких важных процессов, как выявление и борьба с эпидемиями и судебно-медицинская экспертиза, о чем увлекательно пишет Загоскин.   

Рассказ об этой очень подробной и интересной книге стоит завершить именем Петра Васильевича Постникова. Этот человек родился в семье дьяка Посольского приказа, и в конце XVII века был отправлен в Европу для получения образования. Получив диплом Падуанского университета, он, в отличие от некоторых других молодых россиян, в 1701 году вернулся в Россию, приступил к полноценной практике и стал таким образом первым русским врачом, получившим научное образование в одном из лучших университетов того времени.

Если же кто-то спросит, а как же здравоохранение для народа, то на этот случай Загоскин приберег потрясающую историю. В наказе депутата, присланного от города Козмодемьянска в Комиссию для сочинения нового Уложения в 1767 году, было сказано, что горожане просят упразднить должность городского врача: «От лекаря нам никакой нужды нет, и пользоваться им никто не желает и впредь того требовать не будет, и вовсе он нам ненадобен, и жалованье отдают ему праздно…».  Кажется, прогресс нам действительно только снится – сколько наших современников, не желающих вакцинироваться, подписались бы под этими словами?  

                                                            Владимир Скращук, для «Глагола»

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!
Ссылка на telegram Ссылка на vk
Читайте также