Владимир Трубецкой: в погоне за «кровавым омулем»
24 августа 2021
«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.
Ветов В. (Трубецкой В.С.) За байкальским омулем // Всемирный следопыт – 1928 - №9, с.679-690; №10, с.754-761.
«-... Однако омулевый промысел, - говорил он, - с каждым годом катастрофически падает. Нам нужны самые экстренные и энергичные меры для того, чтобы сохранить этот промысел, а иначе наши внуки лишатся удовольствия есть прекрасную рыбу, которая вам сегодня так понравилась ... Впрочем, здесь дело идет не об одном удовольствии. На мой взгляд, положение драматично, ибо если на омулей не обратят теперь же должного внимания, то через два-три десятка лет тысячи людей, занятых на промыслах, лишатся своего заработка».
Эти слова прозвучали не в сентябре 2017 года, когда до ввода запрета на лов омуля оставалось всего несколько дней, а летом 1927 года. Корреспондент журнала «Всемирный следопыт» Владимир Ветов только что прибыл поездом в Иркутск и беседовал в губернском земотделе с неким старичком-ихтиологом, который считал, что до катастрофы – рукой подать. Ветов не знал, что ученый сильно ошибается. Старичок не знал, что перед ним не простой советский журналист из лучшего в то время журнала о путешествиях и приключениях, а князь Владимир Сергеевич Трубецкой. Сын известного философа и ректора МГУ Сергея Трубецкого, бывший офицер лейб-гвардии Кирасирского полка путешествовал в те годы по всей стране, описывая увиденное в яркой и увлекательной прозе.
В 1927 году Трубецкому исполнилось 35 лет. В 1914 году он участвовал в битве при Гумбинене в Восточной Пруссии, в 1915 году служил в штабе генерала Брусилова и был назначен командиром первого в императорской армии автомобильного подразделения – с некоторой натяжкой его можно назвать прототипом современной мотопехоты. После революции Трубецкой участвовал в неудачном заговоре с целью освободить императора Николая II, однако в 1920 году по протекции Брусилова (и, вероятно, после некоторых уговоров со стороны генерала) изменил точку зрения и вступил в Красную армию. До фронта Трубецкой не доехал: по дороге его арестовали и отправили в тюрьму, где он заразился туберкулезом. Болезнь спасла его и от расстрела по какому-нибудь обвинению, и от войны: Трубецкого оправдали и демобилизовали по состоянию здоровья.
В 1920-е годы семья Трубецкого жила в основном в Подмосковье, где он познакомился с Пришвиным и начал писать рассказы. Один из них опубликовали в выходившем с 1925 года «Всемирном следопыте» и вскоре Трубецкой под нейтральным псевдонимом Ветов стал постоянным автором издания. Надо сказать, что за печатную площадь ему приходилось конкурировать не только с тем же Пришвиным, но и такими авторами как Грин, Беляев и Василий Ян. В экспедицию на Байкал Ветова отправили вполне целенаправленно: журнал среди прочих задач пропагандировал внутренний туризм по СССР, и справлялся с этой задачей вполне успешно.
Современные биографы отмечают, что мемуары, рассказы и другие произведения Трубецкого-Ветова отличала «высокая информативность». И это чистая правда: на двух-трех страницах он рассказал читателю об омуле буквально все, что можно прочитать сегодня хоть в Википедии, хоть в газетной публикации, хоть в официальных документах правительств Иркутской области и Республики Бурятия. Перечислены места лова; названы отдельные байкальские популяции; подсчитаны шансы на оплодотворение и выживание отдельной икринки; описан возраст и вес омуля, идущего на нерест.
Уже в 1927 году было придумано все необходимое, чтобы обеспечить выживание вида: «В простой избе был устроен настоящий рыборазводный завод и устроен он был, можно сказать, почти без всяких денежных затрат и без всяких аппаратов. Принцип был следующий: в глубокую тарелку выдавливалась омулевая икра из нескольких самок; затем на нее выпускали молоку самца, после чего палочкой тщательно перемешивали ее с икрой, достигая при этом примерно 85% ее оплодотворения. Это так называемый «сухой способ Врасского». Оплодотворенную таким образом икру затем помещали на сеточки, сделанные из марли, и эти сетки укладывали в обыкновенные стеклянные четверти из-под вина, предварительно выбив их дно. На горлышки бутылей надевались резиновые трубки, по которым шла в четверти вода под некоторым давлением. Как видите, устройство нерестового аппарата - вещь отнюдь не сложная!».
Несложное-то оно несложное, денег почти не нужно, используются простейшие элементы – а заводов на сегодняшний день не сказать чтобы много… Почему сегодня это так – тема для отдельного разговора, а в 1920-х завод долго не протянул: под него в деревне выделили самую ветхую избу, в один неудачный день у нее рухнула крыша и восстанавливать заведение не стали. «Беда вся заключается в отсутствии средств, с одной стороны, и в малой культурности населения - с другой», - навсегда описал проблему иркутский ихтиолог.
И далее разговор московского журналиста и иркутского защитника природы удивительно актуален:
«- Что же является все-таки главной причиной падения омулевого промысла? осведомился я.
- Прежде всего - хищничество, то есть незаконная ловля омуля в запретные сроки, когда он массами заходит в реки для нереста. Такая незаконная ловля преследуется и строго карается. Однако, несмотря на это, на одной лишь Селенге сотни людей занимаются хищничеством, беспощадно истребляя руна омулей. Курьезно то, что нерест омуля охраняется неплохо. Для борьбы с хищниками мы держим на одной лишь реке Селенге вооруженный отряд в 60 человек, так называемых «имальщиков». Имальщики имеют в своем распоряжении и моторные лодки и оружие, однако, хищнический воровской промысел настолько добычлив и до того вошел в быт населения, что до сего времени там есть сотни отчаянных людей, которые подчас рискуя жизнью, ловят омуля в реке, невзирая на запреты и берданки имальщиков. Эти хищники - поистине смелые и лихие типы, и поделать с ними мы ничего не можем…».
Заменить в тексте устаревшее слово «имальщики» на «полиция» - и хоть сейчас в традиционный сентябрьский репортаж из дельты Селенги, которые так любят журналисты «Аргументов и Фактов» и «Московского комсомольца». Не изменилось, кажется, вообще ничего. Трубецкой во время своего путешествия без особого труда вышел на «организованную преступную группировку» рыбаков-хищников, и после разрешения некоторого недоразумения с духом хлестаковщины (его приняли за инспектора, приехавшего проверять работу «имальщиков»), подружился с одним из «авторитетов» - тогда их называли «башлык».
Примечательный факт: в 1927 году советская власть еще не объединила все сельское население в колхозы, поэтому русское и бурятское население деревень на восточном берегу Байкала жило артелями, промышляя каждая кто чем умеет. Нетрудно догадаться, что сельское хозяйство было уделом тех, кто не мог, гребя веслами, уйти от моторной лодки, или нести на плечах лодку с пятью сотнями выловленных омулей. Тонкую грань между «хищниками» и легальными артелями Трубецкой описал кратко – легальный промысел все-таки прекращался на время нереста.
«Из бесед с рыбаками я выяснил, что они разделены на самостоятельные артели. Каждая артель в 8 -10 человек имеет сетовую лодку, которая в большинстве случаев принадлежит башлыку, пользующемуся в артели двумя паями и являющемуся начальником артели, которая слушается его беспрекословно. Каждый пай определяется минимум в полсотни саженей сети и три рубля деньгами. Омуля ловят ночью на середке Байкала сетями до двух верст длины», - с такой теоретической подготовкой Трубецкой вместе с рыбаками вышел на ночной лов. Почему-то все участники промысла были уверены, что днем омуль видит сеть и ни за что в нее не попадется, хотя при такой длине сети деваться ему попросту некуда.
Сам лов оказался делом сравнительно простым: вечером артель закинула сеть, поужинала и залегла спать (над огромной глубиной, посередине Байкала), а утром извлекла сеть и выбрала рыбу. По рыбацкой традиции корреспонденту нагородили сорок бочек баек про то, как в прошлом вылавливали омулей тысячами за один заход, да и были они куда крупнее нынешних. На попытку упрекнуть хищников рыбаки нагородили известной и нам антинаучной ерунды:
«Рыбаки, однако, не хотели соглашаться со мной. Они как бы извиняли хищников, говоря:
- Все люди кушать хотят, а омуль ... он переводится сам собою. За ним гоняются не только люди, его жрут и бакланы и нерпы».
Бакланов, как мы теперь знаем, на Байкале не было несколько десятилетий подряд, а поголовье омуля тем временем все сокращалось, да и нерпа предпочитает голомянку и бычка. Но главный хищник – человек – всегда может свалить вину на хищника бессловесного.
На берегу же рыбаков встречал настоящий байкальский хищник – частный предприниматель: «Торг был быстрый, без лишних слов, без споров, без клятв и ругательств. На Байкале редко услышишь ругань вообще. Весь улов был сразу же куплен рыжим купцом по 17 копеек за омуля в круг. Рыбу быстро перекидали в двуколку и полили ее сверху водой из ведра. …Сегодняшняя выручка оказалась сносной. В нашей артели пришлось по 4 рубля с 8 копейками на брата. Эта артель оказалась из дельных: она рассчитывалась строго за наличный расчет и не должала купцу, который навез в Исток много товара».
Частник-предприниматель тут же вернул практически все деньги обратно: «…лишь только его денежки разошлись по карманам, он тут же достал откуда-то увесистый кулек, наполненный заманчивыми произведениями Госспирта. Рыжий тут же продал вино по двойной цене за бутылку, нажив на этой маленькой операции только 100%».
Из-за омуля, как рассказали журналисту, рыбаки можно было погибнуть на Байкале, а можно было и на берегу – случались конфликты между артелями «хищников» или между законопослушными рыбаками и «хищниками». Именно поэтому автор очерка упорно называет омуля «кровавой рыбой». Но кто бы ни добыл рыбу, итог был один: вся она попадала в руки купцу. «Оказалось, что на все время летнего промысла он открыл в Истоке свою лавку, где рыбаки могли втридорога купить все, чего бы они только ни пожелали. По словам купца, местный кооперативчик слабо конкурировал с ним. Широкий кредит и расчет «кровавыми омулями», добываемыми тяжелым трудом, - вот в чем заключалась основа коммерции частника из Верхнеудинска. В этом глухом уголке такие вещи были еще возможны».
Как удивился бы Трубецкой, узнав, что такие вещи были возможны и 90 лет спустя.
Владимир Скращук, для «Глагола»
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
