Кацурагава Хосю: лик России в зеркале Японии
25 мая 2021
«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.
Кацурагава Хосю Краткие вести о скитаниях в северных водах (Хокуса монярку) / Пер. с японского, комм. и прил. В.М. Константинова – М.: «Наука», 1978 – Серия «Памятники письменности Востока» XLI – 474 c.
…15 января 1783 года корабль «Синсё-мару» вышел из бухты Сироко и взял курс на город Эдо, известный нам как Токио. Судно несло большой груз риса, который не был доставлен в порт назначения. Зато рис спас жизнь капитану Дайкокуя Кодаю и шестнадцати другим членам экипажа, когда шторм лишил корабль мачты и занес на один из Алеутских островов. Спустя четыре года русские промышленники забрали японцев и вывезли их на Камчатку, откуда в 1789 году команду доставили в Иркутск. Наиболее патриотичные иркутяне уже узнали сюжет, пересказанный в фильме 1992 года «Сны о России». Эти внимательные читатели могут вспомнить, что часть японцев практически сразу приняла решение остаться в России и занимались преподаванием родного языка, но вот сам капитан Дайкокуя Кодаю настолько твердо решил вернуться на родину, что добился даже аудиенции у императрицы Екатерины II. Лишь в 1792 году капитан и остатки его команды высадились в Японии…
Книга Кацурагава Хосю рассказывает о той же самой истории, но в другой стилистике. Япония в эпоху сёгуната была принципиально закрыта от внешнего мира до такой степени, что даже вернувшихся из-за границы японцев казнили, а Дайкокуя Кодаю и его спутников помиловал лично сёгун. Тот факт, что океан унес моряков куда-то далеко, не был чем-то необычным – такое случалось сплошь и рядом. Но вот возвращение на родину выделяло экипаж «Синсё-мару». Команду и капитана тщательно допросили чиновники, а после возвращения к обычной жизни они делились своими воспоминаниями. Так появились три версии этой истории: официальный протокол-стенограмма допроса, беллитризированный рассказ «Оросиякоку суймудан» (именно он лег в основу сценария фильма «Сны о России») и книга Кацурагава Хосю, потомственного врача и профессора медицинского училища.
Любопытно, что все три версии долгое время были малоизвестны в Японии, и абсолютно неизвестны в России. Протокол допроса, как положено документам такого рода, лег в архивы с грифом «секретно», а то и «совершенно секретно, перед прочтением сжечь». «Сны о России» ходили по рукам в виде списков (лишнее подтверждение тому, что самиздат был всегда и везде) и для значительной части рядовых японцев стали первым доступным описанием нашей страны.
Книга Кацурагава Хосю отличается от первых двух версий в лучшую сторону, поскольку он знал голландский язык, общался с европейцами и потому смог проверить и дополнить рассказ не очень образованного, но очень наблюдательного капитана Дайкокуя Кодаю. Будучи медиком и ученым в более широком смысле слова, Кацурагава умел излагать информацию последовательно, очень точно и притом лаконично. «Краткие вести…» тоже были засекречены и хранились в архивах с запретом на дальнейшее тиражирование, а все черновики и рабочие материалы Кацурагава сжег. Любопытно, что когда японский историк Камэи Такаёси, знавший о существовании книги Кацурагава, в начале ХХ века отыскал единственный рукописный оригинал в архивах, ему пришлось 20 лет добиваться разрешения на публикацию, и лишь в 1937 году один экземпляр этого редкого издания попал в СССР. Сотрудникам НКВД, которые вряд ли пропустили перевод такой интересной книги, стоило обратить внимание на способность японцев анализировать политическую обстановку, экономику, транспортную инфраструктуру и быт народа соседнего государства в мельчайших деталях.
Судите сами: если пропустить первые две главы, в которой дан список экипажа «Синсе-мару», описание жизни на острове Амчитка и путешествии по России и обратно в Японию, капитан Кодаю подробно описал все ближайшие острова Алеутской гряды, Камчатку, Якутск, включая занятия местных жителей, включая политическое устройство якутских и бурятских родов, климат и расстояния между населенными пунктами. В главе об Иркутске дано описание города, школ, больниц, торговли с Китаем; в рассказе про Нижнеудинск – о сборе налогов с якутов и бурят, в том числе о размере налогов и о чиновниках, ведавших сбором. Упомянуты Тобольск, Екатеринбург, Казань, Нижний Новгород, Москва; описан Петербург, его улицы, дома, царский дворец, памятник Петру I и мосты через Неву.
Здесь от этнографии и «туристического путеводителя» Кодаю переходит к чистой разведке и перечисляет национальные меньшинства России, а попутно и 52 государства, с которыми в то время Россия ведет торговлю. В пятой главе описаны царская династия, природа, климат, люди, обычаи, имена, фамилии, брак, похороны, крещение, изменение имен иностранцев при крещении. В шестой - рассказ о государственном устройстве России, административной системе, чинах и жаловании, (а также врачах, священниках, храмах, календаре, системе летосчисления, письменности, деньгах, налогах, мерах длины, объема и веса) наполнен такими подробностями, что, пожалуй, не всякий студент исторического факультета смог бы сделать то же самое - хотя он всю жизнь живет в России, а японский капитан лишь пять лет. Всего в книге 11 глав, причем последняя, по признанию лингвистов и историков, представляет собой первый русско-японский словарь из 1500 слов, которые капитан Кодаю сумел запомнить.
Японцев в России интересовало практически все, поскольку сходств между двумя странами было крайне мало – разве что приобретенные через Китай традиции чаепития. Моряки «Синсё-мару» постоянно подчеркивали свой опыт наследственных мореходов (то есть людей, видавших всякое и в Японии, и за ее пределами), но совершенно не представляли, что можно пить коровье молоко и поначалу отказывались есть говядину. С другой стороны, современного российского читателя, наверное, поразит удивительная эффективность гаданий, которыми японские моряки пользовались для диагностики состояния своего судна. Когда корабль после шторма начал набирать воду, команда поступила так: «На бумажках-жребиях написали названия разных частей корабля, освятили их, и когда погадали, то выпал жребий с надписью: «Правый борт, угол у руля». Когда осмотрели указанное место, то, действительно, там оказалась течь». Таким же способом команда, сохранившая удивительную стойкость во всех выпавших на ее долю приключениях, определяла расстояние до суши и выясняла другие бытовые вопросы.
Стойкость команды, впрочем, в значительной степени была обусловлена жесткой волей и неунывающим характером капитана. Вот как он описывает первую встречу с коренными жителями Амчитки: «Между тем жители острова заметили их корабль, и вдоль подножия горы к берегу вышло одиннадцать человек. У них были темно-красные лица и короткие бороды, волосы торчали во все стороны, ноги - босые. Одежда их, сделанная из скрепленных вместе птичьих перьев, едва покрывала колени. На плечах они несли палки. К каждой палке привязано по четыре-пять диких гусей. Встретившись с ними, было трудно понять, люди это или черти. Они стали что-то говорить, но на каком-то непонятном языке. Однако Кодаю подумал: если они тоже люди и если их натура такая же, как и у нас, то у них должно быть корыстолюбие. А если у них есть хотя бы корыстолюбие, то уж мы сможем как-нибудь дать им понять, чего мы хотим, и Кодаю попробовал протянуть им несколько монет. Они охотно взяли их. Тогда он достал хлопчатобумажное полотно. Они с радостным видом схватили его и, подойдя совсем близко к Кодаю, потянули его за рукав с таким видом, будто хотели сказать: «Пойдем с нами!».
Русские власти поначалу предлагали экипажу принять православие, поступить на государственную службу и продолжать жить в Сибири. Дальнейшие события очень напоминают сказочный зачин про три испытания для героя: когда капитан Кодаю отверг это предложение, ему предложили стать купцом, а когда он отказался повторно, японцам сократили денежную выдачу из казны (составлявшую 300 копеек в месяц). Однако японцы, не привычные к излишествам, прекрасно обходились и меньшей суммой. В судьбе Кодаю и его земляков большую роль сыграла один из основателей стекольного завода в Тальцах Кирилл Лаксман – именно он доставил их в Санкт-Петербург и содействовал аудиенции у императрицы, а его сын Адам стал одним из первых подданных Российской империи, сумевшим побывать в Японии. Книгу о посольстве Адама Лаксмана ждала та же судьба, что и сочинение Кацурагавы – она была издана в 1805 году и надолго забыта.
Особенно интересны для иркутян третья и четвертая глава, в которой Кодаю (и Кацурагава) описывают жизнь японцев в Иркутске. «В этом месте больше трех тысяч домов, это очень оживленный, процветающий город. Не найдется ни одного вида торговли, промышленности или товаров, которых бы там не было. В Иркутск постоянно приезжают торговать люди из Китая, Кореи, Маньчжурии и других мест», - оценка, согласитесь, довольно лестная, если знать, что речь идет о конце XVIII века. Еще более приятно прочитать отчет о состоянии правопорядка, вставленный в описание городского базара: «Товары, разумеется, остаются в магазинах. Купцы не боятся, что товары будут разворованы, ибо базар охраняется казенной стражей. Поэтому и иностранные купцы спокойно привозят сюда и оставляют в этих лавках все свое добро, вплоть до золота, серебра и одежды». Печально, впрочем, что все описания школ, больниц, аптек, театров и других учреждений такого рода относятся только к Санкт-Петербургу – в Иркутске из привлекших внимание Кодаю структур были только базар, тюрьма и баня.
Некоторые описания Байкала (который произвел на японцев сильное впечатление) ставят читателя в тупик. С чем, например, связать такой рассказ: «На другой стороне озера есть теплые источники Китика. Кодаю говорит, что, когда у него заболела нога, его заставили купаться в этом источнике. В 570 с лишним верстах от Иркутска вокруг теплых источников построено пять гостиниц, представляющих собой большие дома, в каждом из которых по четырнадцать-пятнадцать комнат для приезжающих. Источники текут издалека, из долины. Гостиницы стоят на краю обрыва, и от них до ванн сделан коридор длиной около одного тё . Ванны делятся на три /разряда/; первый для чиновных людей, второй - для простых и третий для женщин. В двух-трех верстах оттуда в горах добывают соль». Если судить по расстоянию, то очень похоже на Горячинск, однако как должна болеть нога, чтобы врач отправил пациента из Иркутска в такую даль, если есть похожие по действию источники в Аршане?
В некоторые увиденные явления капитан Кодаю, похоже, не верил и сам: «Недалеко от Иркутска, в Киринги, живет старик, которому уже 171 год. На обратном пути Кодаю вышел из лодки и зашел посмотреть на этого старика. Ему на вид можно дать не более 80 лет». В самом деле – экзотика экзотикой, но надо и меру знать… С другой стороны, сам капитан внес некоторый вклад в быт россиян: «В России сразу же после мытья в бане надевают белье, а обсохнув, надевают поверх остальную одежду. Кодаю говорит, что, когда там увидели, как он надел оказавшуюся при нем юката (легкое кимоно без подкладки – В.С.), все пришли в восторг и быстро сшили себе юката. Таким образом, в России юката появились благодаря Кодаю».
Вклад отважного капитана в налаживание связей между двумя странами нельзя назвать очень большим, поскольку пришелся на времена, когда два государства и два народа были к этому не очень готовы. И тем не менее, зафиксировать его пребывание в Иркутске каким-то памятным знаком было бы вполне уместно. Все-таки не каждый раз туристы привозят в наш город новую моду – команда «Синсё-мару» была четвертой группой японцев, оказавшихся в Иркутске, а книгу написал лишь один из них.
Владимир Скращук, специально для «Глагола»
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
