За рабочим столом - с писателем Арнольдом Харитоновым

26 января 2022

Вчера Арнольду Иннокентьевичу Харитонову исполнилось бы 85. Это был первый день рождения без именинника.

Арнольд Харитонов

Такие даты отмечают творческими вечерами или вечерами памяти. Разбушевавшийся вновь ковид пока не дает такой возможности. Но мы нашли интервью десятилетней давности, которое Арнольд Харитонов дал журналисту Любови Сухаревской. Давайте его прочтем.

Зная его образ жизни, соглашаешься: это не кокетство, а именно работа, пахота. И такой работоспособности, как у него, может позавидовать иной молодой коллега. И так - практически всегда, в разные периоды жизни, будь это захлест журналистики или увлечение литературой, а чаще то и другое поочередно, и именно это - тема нашей встречи.

Мой собеседник - Арнольд Иннокентьевич Харитонов, член двух творческих союзов - журналистского и писательского, автор километров строк (если бы было возможно измерять их километрами!) публицистики, очерков, киносценариев, мемуаров, беллетристики… Часть этих строк стала страницами в газетных подшивках, другая - книжками прозы или публицистики, немалая часть написанного еще ждет своего издания.

- Арнольд Иннокентьевич, трудно найти точку отсчета, и все же… Не с пустого же места все начинается! Какой-то отправной пункт надо определить.

- Все очень просто: это моя первая журналистская командировка. В университете я не особенно сотрудничал с газетами, так, написал две заметки… А когда учился на пятом курсе, нынешний профессор, философ Боря Кислов, шедший на курс старше (он учился вместе с Саней Вампиловым), позвал меня в Усолье, где он тогда уже работал в газете «Ленинский путь». Я поехал абсолютным щенком, не представляя толком, что такое газета. 

Редактор меня спрашивает: в каком отделе вы бы хотели работать?

- Я ему: ну, культура, спорт… 

- Нет, это нам не надо. Нам нужен человек в отдел сельского хозяйства. Выбора у меня не было.  Получается, с первой же командировки мне повезло на хороших людей.

- Как вы считаете, журналистика подпитывала будущую писательскую работу или мешала ей?

- Трудно сказать… Я ведь писательством-то занялся поздно, мне уже лет шестьдесят было. Но руку я на этой профессии набил, хотя репортером не был, по заданиям не бегал. Я практически все время был замом редактора. Только в Зарафшане редактором, а на Иркутском телевидении - главным редактором. А так - все время замом. Меня это устраивало, потому что у зама, как правило, не было четко очерченных обязанностей, я мог заниматься чем хотел, а хотел я одного: писать. И я писал - очерки, зарисовки, портретные очерки - то, что сейчас считается умершим жанром. И потому, повторяю, вполне набил руку, хотя, вообще говоря, я же филолог, а эта специальность тоже дает кое-что, какие-то представления о языке и его богатстве. Поэтому с грамотностью у меня было все в порядке, слово я чувствовал, а то, что я не бегал по мелочам, было даже хорошо. 

Журналистику часто называют литературой на бегу, но я, получается, вроде как не очень бегал. И эта очерковая структура или даже стихия и породила со временем первую книгу. «Эх, путь-дорожка!..» - это, строго говоря, мемуары, хотя одна критикесса написала, что она лишь похожа на мемуары, но вовсе таковыми не является. Мне это польстило, признаю, - она назвала это романом… А что, может, так и есть, что же тут такого невероятного? 

И все же часто кое-кто норовит указать: вот, мол, из прозы журналистика лезет. А я от нее, вообще-то, и не открещиваюсь. Лезет - пускай лезет. Смотря какая журналистика, тут ведь все измеряется качеством. Гиляровский, например, - чистая журналистика. А какое чтение! Или Гарин-Михайловский? Никто ж не пенял ему, что он журналист. 

А вот сейчас книжка в компьютере - там уже, я считаю, чистая проза: три-четыре повести и несколько рассказов, - и в основе каждого лежит какой-то реальный факт. Другое дело, он так переработан, что его и не узнать. «Вальс с вождем», например, - это история моей тетки, которая действительно танцевала с Куйбышевым и до старости об этом помнила. Остальное все додумано. И так все мои вещи, по такому же принципу написаны. Лучшее, что я написал, по-моему, - это «О, море в Гаграх». Я не говорю, что это вообще так замечательно, - но это лучшее, что я написал. 

И в новой книжке, если она выйдет, есть повесть «Мы едем, едем, едем». Это история о том, как некие люди везут из Иркутска в Харьков передвижной зоопарк. Конечно, я все придумал, в том числе и героев. В основе самой истории лежит почти анекдот, который мне рассказал когда-то Саня Вампилов. У него был однокурсник Игорь Сомов, который после университета пошел работать администратором филармонии и как-то раз, действительно, вез зверинец. И Саня рассказывал об этом смешно, мол, они по дороге объели всех животных и даже продали пару фазанов на какой-то станции. Вынесли и обезьяну продавать, да никто ее не купил - не нужна русскому человеку в хозяйстве обезьяна.

Я долго вокруг этой истории крутился, она в голове у меня сидела, а потом решил попробовать. Ну и получилось, мне кажется. Так что в каком-то смысле у меня в основе всего лежит журналистика, то есть факт. Человек, факт, событие. 

- А что важнее для писателя - зацепка за фактический материал или последующее литературное преломление, домысливание, работа над стилем и языком? 

- Это как у кого, я не берусь судить. А для меня - то, что я сказал. Но я, видимо, уже распоясался в этой третьей книге - и там такого понакрутил! Там и сны, и сказки… Короче, фантасмагория какая-то. 

- До сих пор я вас воспринимала как реалиста…

- Да вот, чего-то меня вдруг понесло. Там у меня есть еще такая повесть «Так решил Федя», жанр которой обозначен как фантазия на футбольную тему. У меня там звери разговаривают, кот есть такой мистический вроде кота Бегемота, но у меня он совсем другой, далекий от булгаковского. У меня - черный кот, с футбольным именем… Но и в этом абсурде в основе лежит реальный факт.

- Вы согласны с тем, что любой писатель держит за душой суперидею, которую он хочет донести до своих читателей?

- Конечно. А суть в чем? Это моя вечная идея: нет хороших или плохих наций - а есть хорошие или плохие люди. А весь остальной материал лишь способ донести эту идею. Вот для чего мне тут футбол понадобился? Во-первых, я его лучше знаю, а во-вторых, в этой сфере у меня нет близких людей. Я сначала хотел эту тему писать на материале театра, а потом понял - ведь обидятся все, кого я знаю, хотя я могу иметь в виду какой угодно театр. И всей этой «футбольной» ситуацией - а там сюжет довольно остро развивается - подтверждается: какая разница, кто ты - калмык, русский, еврей, чеченец… Важно, какой человек, что он умеет, какая у него совесть. Я на этом стою, это мое убеждение. И тот, кто воспринимает других по национальному признаку, для меня просто не совсем нормален. Или больной, или глупый. В основном все ксенофобы - глупы: не случайно чаще всего это были лавочники, торговцы, им поорать, побить стекла. А когда этим занимаются люди высокоинтеллектуального труда - это и вовсе запредельно…

- Такие книги, которые вам приходится делать и по заказу, и по необходимости заработать на жизнь, — они мешают вам или тоже позволяют выразить какие-то свои глубинные мысли?

- Это смотря какие книги. Я за последние три года сделал три таких. Первая - о Михаиле Алексеевиче Винокурове. Я сделал ее с удовольствием. Этот человек близок мне по своей душевной организации, мы с ним много общались, летали с ним на нашу общую родину, в Жигалово, были в Питере, где он заканчивал аспирантуру. Он меня познакомил с руководителями своей диссертации, это удивительные люди. Настоящие питерские интеллигенты, ученые… Я записал 15 кассет по нашим разговорам с Винокуровым… Так что заказ заказу рознь.

- Наверное, многое зависит еще от того, как человек сам к этому отнесется. Можно же было подойти к этому заказу формально и сделать все по минимуму…

- Ничего не хочу сказать плохого о коллегах, но многие подобные книги действительно делаются формально. Читаешь о человеке, у которого такая судьба! А в книге - ничего нет… Ну а вот эта, другая моя книга - «Мы одна семья» - удовольствия такого мне не доставила. К тому же это был каторжный труд. Тут героев - более двухсот человек. Но и здесь, кстати, очень много было интересного общения, даже со студентами - мне же приводили не двоечников, а продвинутых ребят. И я увидел, что новые люди, новые лидеры - растут, мы же их обычно не видим, не знаем, ругаем: а, эта а, эта молодежь! они ничего не читают, ничего не хотят знать…Нет, они разные, и хотя я это, конечно, подозревал - но в этом случае получил хорошую пищу для размышлений. Многие из моих собеседников уже имеют свое дело, знают, чем хотят заниматься в будущем… Мы были не такими.

- Мне кажется, это наблюдение важно, потому что многие люди с возрастом становятся пессимистами, глядя, как и куда все катится… Все это, мягко говоря, не способствует оптимистическому взгляду на жизнь. А то, что вы рассказываете, - обнадеживающе звучит.

- Вообще-то, я и по натуре оптимист, хотя в моей жизни всякое было, било меня и так и эдак. Вот я сейчас заканчиваю книгу «Земляки» к юбилею Жигаловского района, это моя родина и родина Михаила Алексеевича Винокурова. Книга юбилейная - а положение там отнюдь не юбилейное, достаточно сказать, что самые богатые люди в районе - это пенсионеры. Все на них надеются, их грабят, при мне двоих убили… Но я верю - и пишу об этом в послесловии: «…вслед за черной полосой обязательно наступит светлая, у Жигаловского района есть все основания для доброй надежды, и потому я не буду заканчивать наш рассказ на такой печальной ноте. Постараемся посмотреть на будущее нашего района с оптимизмом…». И дальше я излагаю свое видение того, каким мог быть наш район, если бы изменились ну хотя бы российские законы. Там все для этого есть, это самый богатый район Иркутской области: два триллиона кубометров газа только в Ковыкте, да еще Чиканское газовое месторождение; Знаменское месторождение высокоминерализованных рассолов, где чуть не вся таблица Менделеева… Поэтому я и говорю об этом с оптимизмом.

А вообще я там познакомился с такими людьми! Подробно рассказываю о них в книге. Это судостроитель; это артист кукольного театра и лауреат двух «Золотых масок»; еще один незаурядный мужик – он, по существу, сам поставил памятник своим погибшим землякам. Герой России, полковник, вертолетчик, который воевал в Афгане, на Северном Кавказе, был в Анголе, в Мозамбике… Интереснейший и при этом - скромный человек. Есть у них и свой меценат, его фамилию я слышал там на каждом шагу…

- Остается задать самый традиционный вопрос: что на рабочем столе, что в голове, в замыслах?

- Трудно что-то планировать…Уже четвертый год - из одной книги в другую. И надо это еще издать! Как и книгу Венгера, которую я готовил, это моя головная боль - она, эта книга («Вот тебе и здрассьте! Байки дядюшки Вили»), для меня сейчас важнее всего. Ты знаешь, в каком положении Виталий Константинович, ему 83, и он все время работает! Одной рукой, на пишущей машинке… Сейчас заканчивает книгу, и в планах еще одна. Учусь у него!

Света, моя жена, мне говорит: почему бы тебе не написать пьесу? Я, кстати, написал как-то пьесу, которую благополучно потеряли, - это была история Сани Вампилова («Портрет с гитарой и лодкой»). Ни найти, ни восстановить ее я не смог. И вот сейчас я даже начал писать новую - про новых русских, про старых бамовцев… Начал еще рассказ - о моих школьных друзьях. Будет в нем и грустное, и смешное, - всякое. Если я когда-нибудь это напишу - будет памятью моим ребятам…А вообще я вспоминаю корифея нашей драматургии Виктора Розова, с которым как-то общался. Когда я спросил его, пишет ли он что-нибудь сейчас, он ответил: «Молодой человек, в моем возрасте надо указом президента запрещать писать». Так что - как бог даст.

Любовь Сухаревская, Байкальские вести. 2011. 

Фото Татьяны Глюк

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!
Ссылка на telegram Ссылка на vk
Читайте также