Афганистан: там, где время остановилось
31 августа 2021
«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.
Тагеев Б. По Афганистану. Приключения русского путешественника – М.: Издание Д. Ефимова, 1904. – 162 с.
Реснер Л. Афганистан – Москва – Ленинград; «Государственное издательство», 1925. – 104 с.
События, описанные в двух книгах двух очень разных авторов, разделены всего 20 годами. Однако это были первые 20 лет бурного ХХ века, за которые распались крупнейшие европейские империи, возникло множество новых государств, и дух обновления проник даже в самые глухие и изолированные уголки. Афганистан же в некоторых своих свойствах остается неизменным, кажется, со времен Александра Македонского, который стал первым завоевателем, чьи войска смогли занять, но не смогли удержать эту страну в русле чуждой ей культуры.
Борис Тагеев в действительности был не русским, а персом по происхождению, но родившимся в Санкт-Петербурге, где жили уже два поколения его предков. В предисловии к своей книге он рассказывает, что готовился к путешествию в закрытую для европейцев страну с 1892 года, но смог осуществить свое намерение лишь в 1901 году – после увольнения со службы, которую он нес в Туркестане. Как всякий приличный тревел-блогер он заранее почитал литературу, в том числе, отчет первого русского посольства в Афганистан, датированный 1677 годом. Но обнаружил, что даже материалы, собранные англичанами во время англо-афганской войны 1878-1880 годов, как и очерки врача русской миссии Яворского, побывавшего в стране в 1879 году, решительно устарели. По мнению Тагеева, за прошедшие 20 лет благодаря усилиям своих правителей Афганистан поднялся из страны «третьего сорта» до уровня своего соседа Персии, а то и выше.
Нельзя сказать, что Тагеев воспринимает Афганистан как потенциального равного партнера России, но в его описании нет и тени высокомерия: в России были огромные территории, которые выглядели точно так же, были так же бедны и неустроенны, да и население было так же бедно. Лариса Рейснер, посетившая Афганистан в составе советской дипломатической миссии, путешествовала не только с севера на юг, но и из светлого будущего в безнадежно темное прошлое. Всё, что она видит, представляется ей исключительно полем битвы грядущей мировой революции; все, кого она встречает – либо потенциальные союзники, либо будущие враги.
Бывший военный Тагеев описывает страну, в которую он попал под видом мусульманина-паломника, почти как разведчик-нелегал - коим он с высокой долей вероятности и являлся. Его интересую переправы через реки, проходы сквозь пограничные посты, способы договориться с проводниками-контрабандистами, наличие постоялых дворов и колодцев, возможности для ведения записей, составления топографических схем и фотографирования… Увиденное не вдохновляло: «Непривѣтливый пейзаж открылся предъ моими глазами: голая степь, уже сожженная солнечными лучами, какъ-то уныло смотрѣла на меня своимъ однообразіемъ и бѣднотою; лишенныя растительности горы казались какими-то общипанными и безотрадными среди этой пустыни, гдѣ лишь вѣтеръ, покручивая песокъ, подхватывал и уносилъ высоко въ небо совершенно сожженные солнцемъ большіе листья степного растенія мумъ».
Лариса Рейснер, имевшая уникальный для женщины военный опыт (в 1918-1920 годах она служила на Волжской речной флотилии и Балтийском флоте), пишет про ту же страну гораздо более поэтично и ярко: «И все-таки жизнь не вся выпита солнцем. Она только пригнулась лицом на пески, затаила дыхание, бесконечно смирилась. Но в пыли, в увядшей листве - везде живое. Пепельные ящерицы оставляют на пути извилистые следы; упрямые скарабеи среди золота и янтаря раскаленной дороги скатывают свои навозные шарики. В колючих кустах шелестит саранча, кузнечики дождем сыплются из-под конских копыт, и воздух полон их сухой скрипичной музыкой». Казалось бы про одно и то же, но как велика разница.
Для Тагеева Афганистан – проблемная враждебная территория, где нужно прикидываться тем, кем не являешься и следить за каждым словом и жестом. Для Рейснер – территория пока враждебная, но в будущем ей предстоит войти в семью советских народов. Тагеев понимает, что его читатели вообще не представляют себе жизнь не то что в Афганистане, но хотя бы в Средней Азии. И потому разъясняет значение слов «кебаб» и «пелау» (плов), завершая последнее замечательной фразой: «Особенность пилава такова, что онъ никогда но надоѣдаетъ и каждый день его можно ѣсть съ одинаковым удовольствіемъ».
Рейснер наблюдает страну, в которой некоторая часть населения по приказу Амануллы-хана (его сравнивают с Петром I) уже носит европейскую одежду и ест на европейских тарелках. Никому, кроме правителя, происходящее не нравится: привычная одежда испытана веками, она больше подходит к местному климату, а изготовленные на первой афганской фабрике костюмы – как и первые мундиры петровской гвардии – настолько плохого качества, что рвутся в первые же минуты после примерки. Афганистан в целом не умещается в европейскую культуру (ее британский вариант), что особенно ярко проявляется в описаниях его армии начала века и начала 1920-х.
Тагеев пересказывает своим читателям местную легенду о происхождении названия страны и ее народа от сына библейского царя Саула, которого звали Афган. Этот Афган якобы был прирожденным воином и командовал армией отца. Потомки Афгана оставались сильными воинами и тысячи лет спустя: «Общею же чертою всѣхъ войскъ Афганистана является чисто воинскій духъ, которымъ проникнуть въ странѣ каждый солдат… Несмотря на постоянный усобицы въ Афганистанѣ между отдѣльными племенами, составляющими его населеніе, афганцы дружно соединяются въ одно цѣлое войско, лишь только отечеству ихъ грозить какая-либо опасность. Умереть за свою родину и вѣру почитается великою заслугою у афганцевъ… Афганцы вообще рѣзко выдѣляются среди окружающихъ ихъ народностей востока и представляютъ собою полный контраст лѣиивому жителю Азіи. …Насколько мнѣ пришлось замѣтить, афганцы очень охотно идутъ на военную службу, никто никогда къ этому ихъ не неволить, а хорошее содержаніе солдата служитъ лучшей приманкой для населенія поступать въ ряды афганскихъ соваровъ».
Рейснер видит совершенно другую страну. Здесь армия носит европеизированную форму, имеет на вооружении многозарядные винтовки и каждый день выходит на учения. Но выглядит все гораздо менее внушительно, чем во времена Тагеева: «В большинстве солдаты поражают своим маленьким ростом, тщедушием и молодостью. Подростки, которых особенно много, отбывают воинскую повинность за богатых купеческих сыновей, за аристократию базара. По местным законам, всякий новобранец имеет право нанять вместо себя заместителя, - мера, благодаря которой большинство армии состоит из безземельных крестьян и Lumpen–Proletariat`а , особенно этого последнего. Наоборот, высшее офицерство подбирается и выращивается с оранжерейной тщательностью, в непосредственной близости к трону и эмирской семье».
Обычные армейские офицеры мало отличаются от рядовых солдат: питаются из одного котла, живут в той же палатке, молятся бок о бок с подчиненными. Единственное отличие – офицер заканчивает училище: «В военном училище, кроме верховой езды, стрельбы и маршировки, проходится еще география, история, химия, иностранные языки. Все это конечно, с точки зрения панисламизма и шариата, по нелепым учебникам или изустному преданию, которое заставило бы покраснеть ученого араба XVI столетия, - но все-таки проходится». Одно из преданий, к примеру, гласит, что Земля – плоская, и это в ХХ веке. Возможно, для нужд командира взвода и даже роты этого и достаточно, но для развития страны, согласитесь, маловато. Защитой страны от иностранных захватчиков жители городов почитают не эту сомнительную военную силу, а кочевников, которые подчиняются центральной власти лишь в той степени, в какой это выгодно им самим.
В чем-то страна сделала большой шаг вперед. Тагеев ничего не пишет о местной медицине. Рейснер посещает больницу, в которой работает врач, владеющий основными навыками и методами современной хирургии, хотя отсутствие ранней диагностики и общая антисанитария сводят результаты его усилий почти к нулю. Описание некоторых пациентов один в один совпадает с историями, которые рассказывали советские врачи, служившие в Ограниченном контингенте советских войск в 1979-1989 годах – проходит время, но не меняются климат, традиции и уровень жизни. Есть, впрочем, одно крупное отличие с современностью: ни Тагеев, ни Рейснер ни разу не упоминают выращивание мака или употребление его производных, хотя сельскому хозяйству оба уделяют в сумме по несколько страниц текста.
Едва ли не единственное, в чем описание Тагеева лучше, чем описание Рейснер – это положение женщины. В начале ХХ века, как раз накануне путешествия Тагеева, правитель страны Абдуррахман-хан ввел почти европейские законы, по которым не только вдова освобождалась от власти родственников мужа, но даже выданная замуж против своего желания девушка могла обратиться к властям и получить их защиту. Были упрощены условия развода, заметно повысился уровень жизни и гигиены – это видели проводники-афганцы. Рейснер видит женщин, запертых в гаремах, которые могут жить в богатом доме или бедном, но все равно они закрыты чадрой, равны перед мужьями-тиранами, болезнями и насекомыми-паразитами – и никакого просвета нет ни для кого. «Всё бесполезно», - подводит итог их жизни первая в истории женщина – комиссар военного флота.
Примерно теми же словами можно описать и результаты усилий двух правителей – Абдуррахмана и Аммануллы – по повышению доходов казны и модернизации страны в целом. Тагеев узнал от проводника и индусов, долго живших в Кабуле, что главным источником государственного дохода в Афганистане были налоги на землю и фруктовые сады, пошлина на предметы ввоза и вывоза, штрафы, арендная плата за пользование казенными землями, а так же субсидия, которую афганский эмир получал от английского правительства. Как тут не вспомнить дотации современному афганскому правительству от Европейского союза и США. Однако значительную часть из 15-18 миллионов рублей годового бюджета разворовывали чиновники. Уличенным в попытках украсть государственный документ ради сокрытия хищений по приказу Абдуррахмана рубили пальцы.
Не помогло. Двадцать лет спустя Рейснер пишет: «В маленьких восточных деспотиях все делается из-под палки...При помощи этой же палки Амманула-хан решил сделать из своей бедной страны настоящее современное государство, с армией, пушками и соответствующим просвещением, нечто вроде маленькой Японии, - железный милитаристический каркас со спрятанной в нем, под сетью телеграфных и телефонных проволок, первобытной, хищной душой». Амманула даже приглашал к себе иностранных концессионеров для строительства железной дороги, но первые в стране 4 км построили советские специалисты в 1980-х, а следующие 300 км – узбекские и иранские специалисты уже в XXI веке. Знай Амманула о тщетности своих усилий – решился бы он на трату времени и сил?
Все попытки изменить течение истории Афганистана, которые предпринимали один за другим правители Афганистана, вроде бы давали плоды. Но раз в 20-30 лет страну сотрясали сейсмические волны и каждый эмират, королевство или республика заканчивали в руинах. Приходится признавать правоту Рейснер, которая приходит к выводу, что в стране нет никакой экзотики – просто вечно пашут землю, вешают воров, умирают от болезней, и уходят в прошлое, не оставляя следа. Ни советская власть, которая только-только знакомилась с Афганистаном, ни англичане, которые, по меткому замечанию Рейснер «заменили шаху джиннов из «Тысячи и одной ночи», не могли изменить ничего – разве что англичане еще больше отделили правящий слой от основного населения страны.
И кажется, так будет вечно.
Владимир Скращук, для «Глагола»
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
