Лев Сидоровский: Жил певчий дрозд Отар Иоселиани

13 января 2024

Немного не дожив до 90-летия (2 февраля 2024-го), в Париже 17 декабря 2023 года умер Отар Иоселиани.

В августе 1973-го я оказался на Пицунде, в Доме творчества кинематографистов и журналистов Грузии. И жизнь там у меня сразу, как говорится, забила ключом. Ну, в самом деле: до обеда на пляже слушал весёлые байки в исполнении киномэтра Сергея Герасимова и шахматного чемпиона Михаила Ботвинника, а сразу после обеда, «чтоб растрясти жирок», резался в настольный теннис с Владимиром Высоцким. Затем – волейбол, да какой: рядом со мной на площадке нещадно бились кинорежиссёры Гавриил Егиазаров и Николай Маслаченко, звезда экрана Лев Прыгунов, любимый переводчик Брежнева Виктор Суходрев... Ну а поздно вечером – хмельные песни Владимира Семёныча до полного одурения...

Пользуясь такой счастливой возможностью, я, естественно, налево и направо брал «для газеты» интервью, и лишь одну «знаменитость» уломать был не в силах. Этот большелобый, черноусый человек в нашем шумном сборище выглядел, пожалуй, самым незаметным, каким-то внутренне очень сосредоточенным, ушедшим в себя наглухо...

Впрочем, так, наверное, и должно быть у истинного поэта, а в кинорежиссёре Отаре Иосилиани, когда мы смотрели его очень немногочисленные работы, поэт угадывался мгновенно...

И так случалось всякий раз. Когда документальным фильмом «Чугун» он защитил диплом во ВГИКе, счастливцам, которые смогли картину увидеть, вспоминались такие шедевры, как «Соль Сванетии» Калатозова и «Стекло» Хаанстра.

Потом настоящим праздником на экране явился «Листопад» – талантливый и значительный своим ясным национальным колоритом жизни, своим точным, выразительным кинематографическим языком.

За ним в 1970-м последовала дивная лента «Жил певчий дрозд», после которой зритель уходил задумчивым и печальным, размышляя о жизни, о её смысле, о её требовании к каждому: найти себя в свершениях для людей.

До встречи с Иоселиани я уже немного знал о его пути в искусство. Было на этом пути музыкальное училище, которое Отар закончил одновременно по классу скрипки, композиции и мастерству дирижёра. Был математико-механический факультет МГУ, но перед самой защитой диплома Иоселиани вдруг подал документы во ВГИК, на режиссёрский. Он плавал матросом на рыбацком сейнере и вкалывал доменщиком на металлургическим заводе – стоило ли удивляться и мудрости молодого режиссёра, и поэтичности его языка?!..

На одном из первых общественных просмотров «Листопада» ему предложили выступить перед сеансом. Иоселиани вышел на сцену и сказал: «Здравствуйте». Потом задумчиво помолчал, постоял немножко и, чуть разведя руками, решительно ушёл со сцены. Наверное, в истории кинематографии это выступление – самое короткое и скромное.

Таким же, скупым на слова и уж тем более на восклицательные знаки, был среди своих весьма общительных коллег этот большой художник и на отдыхе. Например, однажды вечером, когда некая экстравагантная дама из Москвы закатила своему несколько «перебравшему» муженьку публичный скандал, Иосилиани тихо изрёк: «А в Грузии на пьяных мужей не кричат – их жалеют и укладывают спать».

Мы иногда вместе бродили – вдали от шума, в тенистой роще. В моей сумке всегда был магнитофон, который незаметно включал. Когда вернулся в Питер, свёл воедино вопросы и ответы, убрал второстепенное, и вот что получилось.

Перво-наперво мне хотелось уяснить, почему Иоселиани после долгих исканий выбрал именно эту профессию, что в ней для моего собеседника самое-самое главное. И услышал:

– Прежде всего, замечу, что к своей профессии отношусь несерьёзно. Поэтому высоких мотивов при её выборе не было. Само ремесло это кажется мне элементарным. А трудность нашей профессии заключается в том, что всегда надо быть искренним.

Плюс ко всему – интересно, что по ремеслу наша профессия авантюристична: сделать то, что хочешь, было бы просто, если бы тебя всё время не толкали в локоть – таковы уж специфические сложности нашего производства. Всё это очень похоже на известный эпизод из чаплинского фильма «Новые времена». Помните: герой картины работает официантом, и ему надо донести поднос от кухни до клиента через танцующий зал. Падая сам, он всякий раз все-таки умудряется поднос удержать... Так и у нас.

Картина – это наполненный сосуд, который надо донести, не расплескав... Кроме того, думается, из всех искусств кино в силу своей специфики меньше всего имеет право относиться к искусству. Поэтому мы так мало знаем фильмов, которые могут называться произведениями искусства. На мой взгляд, таких не больше десятка…

В кинематографе есть круг проблем, которые заслуживают внимания, заслуживают того, чтобы о них вести прямой и откровенный разговор. Проблемы эти – сугубо человеческие, касаются сущности нашей жизни. Я не ставлю себе целей дидактических, воспитательных. Наверное, от кино ещё никто не изменился. Но если в зале хоть один человек вздохнёт с тобой вместе... Если он думает о явлении, которое ты предлагаешь его вниманию, так же, как ты, то есть – находит подтверждение своим отношениям к этому факту, то человеку становится радостно, что он не одинок…

В любом продукте человеческой деятельности меня радует то, что я это понял. Меня всегда радует понимание... Есть исконная грузинская житейская точка зрения, что, мол, нужно провести время на этом свете, отдавая, если ты хочешь хоть чем-нибудь обладать. Еще Шота Руставели писал: «Что оставишь себе, то пропало, что раздашь, то – твоё...»

Отчего же в таком случае, при столь определённой режиссёрской позиции, у моего собеседника за полтора десятилетия к той поре лишь два полнометражных фильма?

– Потому, – ответил Иоселиани, – что, во-первых, картины ставить непросто, а я стараюсь говорить о том, что волнует. Потому что, во-вторых, никогда не имею планов на будущее. Знаете, как другие планируют: сначала сниму это, потом – то... Я твёрдо уверен, что через два-три года, если только буду жить на этом свете, у меня на те же явления будет иная точка зрения, поэтому планировать работу заранее и снимать беспрерывно не считаю возможным. Надо немного пожить, потом присесть и оглянуться...

Ну а какую роль в жизни общества режиссёр – при столь максималистском отношении к делу – отводит своим фильмам? Когда я его спросил об этом, Иоселиани, помню, закурил очередную сигарету, несколько раз затянулся, а потом – очень медленно и негромко:

– Хочу, чтобы мои картины были созидательным инструментом. Чтобы благодаря им – между людьми возникал контакт. Чтобы люди задумывались над жизнью. Чтобы они духовно выпрямлялись. Вот, например, фильм Де Сика «Чудо в Милане» в определённый момент жизни явился для меня подспорьем. Именно в нём нашёл я подтверждение мучавшим меня жизненным вопросам. Может быть, он даже уберёг меня от поступков, чреватых неприятными последствиями... Подобную задачу, думается, в какой-то мере я смог выполнить в «Листопаде» – именно в плане работы над сохранением нравственного института. А это очень ценно для колеблющихся молодых людей – для тех, которые способны совершить проступок, «перейти Рубикон» – и тогда уже поздно...

Я тогда, в ответ на эти слова, вздохнул: мол, цели у вас, Отар Давидович, прекрасные, а вот успех ваших фильмов в прокате, увы, не очень велик... Он усмехнулся:

– Этот неуспех отражает реальное соотношение количества зрителей, интересующихся таким кругом вопросов, и не интересующихся. Кроме того, большое значение имеет уровень и самих работников проката, ибо прокат, увы, определяет, сколько будет копий фильма, каким экраном он пойдёт, какая реклама будет ему предшествовать. А «Листопад», к примеру, был выпущен в количестве 150 копий (раз в десять меньше, чем принято) и демонстрировался в основном на клубном экране. «Жил певчий дрозд» оказался примерно в таком же положении. И всё это несмотря на то, что отзывы прессы на обе картины были хорошие...

Не хотелось бы, чтобы в подобном положении оказался и фильм «Апрель»: это моя ещё институтская работа, которую сейчас, спустя много лет, решил выпустить на экран. Фильм-сказка о молодёжи, о мещанской психологии, которая разъедает в душах людей всё человеческое...

Как раз тогда по телевизору каждый вечер впервые показывали «Семнадцать мгновений весны», и весь Дом творчества собирался в холле, у экрана. Однако Иоселиани среди зрителей не было. Как-то в связи с этим я высказал недоумение, однако Иоселиани невозмутимо констатировал:

– А я вообще не люблю ни сидеть у телевизора, ни ходить в кино. Когда сапожник кончает работу, он же не идёт смотреть, как работает другой сапожник. В мире есть небольшое количество фильмов, которые с удовольствием смотрю время от времени.

Когда мы прощались, я осторожно поинтересовался, какой фильм у Иоселиани будет следующим, о чём режиссёр нам поведает на сей раз. Отар Давидович выдохнул ароматную струйку «Кэмела»:

– Фильм будет о крестьянах. Вы знаете, если при помощи слов можно сформулировать, о чём картина, то не стоит её и снимать. Конечно, могу сказать о новой ленте какую-то плоскую фразу, но куда тогда денутся все остальные планы? Название – «Пастораль». Сценарий закончил буквально вчера – да-да, здесь...

Эта беседа (конечно, в ином формате и по другому выстроенная) была спустя пару недель опубликована на страницах питерской «молодёжки», в связи с чем мы мигом получили из обкома партии большой «втык». Вызванный вместе с главным редактором в Смольный, «на ковёр», я услышал:

– Нашли с кем беседовать! Товарищ Ленин говорил, что «из всех искусств для нас важнейшим является кино», а этот ваш, как его, Иоселиани сравнивает главное, партийное дело советского кинорежиссёра с тасканием подноса официантом в пляшущем ресторане! Вот так вы оба «воспитываете» ленинградскую молодёжь! За антисоветчину ответите!

Когда потом по телефону я ввёл Отара «в курс событий», он вздохнул:

– Это дурацкое, чисто советское понятие: мол, при помощи искусства якобы можно воспитать людей, дать им «направление». Ерунда. Просто есть круг лиц, которые думают так же, как и мы. И когда мне, допустим, нравится какая-то книга, она мне нравится именно потому, что это – мои чувства, но только автор сумел сформулировать их замечательно.

Что ж, за «антисоветчину» я «ответил»: и удобного рабочего места меня лишили, и на пути моих дальнейших публикаций внушительную баррикаду выстроили. Почти год длилась опала.

А Иоселиани спустя некоторое время снял ту самую «Пастораль», которая на Берлинском фестивале получила приз ФИПРЕССИ, однако наш зритель картину не увидел: она, как тогда говорили, «легла на полку». К тому же в Госкино режиссёра предупредили, что в Грузии больше снимать не будет.

И тогда он перебрался в Париж и стал снимать там. И как снимать! Например, «Фавориты луны» на Венецианском кинофестивале были удостоены специального приза жюри. Этой же премии не миновали ещё две ленты – «И стал свет» и «Разбойники. Глава VII». А «Охота на бабочек» вообще удостоилась многих наград. Кстати, в фильме «Прощай, дом родной!» (у нас назывался «Истина в вине») одну из главных ролей сыграл сам. В общем, мой старый знакомый стал классиком европейского кинематографа, за большой вклад в развитие которого получил премию «Кристиан». И после работал так же основательно и неспешно, выдавая – раз за разом («Шантрапа», «Зимняя песня») – своё, «фирменное» кино. Помню, «Сады осенью» сам определил так: «Это – о суетности высокого положения»...

А наш замечательный Юрий Норштейн обратил внимание на звуковой строй фильмов Иоселиани, назвав их «целыми академиями». По словам Норштейна, он никогда не просит композиторов писать к своим картинам «отдельную музыку», потому что в своей работе использует «всю звуковую палитру, все звуки мира»…

Недавно я услышал по радио знакомый глуховатый голос:

– Кинематограф может быть только авторским и никаким другим. Остальной умирает и забывается. Молодые люди, так называемый массовый зритель, смотрят сегодня какую-то дичь и думают, что это и есть кино. Кассовые фильмы вызывают у меня отвращение.

И ещё:

– Меня расстраивает то, что мы утратили способность жить спокойно: писать акварели, играть на фортепьяно, принимать гостей, вести дневники, устраивать пикники. Почему у нас не хватает на всё это времени? Почему я не могу прийти к человеку без предварительного звонка и быть уверен, что он будет мне рад? Чем все так заняты? Пушкин, Мусоргский, Маяковский тоже работали как безумные, но у них оставалось время на общение с людьми, развлечения, светскую жизнь, даже на пьянство. А потом этот наглец и безобразник Эдисон всё испортил: граммофон, лампочка, телефон - это ужасные изобретения. Они съели у нас время. Я ещё помню времена, когда писал письма, неспешно работал, у меня был досуг, а потом я уехал на технически оснащённый Запад, и часы, дни, годы стали утекать сквозь пальцы.

А в одном журнальном интервью по поводу распада СССР сказал с горечью:

– Я был против распада, потому что Грузия лишилась русского языка, через который была привязана ко всей мировой культуре: классику знали в русских переводах. То, что сейчас происходит в Грузии, – вырождение языка фактически в жаргон: отцы с трудом понимают детей…

И вот так ответил на вопрос о Сталине и вообще большевиках:

– Иоганн Вольфганг Гете вложил в уста Мефистофеля странную фразу, приблизительно смысл её таков: «Я принадлежу к силе, творящей зло, а так получается, что творю добро». Революционеры могли бы эту фразу переиначить: «Мы хотели бы творить добро, а получается, что вынуждены творить зло». Я на память приведу вам строки Анатоля Франса из рассуждений аббата Куаньяра: «Безумие революции в том, что её целью было утвердить на земле добродетель. А когда людей хотят сделать добрыми, умными, свободными, умеренными, великодушными, то неизбежно приходят к тому, что жаждут перебить их всех до одного. Робеспьер верил в добродетель – и создал террор. Марат верил в справедливость – и требовал двести тысяч голов». Возможно, все они, и Сталин в том числе, хотели творить добро, не получилось. И мы знаем, какое произошло безобразие в результате русской революции…

А так – по поводу понятия «гражданская позиция»:

– Гражданская позиция – это нечто не формулируемое. Это наше желание: чтобы было не так, как есть…

Что ж, его мысли, его принципы с той далёкой пицундской поры обретали ещё большее своеобразие.

И вдруг чёрное известие: в ночь на 17 декабря Отар Иоселиани, этот дивный, ни на кого не похожий "певчий дрозд", не дожив чуть больше месяца до своего 90-летия, скончался...

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург

Фото из открытых источников

Возрастное ограничение: 16+