Андрей Боков об иркутском периоде архитектора Павлова

14 июня 2018

Весной 2018 года исполнилось 80 лет со дня рождения Владимира Азарьевича Павлова, ленинградского архитектора, который с 1963 по 1986 года работал в Иркутске и возглавлял региональное отделение Союза архитекторов.

Местное профессиональное сообщество считает Павлова до сих пор непререкаемым авторитетом и выдающимся мастером. 

"Глагол" уже писал об архитекторе в памятные апрельские дни. Однако сегодня мы решили вернуться еще раз к наследию архитектора и опубликовать статью президента Союза архитекторов России в 2008-2016 годах Андрея Бокова об иркутском Павлове, которая вышла несколько лет назад в журнале "Проект. Байкал".

Если идее Рэма Кулхааса сделать выставку и книгу, посвященную русским – советским 70-м, суждено сбыться, то ему не обойтись без «иркутской истории», связанной с именем Владимира Павлова. Интерес к хрущевско-брежневскому модернизму вызван не столько числовыми закономерностями, не только все более быстрым превращением обыденного материала в исторический, но качествами этого самого материала. Сегодня с дистанции в 30 лет, похоже, подтверждается редкая для безвременной эпохи исключительность иркутской архитектуры тех лет. Для Кулхааса и его гипотетической аудитории «иркутский ренессанс» 70-х – ранее никому не известное, экзотическое явление, вдвойне интересное из-за узнаваемости его признаков и родовой принадлежности, из-за несомненной близости самым актуальным настроениям.

Нет сомнения, что эти настроения окрашены в резко модернистские тона – тона третьей волны модернизма – более мягкой, разумной и взвешенной, лишенной радикальной социальной риторики, но не менее энергичной. Модернизм 20–30-х, неомодернизм 70-х и неонеомодернизм составляют цепь событий, единство которых обозначено именно семидесятыми, в том числе советскими и иркутскими семидесятыми. 

Не пытаясь переоценивать архитектуру 70–80-х годов, во многом являвшую собой слепок общества тех лет, нельзя не отметить признаки и черты, рельефно проступающие на фоне вялой, слабой, вторичной, лишенной целостности, индоктринированной современности. Все, что сегодня вызывает законную, естественную зависть и тоску, что являет собой лучшее из принадлежащего второй героической эпохе российско-советской архитектуры, – все это было и есть в иркутской архитектуре 70-х: обращенность в будущее (а не в прошлое), значительность размеров и замыслов, сдержанность, строгость, честность, смелость, упрямство и сила.

Главным признаком 70-х и их иркутской версии является, по сути, то, что крайне привлекательно и почти недостижимо сегодня. Это – проявление безграничной воли и силы, это – размах, обусловленность каждого шага крупным градостроительным замыслом, это, наконец, отношение к природному и градостроительному контексту, построенное не на буквальном его прочтении и обязательном уподоблении, но на следовании существу и духу места; это способность и умение выстраивать связи не только через покорное следование, но и через отчетливо читаемый контраст.

Открытая и реализованная Павловым формула успеха проста и актуальна по сей день – это самостоятельная и качественная архитектура. Иркутск 70-х, как ни парадоксально, был более близок современному ему миру, чем Иркутск 90-х. Он существовал в одном времени с британскими бруталистами, японскими метаболистами, голландскими структуралистами и великими американцами Л. Каном и П. Рудольфом. Но, живя теми же настроениями, что и известные миру современники, иркутская школа тех лет умудрилась сохранить отчетливо видимую сегодня независимость, оригинальность и специфику, что определяется словом «регионализм».

Иркутский регионализм выстраивался как из материала российского наследия, конструктивизма и супрематизма, так и из «бед», вроде сурового климата, официальных требований сборности, модульности и индустриальности, скудости матбазы и выразительных средств, которые остроумно трансформировались в достоинства. 

Энергетический выброс в Иркутске 70-х во многом напоминал произошедшее двадцать лет спустя в Нижнем Новгороде, что означает отчасти закономерность его исключительности: Харитонов – это Павлов 90-х. Оба сумели создать качественную архитектуру в «одном отдельно взятом» городе в момент, отнюдь не благоприятствующий расцвету профессии. Практика Иркутска 70-х и Нижнего 90-х – это практика использования каждой возможности с максимальным архитектурным эффектом, при том что самих возможностей бывает не больше, чем в любом другом месте. 

Внутри профессионального сообщества Иркутска, а затем Нижнего Новгорода требовательность к качеству решения и заданность высокого его уровня стали неудобным, но жестким правилом. Устойчивость этих правил, продуктивность и длительность их действия – прямое следствие успеха лидера в создании своей школы. Но если нижегородская школа 90-х признавалась и приветствовалась всеми внутри и за пределами города, то признать факт существования иркутской школы в застойные времена было так же невозможно, как и самой школе самоопределиться. 

И тем не менее в Иркутске 70-х, как, впрочем, и в Нижнем 90-х, было больше возможностей, чем в столицах. Иркутск 70-х оказался в одной архитектурной компании с продвинутыми Прибалтикой и Закавказьем, на почти полноценную и вполне живую архитектуру которых с завистью смотрели медленно взрослеющие жители столиц. При этом усилий А. Меерсона, В. Воскресенского, Я. Белопольского и замечательного московского однофамильца Павлова – Леонида Николаевича – было в те времена явно недостаточно, чтобы вывести столичную архитектуру из устойчиво провинциального состояния.

Опыт Иркутска и Нижнего Новгорода был поставлен молодыми людьми – энергичными, амбициозными, везучими, обаятельными, талантливыми и очень профессиональными. 70-е были героическим, насыщенным и счастливым периодом как биографии В. Павлова, так и иркутской архитектуры, периодом совпадения судеб, не лишенным драм и переживаний, периодом любви, которая завершилась на рубеже 90-х конфликтом и разводом. Развод этот оказался губительным не только для Павлова как лидера иркутской школы и творца иркутского ренессанса 70-х, но и для иркутской архитектуры. Лучшее из того, что было при советской власти, проиграло в споре с худшим, что принесли с собой первые волны демократии: профессионализм, чудом возникший и уцелевший в душные застойные времена, уступил место провинциальной художественной самодеятельности, для которой провинциальность, как говорится, не географическое состояние, а состояние души. Остается надеяться, что уступка эта – временная.

Андрей Боков, Проект Байкал

На фото Владимир Павлов (1978) из живого журнала архитектора, художника Олега Беседина

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!