Остров Несогласия на Байкале есть. Часть вторая
17 апреля 2018
Некоторое время назад журналист Берт Корк с фотокорреспондентом Дмитрием Дмитриевым прожили неделю на Ольхоне, чтобы "понять особый менталитет его жителей".
Первая часть рассказа вышла на "Глаголе" в воскресенье, сегодня окончание этого путешествия.
Прожив на Ольхоне неделю, нам удалось понять главное - в этом случае всё подчиняется закону Муира из шуточных законов Мерфи: «Когда мы пытаемся вытащить что-нибудь одно, оказывается, что оно связано со всем остальным». Проект «Сарайское кольцо» – маленькая частная проблема, отражающая общее положение дел на острове, мечтавшем о развитии международного туризма и оказавшемся не готовым к нему. Но чтобы хотя бы начать отвечать вопрос о проблемах с туризмом, нужно понять, как люди вообще появились на Ольхоне.
Две легенды
Мы сидим в краеведческом музее Хужира, в единственной тёплой комнате – методическом кабинете. В остальном здании – не то ремонт, не то авария с коммуникациями, отопление отключено, и дубак стоит невыносимый. За заваленным пожелтевшими бумагами столом под шалью уютно сгорбилась руководитель музея Юлия Мушинская. Мягко улыбаясь, она рассказывает нам сказки.
Ольхон считается прародиной всех бурят. По мифологии, шёл Батор-богатырь по земле, по Ольхону. Смотрит – приземлились два красивых лебедя, ударились и превратились в красивых девушек, сбросили перья, пошли купаться. Он подкрался, понаблюдал и украл у одной перья. Вторая улетела, а одна осталась, они поженились и родили тринадцать детей, мальчиков, которые дали начало тринадцати бурятским родам.
Есть и другая легенда. На Ольхоне изначально жили монголы – учёные это подтверждают. Был хозяином Гэгэн-бурхан, предводитель монгольских племён. Он жил на скале Шаманка, на мысе Бурхан, где стояла его богатая юрта. А на горе Жима, что на мысе Ижимей, жил великий шаман Хангута-бабай, защитник бурят. Гэгэн притеснял местных, убивал, забирал лучший скот. Однажды он убил прекрасного юношу по беспределу, и его юная прекрасная жена пошла к шаману. Нужно заметить, что людям было запрещено праздно ходить на Ижимей, только по крайней необходимости, для проведения обрядов, а уж женщинам и подавно туда был путь заказан. Она пошла, на пути ей встречались скелеты воинов, которые пытались пройти к Хангута-бабаю, и были убиты им. В горе своём она ничего не боялась, пришла к шаману, он удивился отчаянной храбрости девушки и согласился её выслушать.
Она попросила защиты народа Ольхона от жестокого правителя. Тогда Хангута-бабай пришёл к Гэгэн-бурхану и говорит: «Люди на тебя жалуются, уходи с острова навсегда». Тот говорит: «Не-а». Они решили биться, и кто окажется слабее – уйдёт. Боролись три дня и три ночи, но силы оказались равны. Тогда они решили довериться мудрости духов предков. Поставили юрту и пошли спать, а в ногах оставили по медной чашке с песком – та чашка, в которой духи изменят цвет песка, укажет на проигравшего. Ночью Гэгэн проснулся и увидел, что в его чашке песок окрашен кровью. Песка вообще не видно – крови по края чашки, настолько он надоел даже духам. Коварный правитель тихонечко поменял чашки местами, поставив свою Хангута-бабаю, и, довольный, снова заснул. Но духов такими дешёвыми фокусами не обманешь – за ночь кровь вся до капли перетекла в чашку, стоявшую в ногах Гэгэна.
С духами не поспоришь, правитель свистнул своим ближайшим приспешникам, и, по легенде, монголы улетели с острова на белом облаке в течение суток. Хангута-бабай стал верховным правителем ольхонских бурят и правил мудро и справедливо. Но когда все монголы улетали, несколько семей решили остаться. И Гэгэн сказал: «Хорошо, оставайтесь, но даже после смерти вы всё равно вернётесь в Монголию». Дальше следует фактическая реальность. В 20-х годах прошлого века в районе старого Ташкая проводились раскопки. Археологи наткнулись на старое кладбище, около десяти могил. Они просили помочь местных вскрыть могилы, но это противоречило всем моральным и религиозным нормам бурятов, и в помощи было отказано. Археологи своими силами вскрыли три захоронения, и они оказались пустыми. Местные объяснили – в этой местности жили монголы, это их могилы, а пустые они, потому что мертвецы ушли в Монголию согласно пророчеству Гэгэн-бурхана.
Учёные уточняют – в Приольхонье издревле жили древние люди, племена курыкан. В 10-м веке пришли монголы, ассимилировались с курыканами – так произошли буряты. Они занимались традиционными промыслами и ремёслами и жили в тиши и покое, пока в 1887 году с материка не пришло несколько русских семей и не обосновались в Семи Соснах, бурятском улусе. По данным местной статистики, к 1902 году в этом единственном населённом бурятами пункте жило не более тысячи человек. Первая попытка массового заселения Ольхона случилась в 1932 году. Тогда из Забайкальского края зимой по льду обозами сюда переселилось пятнадцать семей, которые хотели организовать сельскохозяйственную артель. Они расселились на территории современного Хужира, где тогда находился только рыбоприёмный пункт. Перезимовали в землянках, затем построили дома, но через два года поняли, что проект провалился – земля Ольхона не подходила для земледелия, слишком тонким оказался плодородный слой, слишком сильные здесь дули ветра. Большая часть ушла на материк по Малому морю, на острове осталось только две семьи, они переквалифицировались в рыбаков.
К этому времени иркутский Рыбтрест открыл на Ольхоне пять рыбоприёмных пунктов. В 1937 году стало понятно – это удобное место для строительства рыбзавода. С тех пор сюда целенаправленно стали вербовать на строительство и работу русских – иркутян и приезжих из других регионов. В конце 30-х в местечке Песчанка появилась исправительно-трудовая колония, где сидели ссыльные со всей страны – как правило, члены семей врагов народа. Однако после отбытия срока наказания большинство выехало с острова по месту основной прописки. В начале 50-х колонию перевезли «на материк». Остался консервный цех, который на территории ИТК построили литовцы – сами строили, сами ловили рыбу, сами солили и коптили.
К 1958 году на Ольхоне проживало 27 национальностей – прибалты, поляки, украинцы. Интересна история появления на острове татар. Когда строился рыбзавод, на иркутский вокзал приезжали специальные «купцы», вербовавшие рабочих. А в то время татары массированно двигались на Дальний Восток -- вербоваться на полугодовую вахту ловить рыбу. Их забалтывали и переманивали работать на Ольхон, убеждая, что рыба везде одинаковая, а на Байкале теплее и вообще лучше. По данным местной статистики, к 1958 году в двенадцати населённых пунктах Ольхона жило уже более трёх тысяч человек. Однако после «промышленного бума» конца 50-х это население медленно, но неуклонно сокращалось: через десятилетие, к 1969 году, людей стало ровно на тысячу меньше, ещё спустя десятилетие – осталось всего полторы тысячи, и после этого колебалось в сторону увеличения весьма незначительно.
По данным на прошлый, 2016 год, на острове в восьми населённых пунктах постоянно проживает 1670 человек, из них 1386 – в самом Хужире. В соседних Харанцах, ещё более-менее известных туристам, живёт на порядок меньше – 138 человек. Остальные улусы насчитывают от одного до восьмидесяти жителей, и их названия ничего приезжим не скажут – Узур, Халгай, Ялга, Хадай… То есть с середины прошлого века Ольхон жил собственной жизнью, в плавильном котле спаивая все национальности в одну, выстраивая свой собственный уклад. Пока в конце 80-х его не стали осваивать первые робкие тогда ещё, пугливые туристы…
История мировой экспансии Ольхона
Как вспоминают старожилы, к концу 50-х годов с острова на историческую родину уехали последние работавшие тут прибалты, забрав с собой всё нажитое непосильным трудом – от домов до могил.
- Они были очень хорошие чистоплотные работники, среди них были строители, а модистки учили наших женщин шить, готовить. В 60-е годы ещё не волной, но уже приезжали отдельные туристы, в основном студенты, - потомки тех прибалтов, что здесь жили. Они привозили друзей, жили в палатках на Сарайском пляже, - вспоминает заведующая библиотекой Любовь Кирильчук.
Начался системный, но ещё не массовый, туризм, когда на Ольхон в начале 90-х переселились Сергей Грудинин и Никита Бенчаров, два теннисиста, мастера спорта. Они занимались с детишками в школе, открыли первые усадьбы-турбазы. К ним и стали приезжать знакомые, в массе – спортсмены, из Кореи, Японии, Франции. Потом - знакомые знакомых. Скоро стало не хватать мест в усадьбах, и приезжие жили в частных домах. Так местные начали осваивать новую сферу деятельности – ставить на участках летние гостевые домики. Приезжали в основном иностранцы, и они радовались этой простоте, им цивилизация уже надоела.
- Владельцы первых баз – спортсмены, с ними в Хужире появились настольный теннис и волейбол. Мы выросли на этих базах, занимались только этим, спасибо Никите Владимировичу и Сергею Николаевичу, они с нами бегали, как со списанной торбой. Родителям было не до нас – мама на работе, отец в лесу или на рыбалке, - свидетельствует Ольховикова. - Первый массовый туризм начался только в 2005 году, когда на остров провели электричество, проложили кабель по дну пролива Ольхонские Ворота. До этого была своя подстанция, и свет включали только с пяти вечера до полуночи. Мы могли включать одну лампочку и телевизор. В основном сначала был российский туризм. Потом приехали немцы, сняли документальный фильм – в мрачных тонах, какие-то тёмные люди ходили по грязным улицам. Но про нас узнали, к нам поехали…
К внезапному валу туристов остров оказался просто не готов. Вторжение в местный уклад оказалось разрушительным. Этому, как ни странно, усугубили ситуацию погодные условия и социально-экономические предпосылки. В благословенные застойные годы на острове люди работали на рыбзаводе или лесхозе «Ольхонский», и жили натуральным хозяйством. Лесхоз в середине 80-х закрыли, а его земли – практически всю территорию Ольхона – отдали Прибайкальскому национальному парку. Потом, внезапно, испортилась погода.
- Мы раньше не брали больших участков – только чтобы посадить картошку. Мясо своё, рыбу даёт Байкал – этим жили. Уклад поменялся, но туризм оказался не причиной, а выходом. Пока у нас были дожди – росла картошка. Последние годы стоит засуха – на острове уже лет пять нет своей картошки, мы покупаем её в городе. На это нужны деньги, а их приносит только туризм – больше заниматься нечем. Раньше до Покрова мы должны были всё убрать – огурчики-помидорчики, свеклу-морковь, то сейчас мы это покупаем в магазине, - рассказывает, облокотись на изгородь своей небольшой усадьбы, местная бабушка. – Коров у нас больше нет – нацпарк пришёл, забрал пастбища, теперь там охраняемые территории. Сена у нас своего нет – косить запрещает нацпарк, специальное разрешение нужно. Приходится покупать с Большой земли – а на что? На то, что заработали с туризма.
Анна Ольховикова стоит рядом, и согласно кивает головой:
- Поливать огород – так вода у нас «золотая», 200-литровая бочка стоит 50 рублей. Проблема не купить, но чтобы привезти – нужно дождаться водовозку, а она с весны в ремонте стоит, поэтому воду покупаем у частников. Не могу же я с коромыслом несколько километров ходить! Зимой на машине по льду ездим за водой с флягами.
До последнего времени градообразующим предприятием оставался рыбзавод – на нём работали все, кто не был занят в бюджетной сфере – более четырёхсот человек Замечательно при этом, что он был монополистом в торговле омулем. Свободно, частниками, рыба не продавалась, на единственном выезде с острова, на паромной переправе, стояли милицейские кордоны, которые досматривали машины, омуль изымали, а «браконьеров» подвергали уголовным репрессиям и экономическим санкциям.
В 1992 году, после приватизации, завод стал частным, всё развалилось, но зато торговать рыбой стали все, кто сколько может поймать. Омуль с острова вывозили машинами, это стало основном источником дохода. До сих пор для иркутян, живущих по всему миру, единственный брендовый и желанный подарок с малой родины – это несколько хвостов копчёного или малосольного омуля. Дышащий на ладан завод давал законную возможность создавать частные промысловые бригады – определял квоты, выдавал лицензии. Но с первого сентября этого года вылов омуля полностью был запрещён, даже в качестве любительского лова, который ограничивался пятью килограммами в день на рыбака.
- Запрет на вылов омуля, как ни странно, не вызвал социального взрыва, как закрытие БЦБК в Байкальске. Туризм развивается, строятся новые турбазы, и после запрета большая часть рыболовных бригад в полном составе пошли на стройки – например, бывшие промысловики, бригады Аркаши Ноготкоева, Игоря Шрамко, - неспешно рассуждает директор школы Иван Мерц. - Кто хочет работать – работу найдут. Хоть и запрет – кто-то так и рыбачит тайком. В советские времена были жестокие законы, и всё равно рыбачили – в полночь выходили в море, а в два часа ночи уже снимали сети...
И все ушли в туризм. И туризм начал мстить…
Как говорят сами местные, «в глазах лишь золотой телец». Одна из бывших работниц детского сада, вежливо уклонившаяся от упоминания своих паспортных данных, рассказала – люди уходят из бюджетной сферы, которая в деревне любого другого района области считается престижной.
- Сами посчитайте: оклад техперсонала – 2900 рублей, это зарплата примерно в 8-9 тысяч. На турбазах минималка – тысяча в день. Естественно, люди идут туда, где проще и больше заработают. В результате – дефицит кадров. То же самое в больнице, детских садах, поликлинике. Сейчас сезон закончится – люди возвращаются в «бюджетку», что бы к весне снова уволиться. Но сейчас идёт развитие зимнего туризма – снова люди будут уходить, увольняться.
Индикатором нового уклада жизни стали ольхонские дети. Туризм несёт огромное количество негатива и прежде всего это ощущается в школе. Дети – как губки, всё впитывают. Они видят, что можно легко заработать. Вечерние кафешки – это пиво, водка, дискотеки. Это новые, непривычные соблазны, к которым нет естественного иммунитета. В прошлом году случился прецедент – из Иркутска приехал парень, научил нескольких местных ребятишек нюхать газ. Тут же сформировалась группа неформальных поклонников экзотической забавы, и взрослые ничего не знали, пока в мае не погиб ученик шестого класса. В последнее время фиксируется множество попыток привезти наркотики на дискотеки и в ночные кафе. Директор Мерц уверенно предполагает, что прошедшим летом наркотики уже продавали по турбазам и на улицах.
- В летнее время на улице Пушкина, от начала и до самой Шаманки, стоят лотки и павильоны, а чем они торгуют – никто не контролирует, что там под прилавком может быть. Наши старшеклассники сами пытаются противостоять, бороться, иначе было бы совсем плохо – младшие легко это воспринимают.
Местечковые конфликты с мировым туризмом
Сегодня Ольхон живёт в состоянии вялотекущего глобального конфликта. Уже подсчитано, что в 2016-17 годах в области побывало по миллиону туристов в год. Подавляющее большинство транзитом через Иркутск едут на Байкал. Ольхон едва не проседает в воды озера под такой непосильной живой массой. В прошлом году уже началось бурное развитие и зимнего туризма. В прошлом же году Байкал освоили турпотоки из Китая. Что в сумме даст эта растущая по экспоненте экспансия, предугадать трудно, но уже страшно.
Это похоже на шизофрению, расщепление личности. Все местные жители разрываются между двумя разнонаправленными векторами: туризм – это единственный путь развития острова; туризм убивает остров, уничтожает его самобытность, делает его «второй Паттайей». Туристы едут на Ольхон за экзотикой. Для приёма возрастающего турпотока необходимо развивать инфраструктуру. Повышение уровня комфортности и эргономичности условий проживания сводит всю экзотику к минимуму, ограниченному береговым пейзажем.
Кроме сезонных турпотоков, логично возникла следующая проблема – увеличение населения самого Хужира. Два года назад заговорили о водоохранной зоне и по протесту прокуратуры запретили продавать землю в собственность. Но много участков было выкуплено до этого. Сейчас они активно продаются и охотно скупаются, перепродаются. По предварительным подсчётам этого года, количество жителей увеличилось на четверть – с полутора до двух тысяч. Первыми, кто понял, что земля здесь «золотая», были «горожане», как здесь называют иркутян. Люди начали скупать участки под дачи, и их можно понять – суммарно дешевле построить себе дачу, чем каждые выходные приезжать на Ольхон, отдыхать за весьма немалые деньги. К тому же, дачу за весьма немалые деньги можно сдавать тем, кто приезжает сюда в выходные отдыхать.
Вслед за европейцами пришли китайцы. Два последних года они активно осваивают Ольхон. Забавная деталь – китайские туристы рассказывают, что Ольхон стал популярен в КНР после какой-то «песни про Байкал». Граждане Китая не могут напрямую покупать земельные участки, поэтому распространена схема покупки через подставных лиц «славянской внешности» - владелец продаваемого участка может не знать истинного покупателя, потому что к нему приходит человек с иркутской пропиской, который договорился с китайским бизнесменом об условиях последующей «аренды». Именно так возникла новая улица Ворошилова за универмагом «Хороший» - она выстроена из новых отелей и турбаз, и местные утверждают, что большинство из них принадлежат приезжим бизнесменам, значительная часть которых представлены китайским частным капиталом.
Уже сейчас это создаёт проблемы местным жителям. Один из них, Сергей Плотников, рассказал, что участки выкупают не для строительства, а для последующей перепродажи.
У местных вырастают дети, им нужно место под жильё, нужно дальше пускать корни, а участки отдаются тем, у кого больше денег. У местных приоритета нет. Раньше участки распределяла местная администрация, все друг друга знали, и знали, что сосед действительно нуждался в расширении, а не брал участок продать на сторону. Делали акт выбора, выделяли землю, прошёл по инстанциям – и строишь дом. Сейчас эти полномочия передали районной администрации, получается, пишешь заявление куда-то в район и получаешь участок на общих основаниях.
- Мы пытались взять с мужем участок на аукционе и проиграли городским. Написали заявление, до аукциона прошло девять месяцев, мы прошли все согласования, но нам сказали, что все граждане России обладают равными правами – землю у нас просто перекупили, - рассказывает местная жительница Ирина Ивлева. - Он поставит дачу, а я не могу своим детям поставить дом, чтобы здесь жить. Для них земля – товар, а для нас – корни. Им не понравится – они просто землю продадут. А я уже за такие деньги своим детям купить её не смогу. Они хотят дачи, да и прибыльно это – потом на дачах ставят гостевые домики и принимают гостей. Им всё равно, что творится на Ольхоне, им нужно заработать в сезон. Их сейчас много. Можно говорить, что идёт вытеснение местного населения.
Таким образом, аборигены Ольхона оказались между двумя встречными потоками – необходимостью развития туризма и последствиями от самого развития. Как найти золотую середину – никто не знает. В теории мысль, высказываемая многими из тех островитян, что заняты в турбизнесе, звучит так: «Нужно сохранить эту первозданную красоту, которую оставили нам предки. Это мы сейчас впустили всех, кого не попадя. Мы полностью зависим от туризма. Это хорошо, но он должен быть контролируемым. Пора задуматься об ограничении строительства новых гостиниц и турбаз. Нужно понимать, что если для приезжих туроператоров это способ быстрого заработка, то для нас это способ выживания».
Шаман Тугулов и к этому относится скептически:
- Количество туристов регулировать невозможно на местном или региональном уровне – это должен быть государственный закон. У нас ведь все равны, имеют одинаковые права – нельзя одним запретить, а других пускать. А вводить такой закон никому не выгодно – сразу упадут доходы.
Похоже, что никто не представляет, что делать с новой реальностью Ольхона. И поселковые, и районные власти связаны границами населённых пунктов – остальная территория острова принадлежит Прибайкальскому национальному парку, а земля поселений до сих пор не поставлена на кадастровый учет – то есть у них нет строго определенных границ. Глупо даже пытаться решить проблемы всего острова, будучи запертыми в этой резервации. У нацпарка проблема обратного свойства, у него в подведомстве слишком огромная территория, и Ольхон – это просто запятая на листе формата А4. Но понятно, что раз уж это заповедная земля, то с точки зрения природоохранителей лучшее развитие – ничего не трогать, поддерживая существующее положение вещей. Существенные шаги в этом направлении уже предприняты – большая часть территории Ольхона официально закрыта для посещений без специального разрешения, на то он и заповедник. Пока писался этот репортаж, без объяснения причин был уволен директор «Заповедного Прибайкалья» Сергей Яблоков. Можно предположить, что в ближайшее время нацпарку будет не до планов перспективного развития Ольхона.
Неразгаданное пророчество Барнашки
Кажется, что контролировать поток туристов практически не сложно – запускать их на паром партиями, строго ограниченными по количеству. Но кто и как определит это предельно допустимый порог поголовья отдыхающих? Четыре года назад в областной природоохранной прокуратуре на полном серьёзе обсуждался вопрос ограничения количества въезжающих на остров частных машин. Забуксовали на том, что нет закона, ограничивающего движение по дорогам общего пользования.
Проблема в том, что чиновники очень любят простые ответы. От учёных, экологов и вообще любых людей, озабоченных этой проблемой, они ждут одного – какую-то конкретную величину, результирующую цифру, сколько человек на гектар можно впускать на Ольхон в единицу времени. Забавно, что такие расчёты существуют. В 2005 году один из старейших иркутских экологов, специалист по лесу Борис Павлов написал отчёт, в котором приводились расчёты, сколько человек без ущерба для окружающей среды могут жить в тайге в пределах одного Га. Документ бродил по инстанциям, пока в 2010 году эти расчёты не использовали для приказа Министерства природных ресурсов о нормах допустимой нагрузки на острове Ольхон, например, «шесть человек на гектар в мелколиственных лесах западного побережья». Это формально утверждённая, но практически не работающая методика.
Между тем, оказалось, давно существуют вполне разумные и выполнимые методы контроля за сохранностью природной среды. Это выяснилось уже после нашего возвращения в Иркутск. На Ольхоне кто-то упомянул, что методами расчёта и контроля антропогенной нагрузки занимается Татьяна Калихман, ведущий научный сотрудник лаборатории картографии, геоинформатики и дистанционных методов Института географии СО РАН. Татьяна Петровна оказалась женой того самого Аркадия Калихмана, который был среди разработчиков проекта «Сарайское кольцо». Так наша история неожиданно закольцевалась…
Она рассказала, что ещё в 1998 году была разработана методика ПДИ, предельно допустимых изменений, система оценки допустимого состояния среды на конкретных участках острова.
- Люди живут на острове не равномерно – они спрессованы на побережьях, вся остальная территория практически пустует. Поэтому рассчитывать количество человек на гектар – это тупиковый путь, всё равно, что среднюю температуру по больнице измерять, - размышляет она. – Необходим дифференцированный подход.
По методике ПДИ вся территория острова Ольхон разграничивается на участки по их функциональному использованию, и для каждого участка определяется так называемый «класс соответствия». Есть шесть основных классов: от «неосвоенного», для дикой природы, до «поселкового», застройки с асфальтовыми дорогами, как в Хужире. Есть классы соответствия «неосвоенный с тропами» - например, Сарайский пляж, есть рекреационный – как на мысе Хобой, который подлежит восстановлению. Каждый класс соответствия закреплён жёсткими параметрами.
- Суть методики – в приведении участков к установленному классу соответствия и постоянному поддержанию в этом состоянии, - объясняет Татьяна Петровна. – Я была на мысе Хобой в 1996 году - там всё цвело и пахло, росли редкие виды растений. Сейчас там всё вытоптано до состояния асфальта. Если этому участку присваивается рекреационный класс соответствия, то понятно, что асфальтовые дороги нужно закрывать, ограничивать доступ к северной части и оборудовать тропы, что убрать нагрузку на сопредельные земли.
Проект «Сарайское кольцо», с которого началась эта история, был пробным полигоном этой методики. Запретить ставить палатки и проложить тропу было способом сохранить пляж в его состоянии, определённом параметрами класса соответствия «неосвоенный с тропами». В результате его не пришлось бы закрывать, как требовали учёные. Наоборот, вместо десятка человек, живших там раньше в палатках и мусоривших вокруг себя, теперь по тропе могут проходить сотни, не принося никакого ущерба уникальной природе бухты. При этом, в отличие от громоздких научных программ охраны природы, требующих узких специалистов и сложных расчётов, методика ПДИ хороша тем, что подсчитать количество вырубленных деревьев и новых кострищ, и забить тревогу может любой лесник или эколог-общественник, которых, к счастью или к сожалению, сейчас переизбыток.
Единственный простой, понятный и рациональный способ контролировать уровень доступа на остров туристов мы услышали только от одного человека, и только высказанный в форме шутки. Шаманка Светлана Савельева в разговоре задумчиво сказала: «Нужно просто сломать два парома, оставить один, как было когда-то. Больше, чем он может, он же не провезёт на остров людей». Хочешь увидеть сакральные мысы Ольхона – будь готов платить не только деньгами, но и временем. Стоять километровые очереди в Сахюрте на берегу. Час. День. Неделю.
Когда мы уезжали с острова, ещё в конце навигации прошлого года, поднялись в капитанскую рубку парома «Ольхонские ворота». Там было тепло, уютно и немного сонно. Матрос дремлет на нестроевом диванчике, и капитан Иван Попов, сидя полубоком на высоком кресле рулевого, небрежно управляет рычагами управления ходом, заменяющим пиратский штурвал. Разговоры опять – «И это всё о нём», о турпотоке.
- В двадцатых числах августа поток резко падает – как раз, когда все детей в школу начинают собирать. Мы каждый рейс «точкуем», и заметили, что количество пассажиров нарастает в течение дня постепенно. Обычно с острова начинают уезжать к обеду, как проснутся. А к вечеру с ума сходят, не знают, как уехать. Со стороны города больше машин к вечеру пятницы – едут на выходные. Максимальное количество на одном пароме? Шестнадцать машин, пятнадцать рейсов – вот и считайте. Стало три парома – стало только больше машин. Я здесь двенадцать лет работаю – такого количества людей никогда не видел.
Шаманы, да и просто буряты из местного населения любят рассказывать про юродивого предсказателя Барнашку, жившего в Приольхонье в начале XIX века. На окраине Еланцов стоит бориса. Такие места иногда неправильно называют «бурханами» -- местечко на обочине дороги, с лентами на деревьях или столбах. Здесь полагается «брызнуть» водкой или молоком, преломить сигарету, бросить денежку духам, на добрый путь и удачу. Эта бориса стоит как раз в месте рождения Барнашки. Он предсказал радио («голос без хозяина»), метро («железные змеи под землёй»). Про жителей Ольхона и берегов Малого моря он говорил: «Будете жить на Байкале, и будете без рыбы. Будете сидеть у воды – без воды». Он говорил: «Однажды вы проснётесь, а во дворе будет людей много, как в лесу деревьев». Это можно считать сбывшимися пророчествами.
Но осталось одно неразгаданное, самое мрачное предсказание: «Вы здесь жить не будете. Первые, кто уйдут, будут жить богато. Следующие ушедшие будут жить средне. Последние ушедшие – «хаба тушут» (по-бурятски - «тростью уйдут в землю»), исчезнут без следа. Вы уйдёте в Монголию, и там будет так много травы, что она вас всех укроет».
Ночью над Ольхоном одинаково сияют древние звёзды и светят огоньки вышек сотовой связи. Они не отличаются ни размером, ни интенсивностью. Они просто разного цвета…
Берт Корк, специально для "Глагола"
Фото Дмитрия Дмитриева
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
