Уходя, оставьте Свет: Глазковские сады и роща «Звездочка» послевоенного Иркутска

14 октября 2025

Мы не живем на показ, а показываем жизнь. Эти слова Елены Свижак стали основой проекта Глагола38 и сервисной компании «Колымская», посвященного исторической памяти.

На фото 1960-х годов, форум Дром.ру: теплоход «Буревестник» подходит к пристани «Звездочка»

Сегодняшние воспоминания про Глазковские сады и рощу «Звездочка» в послевоенном Иркутске. Их адрес – Татьяна Бриль.

Мы жили в Иркутске на улице Белинского, усадьба №18 с 1947 года. Эта улица начинается от рощи «Звёздочка» и идёт до бывшей радиостанции перед политехническим институтом. Это вторая улица от берега Ангары. До начала строительства АнгароГЭС городской транспорт ходил только до вокзала и ещё выше на одну остановку до глазковского рынка, а от вокзала до дома надо было идти пешком минут тридцать сначала по улице Профсоюзной, а потом через рощу. Зимой можно было пройти в центр города по льду замёрзшей Ангары, до сих пор помню ощущение страха от ходьбы по прозрачному льду между торосами. А летом мы, конечно, ездили в центр на речном трамвайчике: 15 минут и ты в самом центре у парка с аттракционами (тогда ещё не придумали перенести парк на кости умерших на кладбищенскую гору).

На фото Евгения Гаврилова: Глазковский мост, 1958

Родной дом был некрасивый ни снаружи, ни изнутри. Но  в квартале от дома протекала Ангара, усадьба была огромной (у соседей на такой площади стояли два-три дома),  рос сад из шести старых деревьев. Были очень запущенный малинник, около десяти кустов томсоновского крыжовника, две крупные черёмухи и пять кустов разной сирени. Имелся большой огород, который был бабушкиной заботой и начал кормить семью с первого года.

Дом купили в феврале 1947, и весной уже ели лук батун и потом пошли прочие овощи: капуста, морковь, свёкла, огурцы на прошлогодней траве, помидоры прямо в грунте без всякого укрытия, картошка. Цвело множество цветов: сортовые георгины величиной с мою голову, полученные от знакомого селекционера из Москвы, разная яркая мелочь, кусты розы-ругозы розовой  и белой, сирень простая, персидская и белая. Стояли скамейки в укромных местах, и на них можно было лежать или играть.

Уходя, оставьте Свет: тихий уголок в центре Иркутска

Всё это было в мои первые годы жизненным пространством, казалось навсегда. Это было территорией неприкосновенности и защищённости, местом моего счастья. Постепенно пространство расширялось, в него включилась сначала улица около дома, потом весь квартал, потом роща и улица Герцена на берегу Ангары.

Городской район, где располагается моя родная усадьба, лежит на левой стороне Ангары, в предместье  Глазково и называется «Роща Звёздочка» по имени рощи на берегу реки. Мы жили в квартале, образованном улицами Белинского, Чернышевского, Добролюбова и Жуковского. Вторая сторона Чернышевского является краем рощи «Звёздочка».

На фото из архива Ефима Россихина: вид на город с левого барега Ангары, в районе Глазковских садов и рощи Звёздочка», 1960-е годы

Одним из первых строений этого квартала была усадьба купца. Дом его был одноэтажным, но большим и высоким. В моё время там разместили детский сад, в который я очень мечтала ходить, но не судьба!

Рядом располагался длинный дом для прислуги, низкий, вросший в землю, насыпной. В нашем детстве в нём жила семья из матери с отцом и семи детей, где судьбе было угодно родиться моей первой подруге Миле. Мы познакомились, когда нам было по пять лет, тёплым весенним вечером.

Под цветущими яблоньками у дома сидела девочка моего возраста. Я поздоровалась, села с ней рядом на слой белых лепестков и состоялась дружба на всю жизнь.

Весь наш квартал весной покрывался белой кипенью цветущих деревьев. Самый большой сад был в усадьбе, где жила семья Милы. Там росло пять «полукультурок» и 13 «ранеток». В нашем детстве после войны сад уже был старым. Никто никак не заготавливал ягоды на зиму, просто ссыпали в ящики из-под чая и  замораживали в сенях. Чайные ящики попадали в хозяйство неведомыми мне путями с чаеразвесочной фабрики. Они были большими, сделанными из фанеры и обитыми внутри серебристой фольгой, которую дети отрывали для своих поделок и игр. В каждом доме было несколько таких ящиков, служивших тарой для разных вещей и продуктов.

Зимой все младшие члены семейства Милы и их гости лакомились мороженными и кислыми «фруктами». Нам это очень нравилось.

Были в саду и грядки между деревьями и на них вырастали разные овощи. В других усадьбах сады были поменьше, но дерева три-четыре имелось у всех.

В нашем микрорайоне одними из первых поселенцев были белорусы и украинцы, переехавшие со своей исторической родины под влиянием реальной угрозы раскулачивания и коллективизации. Это были крепкие и умные хозяева, которые хотели и в холодной Сибири жить с садами. Они покупали новые морозостойкие сибирские саженцы в саду Томпсона, прививали разные сорта, экспериментировали. Одним из них был Иван Лапиков.

На фото из архива Домофото: дом по улице Белинского, 1

На улице Добролюбова жил садовод, фамилию которого я не помню, он прививал всем желающим собственные сортовые веточки к диким сибиркам. У нас росла привитая им яблонька с двумя сортами: красные и желтые яблочки. Кроме неё было два дерева полукультурки «Сибирское золото», две красных и две желтых ранетки. В урожайные годы варили варенье, повидло, делали вино. У бабушки было специальное долблёное деревянное корыто, изготовленное соседом. В этом корыте сечкой бабушка и я попеременно изготовляли полуфабрикат для вина и повидла. 

Кроме того, сушили фрукты для компота, а потом добавляли сушеные ягоды. Было вкусно и ели эти заготовки года два, а иногда и больше после урожайного года. Папа иногда спускался в погреб и не появлялся довольно долго. Потом он выходил вполне довольный и расслабленный: дегустировал вина разных лет.

Кроме деревьев в саду росли ягодные кустарники. Томпсоновский крыжовник был сладкий, но ужасно колючий. Собирала его только бабушка, одевшись для этого в жесткий плащ до пола, кожаную шапку и кожаные перчатки с отрезанными пальцами. Вид был кошмарный, да и жарко, но бабушка считала крыжовник хорошим лекарством и собирала. Она знала толк в лекарствах – заслуженный врач Якутии, персональный пенсионер. Из крыжовника делали варенье и вино. В небольшом количестве собирали малину, вишню. И так в той или иной мере в каждой усадьбе.

В начале 50-х родители решили сократить картофельные гряды и заложить новый сад. Мама купила 16 саженцев. Несколько лет всё росло, и у нас появились груши, сливы, несколько разных сортов ранеток и «яблочек». Вот было удовольствие: пробовать их, угощать друзей. Старые деревья постепенно сгнивали и ломались. Когда я уже училась в институте в начале 60-х, я приносила на кафедру разные плоды и радовалась удивлению окружающих, так как многие не знали, что всё это в Иркутске  растёт.

Вот и получился садовый микрорайон. Потом его сильно покорёжили постройкой железнодорожного института и жилых домов, не представляющих, к сожалению, никакой архитектурной ценности, строители не стремились сохранять сады.

Мама моей подруги Милы Кинякиной и во время войны, и после неё всячески содействовала сохранению садов и рощи, организуя общественность на их защиту от картофельного засилья. Часто думается, что там можно было создать исторически сложившийся ботанический сибирский фруктовый сад с питомником и возможностью экскурсий для публики. И старые деревья доверяли бы нам свои секретные воспоминания…

Радостно, что сохранилась до настоящего времени часть рощи «Звёздочка». Эта роща была центром жизни всей окрестной детворы. Она настолько вошла в наш ежедневный быт, что когда на Троицу туда приезжало на пикник много народу на машинах, а больше на теплоходике через переправу, то это вызывало моё возмущение, казалось, что они зашли на нашу собственную территорию, вроде в мой двор. Казалось нелепым, что они поехали не в лес, а в наш ежедневный мир. Люди сидели вокруг расстеленных скатертей, выпивали, закусывали, громко пели, плясали. Расходились в разном состоянии. Но на следующий день я не помню гор мусора. Правда в те годы упаковка не была ещё разовой и всевозможные полотенца и салфетки уносили с собой и стирали. А бутылки сдавали в магазин. Вот и вред от прогресса.

Фото из архива Александры Мигун: роща «Звёздочка», точный год неизвестен

Понаблюдавши эти заезжие пикники, мы с подругой Галей взяли одеяла и пошли в рощу вышивать под деревьями. Деревья там росли старые, высокие берёзы и сосны. Трава вырастала в нехоженых местах в наш рост. А ходили в роще в основном по дорожкам, которые вели все к мостику через овраг с двух улиц и после мостика расходились на три стороны: к школе №40, школе №80 и бане и вокзалу. Уже будучи в девятом-десятом классах мы с Галей катались по этим дорожкам вечером на коньках и ни раз пугали редких прохожих. Дорожки были хорошо утоптаны и наши «хоккешки» скользили вполне прилично.

Фото Hans Oerlemans: трамвай на повороте с улицы Шмидта на Грибоедова

Следующим развлечением было катание зимой на санках, а чаще на фанерках или картонках по склонам оврага. Овраг был глубоким, а склоны крутые, или так нам казалось с высоты нашего роста. Оторваться от этого занятия было очень трудно, а зимы стояли холодные. Наши руки и ноги замерзали до того, что не сгибались. Тогда мы шли в педучилище, стоявшее между двумя школами, и, снявши рукавицы и валенки, совали руки-ноги в горячую батарею под лестницей рядом со швабрами и вёдрами. Кое-как отогревшись, катались снова.  Домой идти было опасно: больше бы не выпустили.

Летом этот овраг предоставлял нам свои склоны для рытья пещер и игр в казаков-разбойников.

Все три близлежащие учебные заведения использовали рощу для кроссов, эстафет, лыжных занятий и соревнований, обучения различным измерениям на местности. Сбегали с уроков тоже в рощу.

За десять лет моего школьного бытия много деревьев сгнило и упало, или было повалено грозой. Когда я была примерно в шестом классе, подсадили много сосен и некоторые из них живы до сих пор.

Вот так роща была продолжением дома и двора, местом наших детских игр, тайных бесед, потом свиданий и первых поцелуев.

Партнер проекта – сервисная компания «Колымская».

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!