Венгершарж: Виталий Венгер и Марк Сергеев
18 апреля 2018
Сегодня 90-летие со дня рождения Виталия Константиновича Венгера.
Вчера "Глагол" опубликовал небольшой отрывок из его книги "Судьбы моей столица", изданной в иркутском издательстве "Оттиск" в 2012 году. Мы решили взять еще небольшой фрагмент о дружбе корифея иркутской сцены Виталия Венгера и самого известного иркутского писателя Марка Сергеева, а также рассказ о дружбе с Венгером его учителя Василия Лещева.
Мы подружились и нашли общий интерес сначала в подготовке театральных капустников, к которым он писал тексты в стихах. Позднее он присоединился к театральной молодёжи, выезжавшей с концертами по сельскохозяйственным районам области, с интересом ведя гастрольные дневники и активно участвуя в выпуске гастрольных боевых листков с добрыми пожеланиями и критическими заметками на темы совхозных и колхозных хозяйств.
Марик оказал неоценимую услугу в написании моей первой книги «Судьба моя, театр». Я был совершенным профаном, когда взялся за свои первые воспоминания. Он подсказывал многие секреты изложения материала.
«Например, выводишь на страницы какого-то тебе нужного человека, – говорил он, – обязательно опиши его, чтобы будущий читатель ощутил этого человека в полном объёме. Тебе должно быть интересно, как актёру, описать свои наблюдения, а читателю увидеть и познакомиться с ним». Советы друга пошли на пользу, помогли мне представлять действующих лиц в моих воспоминаниях.
Марк Давидович с большим желанием брался за ведение моих творческих и юбилейных вечеров, объёмно и интересно представляя биографические сведения и актёрский путь в Иркутске. Он был наделён колоссальным природным юмором. Видя моё увлечение дружескими шаржами, стал их «озвучивать» своими экспромтами, юмористическими стихотворными текстами.
Однажды, на каком-то вечере в Доме актёра, Марк Давидович высказал идею выпуска целой книги с моими шаржами в сопровождении его стихотворных текстов. Затея пришлась мне по душе, и я стал собирать все поделки, которые накопились за много лет на клочках отдельных листков, в записных блокнотах, в карандашных набросках, дубликатах, дарёных шаржах, выполненных в туши и акварельных красках. Их оказалось много, но недостаточно для выпуска целой книжицы.
Я отозвался на собственный заказ и начал «ловить» интересные для дружеских шаржей лица. Набралось более двухсот – острых, смешных, безобидных, как мне казалось, и не очень удачных. Марк заготовил эпиграммы, и мы приступили к составлению будущей книги. Я написал к каждому шаржу коротенький рассказ.
Сергей Амбарцумович Захарян, мой друг, профессор, занял кресло редактора-составителя, он же написал большую статью-предисловие, а выпускал книгу известный иркутский издатель Геннадий Сапронов. Долго искали художника и нашли замечательного Антона Лодянова, который оформил книгу с юмором. Сообща остановились на коротком названии «Венгершарж». И в 2003 году она появилась на прилавках. Всё это – память в сердце о замечательном моём друге Марке Сергееве.
Виталий Венгер
«Один из любимых моих товарищей – Виталий Венгер. Он примечателен тем, что принадлежит к отряду одержимых «чудаков» в искусстве и представляет явление яркое и неповторимое. Выпускник Щукинского училища при театре им. Вахтангова, он легко и свободно вошёл в ансамбль нашего Иркутского театра и скоро стал его украшением, интереснейшей индивидуальностью. Творческий рост этого актёра, за которым я наблюдал восемнадцать лет, – результат одарённости плюс огромной трудоспособности и бесконечного терпеливого поиска. От изумительных, броских внешних зарисовок-эпизодов до глубокого вскрытия внутреннего мира, сложного и философского, до полного перевоплощения без всякого грима – такой путь артиста широчайшего диапазона. Из сотни созданных им образов десятка окажется мало,
чтобы охарактеризовать направление и грани его таланта, – столь разнообразна и неожиданна его палитра. Много играл в пьесах любимого им драматурга А. Н. Островского, старожилы, вероятно, помнят яркое сатирическое решение Аполлона Мурзавецкого в «Волках и овцах». Большое количество ролей, далеко отстоящих друг от друга по возрасту и характеру, по темпераменту и облику, создавал в пьесах современной драматургии. Умение прекрасно владеть телом, отлично двигаться, танцевать, фехтовать позволяло создавать законченный пластический рисунок образа; для каждого находились свои ритмы и темперамент.
С блеском и глубоким перевоплощением играл он в разных спектаклях не только самые разные характеры, но и представителей самых разных национальностей – и во всём был до предела точен и убедителен: испанец и немец, японец и китаец, англичанин и американец, болгарин и француз, итальянец и татарин. А душевный и отважный Муса Валиев в «Людях, которых я видел» С. Смирнова? А страшный Мекки Нож в «Трёхгрошовой опере» Б. Брехта? А чех Мирек в «Прага остаётся моей» Ю. Буряковского? А Филиппо Альди в «Поэме о хлебе» П. Маляревского?
Пробовал свои силы актёр и в сложном жанре трансформации, когда в одном спектакле создавал несколько образов. В пьесе К. Витлингера «Человек со звезды» он исполнял шесть ролей, и зритель поначалу не догадывался, что их играет один актёр, – столь убедительным было перевоплощение, и это был тот редкий случай, когда программа «выдала» актёра.
Многие годы работы вместе в театре, в училище, на телевидении нас связывала тесная дружба и настоящий творческий контакт. Будучи партнёрами во многих спектаклях, мы чувствовали, понимали ход сцены по внутренним ощущениям, по дыханию зрительного зала – взгляда было достаточно, чтобы уловить, угадать желания и намерения партнёра в изменении ритмов или, есть такое старое, но не устаревшее понятие, понятие тона. Актёр своеобразный, чувствующий сцену удивительно тонко, я бы сказал, интуитивно, он не терял правды существования, мгновенно откликался на корректуру диалога. Эту реакцию можно сравнить с реакцией отличительного вратаря хоккея.
В те времена, о которых идёт речь, он ещё не накопил опыта и мастерства и в некоторых ролях искал возбудитель, пользуясь запрещённым приёмом. Настраивая себя на спектакль, он ещё в гримёрной умышленно взвинчивал себя, приобретал необходимое дыхание. По поводу каждого пустяка метались громы и молнии. Бедные костюмеры и реквизиторы, успевшие привыкнуть к таким взрывам, безропотно переносили этот разнос. В большинстве случаев они, ни в чём не повинные, выслушивая резкие слова, спокойно предлагали заменить ремень или шапку в зависимости от того, что вызывало недовольство, но он неистово отвергал предложения, эмоционально будоражил себя, готовясь к выходу.
Появлялся на сцене наполненный, раскалённый, вынося глубокий шлейф дыхания образа. И это было появление не из-за кулисы, а из предшествующих сцене обстоятельств событий, и этой правдой сразу захватывал зал. С годами он выработал другие, никому не известные формы эмоционального заряда, и из его гримёрной уже не доносились раздирающие душу призывы и вопли.
Нет сомнений, что на формирование личности актёра, на рост его мастерства большое влияние в практической работе оказали режиссёры, с кем довелось ему вести совместные творческие поиски, Виктор Яковлевич Головчинер, Александр Борисович Шатрин, Ефим Давидович Табачников, Михаил Алексеевич Куликовский. Внимательный и настороженный, слушает он режиссёра, остро воспринимая замечания, и вот уже нервные пальцы побежали по борту пиджака, будто ощупывая путь пойманной мысли.
Он умеет видеть и точно схватывать нужную деталь в выявлении характера. Часто она выразительна и говорит больше, чем текст роли. Так было в Мусе Валиеве, когда актёр придумал погремушку из пустой гранаты для дочери. Здесь и жизненная правда войны, трогательная любовь к девочке, и душевная сила скрытого под шинелью большого сердца. Это тот случай, когда предмет обогащает мысль образа.
Иногда создаётся впечатление, будто это возникает стихийно, – так легко и свободно обращается он с деталью, – но это далеко не так, это результат невидимой работы актёра, это выношено в длительном поиске и отборе. Он хорошо рисует и часто в начале работы над образом прибегает к эскизу своих замыслов. Видение его сначала реализуется на бумаге в поисках выразительных примет образа. Он умеет заострить рисунок, подчеркивая особенности лица и фигуры, приблизиться порой, когда есть в этом необходимость, к шаржу и карикатуре.
Однажды он зашёл ко мне, чтобы вместе ехать на телевидение. На рабочем столе моём бумаги не оказалось, там лежала схема туристских маршрутов по Иркутской области. «Вот так, наверное, я буду выглядеть на телеэкране на сегодняшней передаче», – сказал он, показывая карту, когда я вошёл из другой комнаты. Я хохотал до слёз. Огромный нос плавал в Байкале, затылок унесся за высокий хребет Хамар-Дабана, кадык упёрся в Иркутск. Присутствие юмора в человеке говорит о многом – бедны и унылы актёры, кого не посетило это начало. Виталий Венгер любит, чувствует юмор – он в нём сверкает алмазными кристаллами, искрится, как заряды в катушке действующего динамо.
Однажды, заглядывая перед премьерой в щелку занавеса, Виталий таинственно сообщил: «Сама Марь Петровна смотрит! Излишнее волнение прочь, друзья! Сыграем отлично, подтянитесь!» «Сыграем, сыграем отлично!» – подтянулся один из партнёров.
А когда спектакль окончился, спросил: «Виля! А кто такая Марья Петровна?» Венгер без смущения ответил: «Понятия не имею». Шёл занавес…
Бывая в Москве, я не однажды пользовался гостеприимным родительским кровом Венгеров в Малоголовинском переулке. По-моему, Ильф и Петров достаточно точно воссоздали образ старинной московской квартиры, похожей на эту, и мне нет надобности повторяться, она дышит теплом и уютом, и населяют её радушные, приветливые люди, там состоялось много волнующих встреч, она много пережила, перевидала, там много переговорено – там я всегда желанный гость.
О В. К. Венгере я мог бы рассказывать долго и много: о драматических ситуациях, когда из-под носа уходил поезд и последний вагон лукаво подмигивал ему красным фонарём, о комических положениях, когда из кульков, поставленных на сиденье, по вагону метро расползались живые раки, о забавных эпизодах и даже курьёзах, но, к сожалению, они никак не отразят истинного лица артиста, его неповторимого актёрского подчерка, не дадут представления о секретах его творчества.
И это, вероятно, потому что он всегда неожидан в своих намерениях и поступках. И именно потому, что неожидан и разнообразен, – тем самым интересен и привлекателен. В нём уживаются самые противоречивые качества актёра и человека.
Живой и непосредственный, замкнутый и открытый, осторожный и безрассудный, идёт он навстречу жизни, и трудно предположить, как поступит он в том или ином случае. Его устремления и поиски зачастую продиктованы эмоциональным порывом».
Василий Лещев
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
