Лев Сидоровский: Давняя встреча с Марком Сергеевым, или постигая декабристов
18 декабря 2025
Лев Сидоровский вспоминает встречу 50-летней давности с самым для него блистательным иркутянином – писателем, поэтом, драматургом, публицистом Марком Давидовичем Сергеевым (Гантваргером).
Чего только он не успел за свою жизнь! Только для детей книг – уйма! А сколько ещё для взрослых! На ангарские берега с невских в командировки наведывался я нечасто, и не было случая, чтобы хоть единый раз Марк Давидович обделил меня встречей, не одарил очередной своей книжкой.
Вот и красуется в моей домашней библиотеке, например, его поэтический сборник «Шпалы». А рядом другой, «Иней», с дарственной надписью»: «Дорогой Лев! Пусть все дороги ведут, как говорится, в Рим, но пусть они изредка поворачивают и в Иркутск. Марк Сергеев. 29.94.70».
А эту книжку автор снабдил такими словами: «Льву Сидоровскому на память о солнечном и припорошенным снегом Иркутске. Сердечно. Марк Сергеев. 29. 5.87».
В том мае 1987-го, когда я впервые привёз туда Таню, действительно, вдруг выпал обильный снег. И жена тогда тоже не осталась без «подарка» – книжку стихов «Свободный полёт» Марк Давидович сопроводил таким напутствием: «Тане Сидоровской небольшое руководство для полётов во сне».
А ведь, по его задумке, в Иркутске выходили книги из серии «Литературные памятники Сибири» и другие – из серии «Полярная звезда» – вот у меня на книжной полке эти семнадцать драгоценных томов! А ещё его повесть о жёнах декабристов «Подвиг любви бескорыстной» (а есть и другая: «Несчастью верная сестра») с дарственным автографом: «Дорогому Льву на память о нашей родной Сибири».
И рядом – другое литературно-историческое исследование в четырёх частях под названием – «С Иркутском связанные судьбы», которое тоже сопровождают его строки: «Иркутянину Льву на память о нашем Дворце пионеров, где мы были большими артистами маленького театра». Оказывается, Марк Давидович тоже, ещё до войны, играл в спектаклях нашего «общего» драмкружка.
Какой там раскрылся в нём талант историка, исследователя и писателя! А всё начиналось с его телепередачи, которая так и называлась – «С Иркутском связанные судьбы»: побив все рекорды, она стала там «долгожителем». Да, он открыл для телезрителей более ста биографий выдающихся людей Сибири, живущих с XVIII по XX век.
В общем, он, конечно же, был самой душой Иркутска, всей своей жизнью эту любовь к родному городу лелеял, пестовал и передавал другим.
Однажды, в 1975-м, гастролирующий в Питере Читинский драматический театр как раз накануне 150-летия восстания на Сенатской площади показал премьеру – спектакль по пьесе Марка Сергеева «Записки княгини Волконской». Мне посчастливилось там побывать, а потом с драматургом встретился.
***
– Насколько я знаю, Марк Давидович, это у вас первое серьёзное драматургическое произведение. И, наверное, не случайно, что темой для своего театрального «первенца» иркутский писатель избрал подвиг декабристов. И уж совсем не случайно нынче, в канун 150-летия восстания, это «триединство»: писатель иркутский, театр читинский, сцена ленинградская.
– Да, так вот получается, что декабристы соединяют людей, живущих в разных концах страны. И если серьёзно вдуматься, то понимаешь, что случайность эта, конечно, не случайная. Здесь на Сенатской площади сто пятьдесят лет назад декабристы явили миру революцию, в Читу и Иркутск они были отправлены после казни пятерых их товарищей на кронверке Петропавловской крепости.
Поэтому, наверное, знаменательно, что в год, когда мы отмечаем 150-летие их подвига, одними из первых откликнулись на это именно читинский театр, именно иркутский автор, и именно в Ленинграде. Каждый сибиряк, литератор, человек, который пристрастен к земле, на которой он живёт и которую так часто нынче называют краем будущего, не может не понимать, что это будущее началось с декабристов, что именно они разбудили дремавшие силы Сибири, впервые изучили её и показали миру, на что эта земля способна. И не случайно именно декабристы говорили о Сибири как о земле, которой нужны хорошая организация, крупные специалисты и точное управление.
Писатёль-сибиряк сегодня, конечно же, не может не чувствовать себя продолжателем революционных традиций своего края – от декабристов до наших дней. Вот почему я так волновался, прилетев сюда на премьеру, переживая реакцию ленинградских зрителей. Я хорошо понимаю, что силы мои в драматургии весьма скромны и что скромны силы театра, который привёз этот спектакль в город на Неве, но мне, повторяю, кажется знаменательным, что это событие свершилось. И поэтому хочу сказать «спасибо» ленинградцам, которые встретили нашу работу так радушно, так внимательно, так заинтересованно.
– В Иркутске, Марк Давидович, я знаю, очень многое делается в память о декабристах. Ведь не только учёные – филологи, историки, но и люди самых разных профессий, разных возрастов, хранят там эту память о мужественных сынах России. Постижение декабристов начинается буквально с детских лет. Вот, кстати, вы сами, когда впервые заинтересовались этой темой?
– Когда я впервые приехал в Иркутск (родился я в Енакиево, в Донбассе, много кочевал по свету, с одной стройки на другую семья ездила за отцом, а в августе 1939-го надолго остановились в Иркутске), наш дом стоял на окраине деревни Лисиха. А через небольшой яр, на другой стороне, начиналась другая деревня – Малая Разводная. И первые три дома в ней, которые выходили на стык с посёлком Лисиха, очень почитались.
Я тогда был ещё юн, учился в восьмом классе и о декабристах знал лишь в той мере, в какой преподавалось в школе. И всё-таки, естественно, не мог не заинтересоваться, почему эти три дома связываются с именем декабристов. И оказалось, что в одном из них жил Алексей Петрович Юшневский со своей супругой Марией Казимировной, разделившей его ссылку. Во втором – братья Борисовы. Третий дом принадлежал Артамону Муравьёву. Артамон Захарович – одна из самых светлых личностей в декабристском движении. Когда во время строительства Иркутской ГЭС деревни – и Малая Разводная, и Большая Разводная, и прочие, лежащие близ Ангары, – передвигались вверх, то вскрыли могилу Муравьёва и останки перенесли на Лисихинское кладбище. Существовала легенда: в могиле Муравьёва похоронен бюст его сына. И на самом деле, там обнаружили бюст мальчика.
– А сколько декабристы для Сибири свершили...
– Действительно, в Иркутске с каждым годом всё больше ощущается значение, которое имела судьба декабристов для судьбы всего края. Не говоря уж о том, что они учили детей грамоте, создавали первые школы по «ланкастерской системе» – той самой системе, которая была принята в Тульчине, в Кишинёве и других местах, где декабристы обучали солдат по методу «друг-дружке». Такие школы, например, в своё время на поселении в Ялуторовске открыл Якушкин, в Тобольске и Енисейске – Фонвизин, а Юшневский – в Иркутске.
– Кстати, Марк Давидович, ведь Алексей Петрович Юшневский был связан с интереснейшим человеком по фамилии Белоголовый.
– Да, был в Иркутске знаменитый купец Белоголовый. Человек очень общительный, образованный и понимающий смысл в культуре, он сознавал, что приходит такая пора, когда купеческому сыну, дабы он чего-то достиг, нужны не просто гимназическое образование, а более глубокие знания. И вот, вопреки общественному мнению, которое складывалось вокруг декабристов, он отдал двух своих детей на обучение к Юшневскому. Один из них впоследствии стал крупным деятелем русской культуры, товарищем по работе и биографом великого Боткина. К тому же он оставил прекрасные воспоминания о декабристах в Иркутске и большую работу о Поджио, учеником которого был после смерти Юшневского и чьими широкими знаниями и революционными взглядами восторгался. Благодаря доктору Белоголовому мы знаем об очень многом из жизни декабристов в Иркутске и, в частности, о том Доме, который сейчас стал своеобразным салоном.
– Это вы про Дом Трубецкого?
– Конечно. Каждый месяц в тот самый день, когда свершилось восстание на Сенатской площади, мы сходимся в доме декабриста Трубецкого. Дом строился по замыслу самого Сергея Петровича, и очень взволнованно к его сооружению относилась Екатерина Ивановна Трубецкая, потому что здесь, в Сибири, это был, по сути, их первый дом, хоть немного обихоженный и хоть как-то издали напоминавший тот особняк на Английской набережной Петербурга, где, как говорят современники, полы были выстланы мраморными плитами из дворца Нерона.
Увы, болезнь слишком рано свела Екатерину Ивановну в могилу. В год, когда семья переезжала в новый дом, Екатерины Ивановны уже не было в живых. Она была похоронена в ограде Знаменского монастыря, а в доме поселился осиротелый, как-то сразу потерявший себя Сергей Иванович.
Для него это была потеря чрезвычайная. Белоголовый и другие современники рассказывают, что, когда через два года произошла амнистия и Трубецкой покидал Иркутск, он подъехал к дорогому холмику попрощаться с Екатериной Ивановной и детьми, похороненными в этой же могиле, и его увезли без чувств.
Уже несколько лет здесь музей. Пожалуй, это единственный мемориальный музей декабристов в нашей стране. Есть музей в Ялуторовске, в нём собрано много материалов и документов, но он не носит мемориального характера. Мы же попытались восстановить всю усадьбу и особенно дом таким, каким он был при Трубецких. Здесь собраны подлинные вещи, принадлежавшие хозяевам, здесь есть шаль Марии Николаевны Волконской, ковёр Муханова.
Когда открывается очередное наше заседание, «вечера у Трубецких», как мы их называем, Нина Степановна Струк – директор музея и хранительница дома – зажигает свечи. И целый вечер звучат клавесин, стихи, идёт разговор о декабристах, об их эпохе, о том гигантском влиянии, которое они оказали на культурную и политическую жизнь Сибири. И мы ещё отчётливее ощущаем преемственность времён, ощущаем, что никакого будущего не может без прошлого, без соединения человеческих судеб с судьбой родной земли.
– Мне тоже однажды выпало счастье – оказаться в этом доме в такой вечер. Помню, закрыли ставни, и – на этот раз – Елена Васильевна Прядко зажгла свечу, другую, третью – и начался вечер, какие в нашей жизни, к сожалению, выпадают не так уж часто. В том таинственном полумраке всё было дивно: и рассказ о прошлом старого города Иркутска, и стихи Баратынского, и голос валторны, и мелодия клавесина.
– Да, это чудо. Причём собираются здесь люди удивительные: Фёдор Александрович Кудрявцев, старейший сибирский историк; профессор Георгий Феодосьевич Богач, nисатель и учёный, реконструировавший две повести Пушкина из истории Молдавии, рукописи которых были утеряны; краевед Иван Иванович Козлов; Семён Фёдорович Коваль, историк, доцент университета, инициатор собирания материалов о декабристах в Сибири, в частности, автор книги о «первом декабристе», как назвал его Герцен, Владимир Федосеевиче Раевском.
– Вспоминаю, что Раевского отправили в Сибирь задолго до событий на Сенатской площади.
– Да, ещё в ту пору, когда Пушкин жил в Кишинёве. И вот в селе Олонки, неподалеку от Иркутска, по инициативе Богача, Коваля, Кудрявцева, нашей писательской организации создан своеобразный лекторий – «Чтения имени Раевского». Раз в месяц туда отправляется группа из Иркутска: писатель, критик, лектор по международному положению, артисты. Субботним вечером – выступление в клубе. У стариков здесь уже свои насиженные места. Назавтра, воскресным днём, та же программа, только несколько сокращённая – специально для школьников.
А на «вечерах у Трубецких» аудитория самая разная. Приходят школьники, студенты, машиностроители с завода имени Куйбышева, кое-кто приезжает из Шелехова, Ангарска, других мест. Однажды видел здесь молодых ребят из Аргентины и Кубы, которые учатся в Ленинграде. В другой раз вместе с нами провели здесь чудный вечер при свете свечей два десятка пассажиров туристского поезда, прикатившего в таёжный край с берегов вашей Балтики.
«Декабристская» часть Иркутска, своеобразный мемориал, который там сейчас создаётся, вызывает огромный интерес. Тысячи людей, не только те, которые являются гостями Иркутского бюро путешествий, а просто командированные, просто приезжие в свободное время непременно отправляются в Знаменский монастыре поклониться святим могилам, o6язательно приходят в дом Трубецких и к тому месту, где реставрируется дом Волконских (спустя годы мне и там побывать посчастливилось – Л.С.) Декабристский мемориал создаётся постепенно. Скоро начнётся реставрация церкви, в которой декабристы крестили своих детей, в которой отпевали отошедших.
- Однако ведь декабристская тема в Иркутске связана не только с этими двумя домами. У вас же богатый исторический архив?
– Да, богатейший, и, открывая новые материалы, научные работники стремятся сразу же сделать их достоянием широкого читателя, слушателя. Вот почему так постоянны встречи в библиотеках, на заводах, в деревнях. К примеру, традиционные встречи учёных с жителями села Урик.
И поэтому неудивителен тот огромный интерес, который вызвала работа мосфильмовцев, снимавших здесь картину «Звезда пленительного счастья». Съёмки проходили на старых улицах города и в посёлке Листвянка, где по рисункам Николая Бестужева был воссоздан Читинский острог.
Может быть, именно Иркутск самым первым откликнулся на юбилей декабристов. Мы задумали и издали серию книг, которые собирают воедино многие материалы, рассеянные в различных старинных сборниках, а также вновь найденные – о декабристах в Сибири. Эта серия состоит из трёх книг.
Первая – «Своей судьбой гордимся мы...» – антология записок декабристов о Сибири.
Вторая – «Дум высокое стремленье» – сборник публицистики декабристов о Сибири и воспоминаний сибиряков об опальных князьях.
Третий том – своеобразная антология, рассказывающая о декабристах в Сибири, в которую включены и новые работы и, что особенно интересно, работы советских историков, которые не переиздавались очень многие годы.
***
Он и сам много писал о декабристах – и в прозе, и в стихах. Вот несколько строк из поэтического повествования о посещении Пущиным опального друга в Михайловском:
«…Как мысли спутанны и странны,
как напряжён, раздумчив взгляд.
Деревьев белые фонтаны,
увы, его не веселят.
Одна им дума овладела,
звенит встревоженный сверчок:
"Сказать ли Пушкину про "дело"
или по-прежнему: молчок?"
Сказать!
А в чём, на самом деле,
меня собратья обвинят?
Не Саши ль Пушкина ноэли,
как прокламации, звенят?
И не его ли вдохновенье,
пером водящее в тиши,
и огнь рождает, и волненье,
и горечь в глубине души?
И не предательство ли это, –
не распахнуть пред ним дверей,
держать бунтарского поэта
так далеко от бунтарей?»
Вот – про Николая Бестужева, который томился в Селенгинске:
«Поговорим о временах, о стуже,
о вьюге, что кружит над Селенгой,
о стороне, в которой жил Бестужев –
бунтарь и пахарь, барин и изгой.
То снежный дым, то звёзд паникадило,
и нет вестей из стольных городов…
Но если солнце на небо всходило –
Оно всходило от людских трудов,
от дружбы братской, а не панибратской,
где всё непросто – как ни поступи.
И след оставил он в душе бурятской,
как борозду в непаханой степи.
И постигали ремесло араты,
премудрость книг и пашни естество.
Не зря, должно быть, давние буряты
прозвали Красным солнышком его».
Вот про Ивана Горбачевского, который оказался из них один в Петровском Заводе:
«К пенатам опальных князей
спеши, миновали все сроки,
и писем любезные строки,
увы, не заменят друзей.
А впрочем, и письма – редки,
разносит судьба вас, разводит:
один ты в Петровском Заводе,
что камень в истоке реки...
……………………………………….......
И дом твой стоит, как редут,
забытый, подмытый рекою,
и только одно беспокоит:
"Ах, скоро ли письма придут?!"»
А вот – про Михаила Лунина, который и в Урике сохранил свою душу:
«Взошла заря. Вода Невы – в кровавом сурике.
Почиет царь.
Не дремлют нижние чины.
В Сибири – полдень.
Пишет Лунин в тихом Урике,
пред ним листок –
он небольшой величины…
………………………………….............
Слова, как пули, – обвиненья и пророчества.
До Петербурга – тыщи вёрст,
метель и мгла,
но в вас он целится – Величества, Высочества!
Он слишком горд,
чтобы стрелять из-за угла».
И мне было очень отрадно увидеть эти стихи дорогого моего Марка Давидовича Сергеева, а также его же повесть о жёнах декабристов «Подвиг любви бескорыстной», и другую из той же «серии» – «Несчастью верная сестра» на БАМе, в строящемся Северобайкальске, под крышей уютного жилища штукатура Тани Зарудневой…
И как хорошо, что есть в Иркутске премия имени Марка Сергеева, которая называется так трепетно – «Интеллигент провинции».
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург
На фото 1970-х: Марк Давидович Сергеев, каким его запечатлел автор тогда, во время беседы.
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!