Эта история больше похожа на анекдот. Как говорят, «было бы смешно, если б не было правдой». Но в данной ситуации правда тоже довольна забавна: «маски-шоу», обыск с собакой-ищейкой меня, скорее, приободрили. И даже моё стояние у стенки перед спецназовцами только за то, что пришёл выполнить свою работу, не убавило некоторого приподнятого настроения от попавшего в мои руки, как мне казалось, эксклюзива. И пусть ради этого эксклюзива была сорвана наша акция за ЗОЖ. Многие знают, что я работаю в Центре СПИД. Журналистом. Должность звучит витиевато и внезапно, но полностью соответствует моей записи в дипломе. Хотя по факту то, чем я занимаюсь, больше подходит под определение «специалист по связям с общественностью». По духу я именно журналист: люблю жахнуть «горяченьким». Наверное, поэтому я с удовольствием в своё время согласился работать в пресс-службе ГУ МЧС России по Иркутской области: мы же помним, сколько там можно найти шокирующих, героических и вечно волнующих всё человечество новостей. Но и Центр СПИД меня, когда предложили там место, манил и пленил именно неоднозначностью освещаемой темы, которую на тот момент все ненавидели и замалчивали («Неприлично же!»). И сколько всего в ней переплетено: и секс, и наркотики, и много-много рок-н-рола! Сколько заходов в ещё недавно табуированные, запретные, низменные и постыдные темы! Сколько любви! Сколько смерти! И сколько борьбы за жизнь! Это было пафосное лирическое отступление, после которого, как я думаю, вы все готовы, воспринять весь последующий рассказ. Но начнём мы опять загодя. «Слышал я, вы в гей-клуб ходили, - сообщил мне Александр Мальм по телефону после моей очередной рассылки о проведённых Центром СПИД мероприятиях. – А чего видео не снял?» От такой просьбы у меня в зобу дыхание спёрло: видео? И что бы ты из этого видео мог показать в новостях в прайм-тайм? Да и потом там столько людей в кадре, которые не хотели бы себя раскрывать. Я сразу понял, какой Саша - замечательный журналист и редактор, стремящийся донести самые интересные и волнующие вести до своей аудитории. И осознал необходимость в следующий раз это видео снять во что бы то ни стало.
Акции по тестированию и консультированию в гей-клубе мы проводим раз в квартал. Кардинально они ничем не отличаются от того, что мы делаем на массовых уличных акциях, с которыми наш город и регион хорошо знакомы: просветительская лотерея, очередь к пункту тестирования, несколько минут беседы о путях передачи ВИЧ и способах защиты от него, забор биоматериала для экспресс-теста (в данном случае слюны), раздача памяток и презервативов, сообщение через 15 минут результатов с напоминанием о необходимости вести безопасный и защищённый в отношении вируса иммунодефицита образ жизни и (в случае положительного результата) приглашение в Центр СПИД на консультацию, дополнительное обследование и лечение.
Иногда для уязвимых и особо уязвимых групп в арсенале медиков и соцработников появляются дополнительные приманки, которые делают вероятность прохождения теста более высокой (лубриканты и презервативы для некоторых «особенных» видов секса для коммерческих секс-работниц и мужчин, имеющих секс с мужчинами, или спиртовые салфетки, порой – в последнее время крайне редко – даже чистые шприцы для потребителей инъекционных наркотиков, или сухпайки и гигиенические наборы для лиц без определённого места жительства).
В этот раз Марина К. и Евгений Ф., которые по приказу отправились к геям, не взяли с собой ничего из дополнительных мотивационных средств, но зато взяли с собой меня. Хотя, по правде, не очень хотели: после некоторых моих прошлых публикаций пройти Центру СПИД в клуб стало труднее – слишком уж много ненужной рекламы я дал этому заведению. Но я честно признался, что, как и в прошлый раз, буду снимать только спины, ноги, танцующие силуэты и работу сотрудников Центра СПИД. Я пока не знал, что нарушу это обещание. В тот вечер в клубе готовились к концерту, который планировался после полуночи. Но народу было уже много. Мои коллеги из Центра СПИД совместно с волонтёром «Красного креста» заняли один из столов в углу и начали свою работу. Я вокруг них бегал с телефоном и фотоаппаратом. Кадры получались откровенно плохими, лезли пиксели: было довольно темно, но «палить» я никого не собирался, поэтому меня всё устраивало. Примерно через полчаса после работы пункта тестирования к нашему столику подошла весьма разношёрстная компания из мальчиков и девочек, а также тех, кто себя ими считает, разных полов и возрастов.
Эту тусовку можно было условно разделить на две части. Первой верховодил один импозантный мущщинка примерно 50-летнего возраста, в миру, скорее всего, завзятый агрессивный натурал, но в стенах этого подвала раскрывшийся, разговаривавший более тонким и протяжным, чем обычно, голосом, нацепивший на себя блестящие клипсы и огромную пряжку на ремень, с походкой, как говорила Вера из «Служебного романа», свободной от бедра. Центром второй части этой тусовки была симпатичная девушка, вроде бы совсем юная, с очень чистым и светлым лицом и ровным голубоглазым широким взглядом. Никогда не видел таких нежных приятельских отношений между мужчиной и женщиной. «Булочка моя, как мы давно не виделись», - всё приговаривал 50-летний мальчик-гей, широко улыбаясь и целуя её в кончик носа. «Как я тебе рада», - отвечала та, крепко обнимая своего собеседника. Такая искренняя дружба без сексуального подтекста с обеих сторон легко объяснима: девушка - лесбиянка.
Проверившись на ВИЧ и проконсультировавшись, всё это дружное и оживлённое сборище отправилось к бару, где совсем недавно запретили продавать крепкий алкоголь. «Ну и нах** вы тогда нужны», - послышался женственный мужской голос, раздосадованный невозможностью раскрепоститься от души. Тестирование шло, я набирал новые кадры сомнительного качества. Всё, как и задумывал: спины тестируемых, стол тестирования, брошюры, журнал, презервативы, подготовленные к работе экспресс-тесты, а также вспышки клубного освещения и танцующие ноги. Вскоре я понял, что снял все основные моменты, которых будет достаточно для сюжета или перекрывашки в новостях. И уже думал заканчивать работу и ехать на свою тусовку, которая меня уже заждалась, но в этот вечер у меня состоялась другая вписка. Подошёл к девушке-диджею. Попросил напустить её побольше дыма на танцпол, чтобы не было видно людей, а были видны только ритмично двигающиеся в такт музыке силуэты. Девушка всё поняла, потому что такую просьбу от корреспондентов ей довелось выполнять неоднократно. Помещение с танцующими однополыми и разнополыми парами быстро погрузилось в туман, и я включил видеозапись, встав за диджейский пульт повыше. Чуть позже, пересматривая кадры, я заметил, что примерно через 2-3 секунды в правом нижнем углу промелькнул силуэт человека в так называемой боевой форме одежды. Но в тот момент я на эту деталь не обратил внимания. Спустя ещё совсем немного времени из дыма прямо на меня вышла двухметровая тень. В маске, скрывающей всю голову с небольшими прорезями для глаз. Рядом с тенью выросла мужская фигура таких же размеров без маски, тыкающая мне в лицо удостоверением: «Включить свет! Выключить музыку!» «Подождите, я не могу быстро», - начала было отвечать девушка-диджей, но пришелец только торопил её: «Свет вырубай! Выходим! Выходим! Вышли отсюда!!!» Я ответил: «Без базара!» В удостоверении было что-то написано про МВД, однако оно промелькнуло передо мной так быстро, что ни должности, ни звания рассмотреть не удалось. «Выключите телефон!» «Я работаю», - ответил я. «Телефон чё включили?» «Я работаю, я снимаю работу Центра СПИД». «Потом поснимаете! – Высокомерный и уверенный (скорее даже, как мне показалось, самоуверенный) тон представителя законности и порядка, не терпящего возражений, дал мне понять, что лучше подчиниться до того, как станут объяснять более эффективно с применением силы, но я всё же продолжил снимать, просто не стал держать свой смарт-фон на виду. Однако сотрудника полиции было не так легко провести: - Телефон уберите!!! Телефон в карман уберите!!!» - Он попытался его выхватить, и я послушно убрал гаджет в карман, продолжив видеосъёмку с фотоаппарата, оставшегося у меня висеть на животе. «Проходим все к стеночке! Не стесняемся!» - вторила другая фигура в маске. Я послушно подчинился. При более ярком свете, когда дым рассеялся, я смог разглядеть: полицейских было примерно человек семь. Двое из них были без масок и костюмов. На спинах и правых рукавах остальных легко читалась надпись «Спецназ МВД». «Здесь есть несовершеннолетние? - спросил второй полицейский без маски – немного более низкого роста, чуть более полный и плечистый. Ответа не последовало. – У кого-нибудь при себе есть что-нибудь запрещённое?» Перед выстроившимися буквой «Г» на танцполе посетителями клуба стали ходить спецназовцы. Каждому внимательно посмотрели в глаза, и посветили в них фонариком, наблюдая, как на яркий свет будут реагировать зрачки. «Они уже, по-моему, третий раз сюда заходят за последнее время, - послышался чей-то женский голос. – Говорят, что наркотики ищут, что каждый раз им поступает анонимный звонок. Но этот звонок можно и специально организовать». «Долго мы так стоять тут будем?» - сказал ещё один посетитель, находящийся около бара... «Подождите, - парировал один из полицейских. – Если вам нечего скрывать, то и проблем не будет». Лично мне казалось, что на этом танцполе у всех было что скрывать – от родных и близких, и уж тем более от представителей правоохранительных органов. Нервозность, витавшая в воздухе, начала передаваться мне, адреналин зашкаливал. «Нет, ну а вы попробуйте тут так постоять в ряд, чтобы мимо вас ходили люди с автоматами и в масках и каждого вот так рассматривали и ухмылялись», - это сказала та самая «булочка», несколько минут назад энергично отплясывавшая со своим взрослым гомосексуальным другом под «Матранга». «А может, замутим тут любовь?» - полушутя предложил ей тот самый друг из другого конца шеренги. «Да чем ты меня можешь зацепить? – ответила она. – Ты же знаешь: меня только девушки интересуют». «А я тоже девушка», - сказал ей он. «В каком месте ты девушка?» Молодой (хотя уже немолодой) человек скорчил гримасу, закрыл руками область паха и немного виновато ответил: «Я сломалась…» Послышалось несколько нервных смешков. Чуть позже из-за угла выглянула Марина К. с одним из полицейских, выискивая меня взглядом среди столь разномастной толпы у стены. «Вот он, - сказала она, увидев меня. – Это наш журналист». Полицейский подошёл ко мне и на этот раз вежливо сказал, что я могу вернуться за столик, за которым Центр СПИД проводил тестирование. «Да мне уже и здесь нравится, - шутил я только наполовину, но всё же, перебарывая чувство, что могу пропустить что-то важное, я последовал к своему столу и спросил у коллег: - Что говорят?» «Им кто-то позвонил и сказал, что здесь наркотиками торгуют, вот они и отрабатывают звонок», - ответила мне Марина. Примерно ещё через пять минут я увидел знакомое лицо – лицо собаки, натренированной на поиск трупов, наркотиков, взрывчатых веществ или чего-то там ещё, с которой мы неоднократно встречались на моей прошлой работе на многочисленных совместных учениях МЧС и МВД. Времени с тех пор прошло много, и возраст овчарки заслуживал уважения: годы не пощадили её, она ходила едва перебирая лапами и капая слюной. Хотя в целом осталась таким же дружелюбным псом. Но всё же, когда она проходила мимо меня, что-то ёкнуло в моём сердце: а вдруг она уже не в своём уме от старости и вынюхает что-то у меня, потом обыск, возможно, экспертиза – это в мои планы точно не входило. После обхода с собакой полицейские, найдя что-то подозрительное, повели троих молодых людей за собой в автозак. Их должны были увезти на анализы в психоневрологический диспансер. Самой эпичной и смешной под конец этого сюрреалистического спектакля для меня была картина того, как люди в форме под белы рученьки уводят за собой развесёлых тинейджеров, чтобы те прошли тест на наркотики. При этом каждого из конвоируемых проводили мимо стола Центра СПИД, где они уже успели протестироваться на ВИЧ. Всем троим Марина, как того требует инструкция, с улыбкой и доброжелательностью сообщала: «Ваш результат отрицательный, будем надеяться, что в дальнейшем вы будете вести безопасный в отношении ВИЧ образ жизни. Всего доброго!» Интересно, а чего доброго этим троим ждать в дальнейшем сегодня ночью, подумал я. Последнего полицейского в маске, остававшегося за сценой, чтобы никто не попытался скрыться через кулисы и чёрный ход, окликнул его коллега около дверей: «Грузин! Пошли!» «Какой он грузин? Он же бурят», - удивился кто-то из присутствующих. «Это позывной», - ответил ему более знающий посетитель клуба. Когда наряд спецназа МВД покинул полуподпольное развлекательное заведение, первое, что я сделал, это подпрыгнул и выпалил громко в воздух: «Это же эксклюзив!» В последующие полчаса все восстанавливали своё душевное равновесие и делились яркими впечатлениями от произошедшего. Естественно, в такой обстановке было не до профилактической акции Центра СПИД и не до экспресс-тестов, поэтому нам очень скоро пришлось сворачиваться. Хозяйка клуба успокаивала присутствующих и предложила продолжить веселье. Намеченный на ночь концерт всё-таки состоялся. Согласно нашему утреннему отчёту, свой ВИЧ-статус проверили 32 посетителя клуба. Положительных результатов не выявлено. По поводу того, нашли ли у задержанных молодых людей наркотики, поступала противоречивая информация, но, насколько я понял из весьма краткой и лаконичной сводки, опубликованной пресс-службой ГУ МВД России по Иркутской области, психоактивных веществ не было обнаружено. Примерно в полдень следующего дня я позвонил главному врачу Центра СПИД и, едва сдерживая сдавливающий меня хохот, рассказал в деталях и весьма эмоциональных красках, что произошло ночью. «Скажи, тебя там надо было убить, чтобы ты так не смеялся? – ответила мне она. – Я не вижу ничего смешного. Это безобразие. А если бы там что-то произошло? Между нами с полицией подписано межведомственное соглашение! Неужели не могли предупредить?!» «Но формально они же не знали, что мы там были, да и вообще они отрабатывали поступивший сигнал, тут не до предупреждений, у всех же своя работа», - мои всё объясняющие аргументы меня самого мало убеждали, но скорее всего так могло быть и на самом деле. «Мы постоянно ходим по злачным местам, по подвалам, притонам, борделям, всех защищаем от эпидемии. А нас самих кто защитит? Кто защитит врачей и соцработников? – не унималась Юлия Кимовна. – Надо уже жёстко ставить вопрос: этим должны заниматься НКО, а не мы». И я полностью с ней согласился.
Василий Бучинский, пресс-секретарь Иркутского областного Центра СПИД
