От Депардье до Левченко, или Театральный сентябрь в Иркутске. Часть 2
12 октября 2015
10 сентября в драматическом театре им. Охлопкова иркутская публика смотрела «Шейлока» с народным любимцем А.Калягиным. Этому спектаклю калягинского театра уже 15 лет, и в первом составе исполнителей в роли венецианского купца Антонио блистал Александр Филиппенко (сейчас роль играет минорный В.Вержбицкий). Постановщиком спектакля является именитый Роберт Стуруа, который сейчас вдобавок еще и главный режиссер Et Cetera. Стуруа прилетел с театром в Иркутск и выходил после спектакля на поклон вместе с актерами – то есть спектакль игрался в Иркутске, что называется, не в облегченно-гастрольном, а в самом что ни на есть полноценном виде. И это, пожалуй, самое удивительное: несмотря на постановку могучего режиссера, музыку, написанную специально для спектакля легендарным Гией Канчели, на инфернального Вержбицкого и на самого великого Калягина в роли Шейлока – спектакль показался мне довольно невнятным.
К сценическому решению вопросов было меньше всего: и авансцена с ковром, и стол с громадным стеллажом размером с полсцены (служащий одновременно как бы «вратами добра»), и «врата зла» в глубине сцены – все это было здорово придумано и отлично работало. Разве что телевизор в самом центре сцены был довольно бессмысленным. Если бы он весь спектакль просто простоял черной безжизненной коробкой – было бы еще ничего, но однажды его зачем-то на пару минут «включили» (и там, конечно, тут же пошла «всякая ерунда») - и сразу стало очевидно, что он не нужен.
Роберт Стуруа, судя по тому, что мы увидели, хотел придумать для всех участников спектакля какой-то общий коллективный рисунок - и отдельно свой для каждого. В результате должен был получиться такой как бы почти балет, такой «согласный хор», но его, увы, не было. Все прекрасные порывы Стуруа разбивались о, если так можно выразиться, «качество актерского материала»: да, все актеры что-то делали, как-то двигались - но отличить одного от другого было совершенно невозможно. Одинаково аморфные, они, так сказать, «говорили ртом» свои реплики, но их тела на сцене просто отбывали номер. Вержбицкий, конечно, метал в зал лопатой свои харизматические кинонакопления, но его Антонио больше походил не на благородного мужа, поручившись за друга перед Шейлоком и чуть не поплатившегося за это жизнью, а на капризного пожилого мажора, с одинаковым презрением относящегося и к своему другу Бассанио, и к Шейлоку. И, глядя на этого брезгливого и высокомерного поца, было трудно понять, с чего бы это он вдруг поручился своей плотью и жизнью за презираемого им мерзковатого «друга» перед не менее презираемым ростовщиком Шейлоком.
Александр Калягин, игравший своего Шейлока изо всех сил, со всем пылом своего темперамента, старался играть именно «шекспировского» Шейлока: жестокого и мстительного – но одновременно чадолюбивого и чувствительного. Но это стремление рисовать как бы всеми красками одновременно – увы, не срабатывало. Чадолюбивого Шейлока, безутешного в момент бегства дочери, было не жаль («правильно, что сбежала от этакой сволочи», думал зритель), а когда он, жаждая мести, размахивал скальпелем над животом смертельно напуганного Антонио – было совсем не страшно даже тем, кто не знал сюжета. Весь этот «Освенцим» (по меткому выражению моего соседа по галерке В.Штрассера), когда злодей-еврей все порывается вынуть сердце из груди христианина - длился слишком долго, и уже хотелось крикнуть: «ты уже или режь, или кончай размахивать ножом!» Все напряжение сцены пропало еще до того, как переодетая Порция уязвила ростовщика своим знаменитым юридическим аргументом.
В общем, так и осталось непонятным, зачем был весь сыр-бор и о чем спектакль: то ли о трагической судьбе жестокого Шейлока, проигравшего в суде, брошенного дочерью и терпящего жизненное фиаско, то ли о самонадеянности Антония, едва не погибшего от собственного безрассудства, то ли о беспечности Бассанио, подставившего друга и бессильного ему хоть как-то помочь, то ли о мудрости прекрасной Порции. В конце концов зритель, видимо, должен был, отбросив сомнения, решить, что спектакль о том, как хорошо, что к нам приехал, к нам приехал Александр Калягин, дорогой.
Когда в зале гремела предсказуемая заключительная овация, на сцену вновь вынесли ту самую подозрительную корзину с красными цветами, которую уже выносили после спектакля с Жераром Депардье. Заспанный голос диктора пробурчал вполголоса: «Цветы от губернатора Сергея Владимировича Ерощенко…» Но прошло несколько секунд – и неожиданно на сцену вынесли еще одну точно такую же корзину, и тот же самый голос (проснувшийся, видимо, после хорошего пинка) заорал на весь театр: «Цветы! От губернатора! Сергея! Владимировича! Ерррррощенко!»
Губернатора в зале не было – были только вот эти цветы типа «от него», и от этого его как бы не было вдвойне, так как все заметили, что его – нет (а без цветов бы вообще и не подумали об этом). «Цветы от губернатора» - были просто формальностью и больше всего напоминали венок, присланный на похороны (мы тогда еще не догадывались, на чьи). Но пиарщики губернатора губернатор о близких похоронах, конечно, не думали - до губернаторских выборов оставалось два дня, и в победе губернатора все были уверены.
Когда после спектакля штатный фотограф театра Et Cetera довольно хамскими криками выгонял из зала всех зрителей, чтобы сделать фотографию труппы Et Cetera на фоне красивого зала – мы, конечно, задержались, чтобы понять, чего это он так раскричался. И случайно услышали, как Калягин, занимаясь построением труппы для финального фото, прочувствованно сказал кому-то на сцене: «Надо взять на вооружение вот это вот «Цветы от губернатора!» - надо не забыть взять на вооружение!» Ох, не берите, не к добру все эти неразменные корзинки от губернатора! – хотелось крикнуть с галерки.
Но нас все равно бы никто не услышал. Труппа попозировала и ушла, а обе корзинки так и остались стоять на сцене.
Автор: Владимир Демчиков
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
