Дети войны

22 июня 2018

22 июня - День памяти и скорби. Ровно 77 лет назад фашистская Германия напала на СССР. Впереди было 1418 дней Великой Отечественной войны. По-особому День памяти воспринимают те, кого война лишила детства. Мы называем их детьми войны. С юных лет мальчишкам и девчонкам пришлось познать голод, холод и тяжелый труд, а после окончания войны именно они поднимали страну из разрухи, снова учились жить в мирное время. Накануне трагической даты журналист СМ-Номер один Лидия Гергесова встретилась с детьми войны, и они рассказали, как им удалось пережить это страшное время. "Глагол" сегодня вспоминает сороковые вместе с детьми войны. 

_______

Ирина Коротаева больше полувека отдала науке. Сейчас она на пенсии, но периодически выходит на работу, помогает проводить исследования.

Когда началась война, ей было почти пять лет. Вместе с мамой и бабушкой она жила в 40-50 километрах от Москвы, в деревне Сухарево. Когда немцы подошли к деревне, практически все жители уже выехали из нее. Однако Прасковья Коротаева, мама маленькой Иры, не могла уйти из-за того, что на ее ответственности находился сейф с документами. Наконец она передала имущество одному из красных командиров. Когда семья уходила из деревни, с противоположной стороны в нее вошли немцы.

На дворе был декабрь 1941 года. Зима выдалась очень холодная. До соседней деревни, еще не занятой врагом, шли лесом. За собой тянули двое саней с продуктами и вещами. Всю дорогу пятилетняя девочка шла пешком. Взрослые не давали ей сесть на сани, чтобы она не замерзла.

- Я отчетливо помню только один момент: как вдруг у мамы во время пути случилась истерика. Она села на сани, начала рыдать и отказывалась идти дальше. Бабушка уговаривала ее, а я сильно испугалась. Думала, что из-за ее громкого плача немцы нас услышат, найдут и убьют. И тут к нам подошел человек в белой форме и проводил нас до деревни Марфино.

Их сразу привели в школу, где на первом этаже уже собрались беженцы. Этажами выше был госпиталь с ранеными. Там и переночевали.

- Утром начался налет немцев. Школу стали бомбить. Мы все выбежали во двор и начали бегать по нему. В это время сверху по нам строчил пулемет. Мы с бабушкой потеряли маму в толпе, но, когда все затихло, нашли друг друга. Это были страшные минуты. Мы думали, что она погибла, а мама, наоборот, что нас нет в живых.

За папиросы, которые в то время были в дефиците, семью согласились довезти почти до Москвы. Добравшись до столицы, приняли решение ехать дальше, в Иркутск, где жила сестра бабушки.

- Помню, как мы садились в поезд. Народу было очень много, и в этой сутолоке у нас украли мешок с продуктами. Соседями по купе оказались двое военных, которые держали путь на Дальний Восток. Они, собственно говоря, нас и кормили. Меня брали к себе в купе, давали шоколадки, и спала я у них под шинелью. Так мы добрались до Кирова, а там поезд загнали в тупик. На восток везли раненых, а оттуда — солдат и вооружение. Железная дорога была занята. Мы простояли пять дней. Никого не выпускали, поскольку поезд мог тронуться в любую минуту. В один момент людей все же пустили за кипятком, и бабушка, прихватив чайник, ушла. И в это мгновение поезд тронулся. Она осталась на станции одна, без документов. Тогда мама обратилась к военным, они сумели связаться с Кировом, и бабушку посадили в санитарный поезд, чтобы она нас догнала - такие поезда шли быстрее, чем обычные. Как потом рассказывала бабушка, санпоезд был настолько забит ранеными, что она уместилась только на подножке и таким образом (а дело было зимой) она нас и нагнала. Я хорошо помню, как она вошла в купе и у нее с платка свисали сосульки. При этом чайник она не бросила и привезла с собой.

В Иркутске Ира пошла в школу. Она оканчивала первый класс, когда война закончилась.

- Я запомнила этот день, потому что его объявили нерабочим. Однако я утром все же собралась и пошла с портфелем в школу. Прохожие меня останавливали и говорили: «Девочка, куда ты идешь - сегодня же выходной!» А я все равно шла. Конечно, занятий не было, и меня из школы отправили назад, домой. Вот таким я и запомнила День Победы.

Нелегко пришлось во время войны и Геннадию Ковалеву, доктору технических наук, профессору, ведущему научному сотруднику Института систем энергетики имени Л.А.Мелентьева СО РАН.

- Когда началась война, мне было всего 4 годика с небольшим. Жили мы в небольшом городке Новый Оскол Курской области. Отец сразу же ушел на фронт солдатом. В мирное время он был мастером-бурильщиком, работал на рудниках. Осенью 1942 года наш район был оккупирован немцами. Эвакуироваться нам с совхозом не удалось: немцы нас перехватили, забрали все припасы и ценные вещи. Тогда я впервые детскими глазенками увидел, что такое завоеватели и покоренный народ. Никто из нас не сопротивлялся, не кричал, не ругался… Все воспринималось как должное.

Домой возвращались пешком. Мама везла сына на карапашке — деревенской детской коляске на деревянных колесах. По пути их бомбили немецкие самолеты, и люди прятались у дороги во ржи.

- Детские ощущения остались простые: часто хотелось есть, и все время было холодно. Домик наш был разрушен бомбой. Нас тогда, к счастью, в нем не было. Мы прятались от бомбежки в соседнем погребе. Всю оккупацию жили в однокомнатной квартире с кухней, на первом этаже двухэтажного дома. Как я потом узнал, спасало нас от голода то, что у мамы была родня в близлежащих деревнях. Хоть мороженой картошкой, собираемой на полях под снегом, но они нас подкармливали. Жиденький суп-пюре из сладковатой мерзлой картошки мне тогда очень нравился. Я просил добавки, что очень удивляло взрослых.

Когда маленький Гена гулял по улице, он иногда видел пленных русских, уходивших куда-то под немецким конвоем с овчарками. Во время бомбежек прятались в сыром подвале кинотеатра, который не работал. Иногда приходилось сидеть в нем по пять-шесть часов, что заканчивалось сильнейшими простудами. По этой причине умер самый близкий друг детства Геннадия Федоровича - Славик. Весной и летом маленький Гена ходил с матерью в деревню Сабельное к родственникам и видел большие синие раздутые трупы людей. Это были умершие от голода… Одежды на них не было - она нужна была живым. Когда немцы отступали, они вывели во двор тюрьмы всех пойманных партизан и расстреляли. Среди них был и брат мамы. В 1943 году на фронте погиб отец Геннадия.

- После ожесточенных боев на Курской дуге (а знаменитые населенные пункты Михайловка и Прохоровка были от Нового Оскола в нескольких километрах) в поле осталось невероятно много техники, боеприпасов и военной амуниции. Ребята ходили туда толпами и возвращались с «боевыми» трофеями. Потом начинались игры, и на протяжении года едва ли не ежедневно в городе и за городом гремели взрывы. Это ребятня играла с боеприпасами: кидала их в костер, глушила рыбу, поджигала порох, метала гранаты. Некоторые из моих сверстников погибли, другие получили увечья на всю жизнь, — говорит Геннадий Федорович.

Педагог с 50-летним стажем Елизавета Галкина вспоминает годы войны со слезами:

- Когда я рассказываю о том, что было в те страшные годы, всегда начинаю со стихов:

Я говорю от имени детей,

Что начинали жить

с войною вместе:

Мы до сих пор храним

в душе своей

Не колыбельные,

а фронтовые песни.

Нам мамы сумки шили

из клеенки,

А карандаш пилили на троих,

И письма страшные -

их звали «похоронки»,

Белили головы моих родных.

Мы собирали мох,

он шел на перевязки,

Ходили в госпиталь к бойцам,

И, не зная ласки,

Взрослели мы совсем

не по годам.

Эти стихи действительно обо мне. Во время войны я жила с семьей на Урале, в Свердловской области. После первого класса отдыхала в пионерлагере, когда туда приехал мой папа на велосипеде и сказал: «Лизочка, началась война». После этого мужчин стали забирать на фронт. Проводы на вокзале, гармонь, песни, рыдания - все это было. Затем почти каждый день, когда мы приходили в школу, кого-то за партой не было. Это означало, что в эту семью пришла похоронка.

С запада на Урал эвакуировали много семей. Их распределяли по домам, дети приходили учиться в школу. Им чем могли старались помочь. По словам Елизаветы Галкиной, когда заканчивалась бумага, ученики писали на газетах и старых книгах. Учебник был один на весь класс, а ребятишек в классах обучалось по 40 и более. Тем не менее дети учились добросовестно, старались. Также они навещали раненых в госпиталях.

- Среди них были бойцы без рук, и мы писали от их имени письма под их диктовку. Кроме того, устраивали для них концерты: пели, плясали. Помню, я исполняла: «Ой, милок, ой, Вася-Василек». Дома мы чинили простреленные брюки солдат. Продукты давали по талонам. Однажды мы долго ждали в магазине хлеб, а потом нам объявили, что его некому везти из пекарни. Тогда взрослые встали в оглобли, а мы сзади подталкивали телегу, на которой стоял ящик для хлеба. Давали по 300-400 граммов. В школе во время уроков, помню, смотрела на подоконник, на котором лежала буханка хлеба. Мы ждали с нетерпением конца урока. Учительница разрезала хлеб на кусочки, но многие не ели - заворачивали в салфетку и несли домой, чтобы поделиться с мамами.

- Что мне хорошо еще запомнилось, - продолжает Елизавета, - так это то, что к нам на Урал приезжали не только люди, но и заводы. Мы бегали и смотрели, как из вагонов выгружали станки и оставляли их у самой железной дороги, под открытым небом. И работали на них тоже без крыши над головой. Это были военные заводы, на которых изготавливали оружие и снаряжение. Трудились за станками женщины и старшие ребята. Кстати, со своими одноклассниками мы и сейчас созваниваемся и переписываемся. А годы войны научили нас быть очень экономными, мы знали, что значит кусок хлеба, лист бумаги. Я 50 лет отработала в школе и всегда приучала детей к тому, чтобы они никогда не выбрасывали чистые белые листы, чтобы относились бережно к вещам. Вот такое наше необычное поколение — поколение детей войны.

Лидия Гергесова, СМ-Номер один

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!