Лев Сидоровский: 95 лет назад родился Евгений Павлович Леонов
02 сентября 2021
Впервые я увидел его не на экране, а на сцене. Это случилось ещё в далёком 1955-м, когда из столицы в Ленинград Драматический театр имени Станиславского привёз свой премьерный спектакль «Дни Турбиных». Причём поспешил я, студент-второкурсник, туда главным образом, чтобы в роли Елены Тальберг узреть, так сказать, «живьём», актрису Лилию Гриценко, полюбившуюся ещё с военной поры в фильме «Черевички» (помните гарну дивчыну Оксану?), и которой в только что вышедшей киноленте «Верные друзья» посвятил свою песню («Что так сердце, что так сердце растревожено…») знаменитый актёр Александр Борисов. Однако вовсе не она поразила меня тогда, в булгаковском действе, а молоденький исполнитель роли неприспособленного к жизни маменькиного сынка, «кузена из Житомира» Лариосика. В программке значилось: «Евгений Леонов». Года два спустя, уже в Москве, на спектакле по комедии Эдуардо де Филиппо «Де Преторе Винченцо», я снова восторгался им в хулиганистой роли одноимённого симпатичного воришки, который в конце жизни вдруг предстал перед Господом Богом и получил отпущение грехов.
И только после этого стали, один за другим, возникать его шедевры на киноэкране: и буфетчик - «укротитель» Шулейкин из «Полосатого рейса», и зубной врач Травкин из мигом «положенного на полку» фильма «Тридцать три» (по поводу которого Игорь Ильинский ему написал, что «за всю жизнь не видел такой могучей, безумно смешной и острой кинокартины»), и воистину трагический Яков Шибалок из «Донской повести», и милый фотограф Орешкин из «Зигзага удачи», и бывший военный разведчик Иван Приходько из «Белорусского вокзала», и кларнетист Сарафанов из «Старшего сына», и заведующий детским садом Трошкин – заодно с бандитом по кличке «Доцент» – из «Джентльменов удачи», и штукатур Коля из «Афонии», и Ламе Гудзак из «Легенды о Тиле», и бригадир Потапов из «Премии» – впрочем, перечислять можно долго. А для детей был он Винни Пухом и считал это звание очень почётным…
И вот наступила весна 1977-го, когда вся страна шесть вечеров подряд смотрела снятый Игорем Шатровым телесериал (у нас тогда – один из самых первых) по одноименному роману Виля Липатова «И это всё о нём». Там действие происходит в одном из сибирских леспромхозов, куда по делу об убийстве молодого тракториста Евгения Столетова (его играл Игорь Костолевский) в образе следователя Прохорова прибыл из Москвы мой герой, который снова был убедителен, обаятелен, мудр. Только шестая серия завершилась, как приятное известие: во Дворце культуры имени Первой пятилетки начинает гастроли столичный Театр имени Ленинского комсомола, где Евгений Павлович уже тогда актёрствовал. Как с ним для газетного интервью встретиться?! Срочно разузнал номер телефона в люксе «Европейской», где Леонов остановился. Звоню.
В трубке знакомый с хрипотцой голос: «Безнадёга, весь день забит до отказа, а вечером спектакль. Хотя знаете, сразу после двенадцати минут сорок выкроить можно. Приезжайте».
Встречает приветливо, в манерах - ничего от «артиста»: сильные, натруженные руки, утомлённое лицо. Правда, когда на этом лице возникает знаменитая «леоновская» улыбка, оно сразу преображается. В разговоре часто повторяет: «Понимаете, да?». Это потому, что ему самому ещё и ещё раз хочется разобраться в сути многих явлений. Включаю диктофон:
– Евгений Павлович, давайте начнём разговор с самой последней вашей работы – я имею в виду инспектора уголовного розыска Прохорова, который вызвал общую нашу симпатию. Вероятно, вам он тоже далеко не безразличен?
– Ну, иначе я бы за это дело и не брался. Капитан милиции Прохоров, который вынужден расследовать дело о гибели Столетова, невольно сверяя свою жизнь с короткой жизнью Жени, тоже остается собой не совсем доволен. Во всяком случае, мне так кажется – понимаете, да? Он тоже ненавидит и рвачество, и делячество, и потребительство. Мне хотелось сыграть человека, который приехал в посёлок к этим людям не только за тем, чтобы расследовать трудное дело, но чтобы прожить с ними жизнь, если даже эта жизнь уложится в месяц. Мне хотелось, чтобы это не был следователь «в белой рубашке», который отрывает всех от работы. Нет, пусть это будет очень обычный, очень земной человек, которому привычно, например, носить сапоги. И люди, которые вначале насторожены, постепенно его принимают. Мне хотелось показать своего героя человеком добрым, ранимым, способным остро воспринимать боль других, хотя профессия требует от него закалённого сердца. Докапываясь до нравственной сути совершённого преступления, этот добрый человек утверждает: с явлением, против которого выступил в свой последний бой Женя Столетов, надо бороться беспощадно.
– Наверное, роль Прохорова в вашей творческой биографии абсолютно закономерна: я имею в виду то, что Прохоров продолжает разговор, который ваши герои ведут с экрана, например, и в «Белорусском вокзале», и в «Премии». Ведь если взглянуть попристальней, то и слесарь Приходько, и бригадир Потапов, и капитан милиции Прохоров – люди, так сказать, «одной группы крови».
– Вы правы. На Рижском взморье шли съёмки «Легенды о Тиле», как вдруг однажды туда из Ленинграда приезжает кинорежиссёр Сергей Микаэлян и предлагает мне в картине «Премия» роль бригадира Потапова. Более того, для моего удобства он решает тут же поблизости на одной из строек соорудить кинопавильон (кстати сказать, стройка росла так быстро, что мешала нам снимать, потому что загораживала солнце). И вот уже я меняюсь с каким-то рабочим своим новеньким комбинезоном, натягиваю его, пообтёртый, видавший виды, и вместе со всеми иду по стройке. Кругам шум, лязг, грохот, я вздрагиваю, пригибаюсь, вижу уверенные действия строителей и ещё раз понимаю: «Да, это их жизненное пространство, которое мне надо хорошенько освоить». Потому что среди актёров существует такое понятие: профессиональная честность. Играешь водолаза – хоть раз спустись под воду или хотя бы не бойся воды, играешь лётчика – поднимись в небо. Но всё-таки своих героев ты узнаёшь не только тогда, когда с ними шагаешь. Вот и Потапова подсмотрел ещё раньше – ведь в юности тоже был рабочим, да и, став актёром, часто встречался с этими людьми на заводах, фабриках, стройках. Потапов на заседании парткома не какой-то интеллектуальный спор затеял – он по-другому просто не способен жить. Наверное, эту роль может играть и молодой мой коллега, и пожилой, и красивый, и не очень. У меня вот он – пожилой, флегматичный, внешне далеко не крепкий. Но при всём при этом он – герой, в нём – недюжинность, и правда, которую несёт в себе Потапов, не любит украшательств и аффектации. Потапов не правдоискатель, он - правдостроитель. Понимаете, да? И слесарь Ваня Приходько из фильма Андрея Смирнова «Белорусский вокзал», о котором вы упомянули, тоже правдостроитель. Их там четверо, бывших военных друзей: журналист, бухгалтер, директор завода и вот слесарь Ваня Приходько. Собранные вместе, они как бы олицетворяют собой целое поколение, прошедшее войну. Судя по всему, жизнь у Вани складывалась совсем не гладко, прошли годы, а он всё – простой рабочий, но за Ваниной простотой – глубокая жизненная сила. Вот он попадает в необычные условия – и сразу обнаруживается внутренняя культура, щедрость души. Он понял: в друзьях сохранилось то, что связывало их когда-то, и решился повести их туда, где чисто и светло, – к Рае. Я очень люблю Ваню Приходько за его талант человечности. Пожалуй, эта человечность, эта добрая душа и эта принципиальность действительно объединяют многих моих героев – и Потапова с Прохоровым, в том числе.
– Вы напомнили: Ваня Приходько приводит своих друзей к Рае. Эту сцену нельзя смотреть без волнения, и песню вашу про «десятый десантный батальон» слушать спокойно тоже невозможно – на таком нерве всё это сделано...
– Да, по телевизору этот отрывок часто повторяют, и я, признаться, всякий раз плачу...
– А ещё у меня там переворачивает душу, когда Ваня обращается к жене: «Я тебе жизнь испортил, да?»… И что удивительно: начинали вы как комедийный актёр, а потом вдруг Яков Шибалок в «Донской повести», этот труднейшей судьбы донской казак, принявший революцию, с трагической любовью к женщине, которая его взглядов не разделила...
– Когда режиссёр Фетин выбрал на эту роль меня, худсовет «Ленфильма» встал на дыбы: «Только что в "Полосатом рейсе" Леонов, кстати, единственный из всех наших артистов, показал советскому народу свой голый зад, и вдруг – Шибалок! Что общего?» Но Фетин их как-то переубедил. Мы долго искали грим – щетину, чёлку. И я поверил, что могу передать любовь к ребятёночку этому (у меня уже был мой Андрюшка). Фетин, по-моему, и дал мне эту роль потому, что, рассказывая ему иногда про сына, я чаще всего не мог сдержать слёз.
- А ваш Сарафанов из «Старшего сына»! Знаете, я был знаком с Саней Вампиловым и прежде, чем встретиться с ним, там, в иркутском театре, посмотрел первую в стране постановку «Старшего сына», где в роли Сарафанова меня потряс замечательный местный актёр Аркадий Тишин. Однако уверен, что ваше исполнение Саню, если бы он не погиб, тоже бы наверняка очень взволновало.
– Как же я вам завидую, что с Вампиловым общались! Какой это был могучий талант!.. Что же касается Сарафанова, которого так легко разыграл мальчишка – мол, "я – ваш сын", то он для меня вовсе не наивен, как считают многие зрители. Да, по-моему, тут дело вовсе не в наивности. Чистота его представлений не допускает возможности шутить над такими священными вещами, как отцовство или материнство, как любовь, – я ведь тоже так считаю… И мне важно, чтобы моего героя вовсе не жалели, а чтобы ему сопереживали. А это – большая разница! Мне надо, чтобы зрителям Сарафанов казался не жалким, а наоборот – могучим в своём умении всех любить! Может, это вообще личность из будущего, совершенно лишённая скверны мещанства и не опасающаяся такого трудного чувства, как смирение.
- Сильно сказано! Вообще, Евгений Павлович, если вспомнить ваши работы за два десятка лет, то получается амплитуда от мультипликационного Винни Пуха до чеховского Иванова. Что, тесно в рамках одного амплуа?
– Я думаю, что актёру не стоит делить себя на жанры, что он должен пробовать всё, до конца отдавая себя делу, которое затеял, тратя на это без остатка здоровье, сердце. Тогда даже при неудаче ты что-то приобретаешь, так мне кажется. Несмотря ни на какие прошлые заслуги, актёр обязан снова и снова завоёвывать своё право на роль, на поиск. Помню, в театре на репетициях Михаил Михайлович Яншин часто повторял слова своего учителя Константина Сергеевича Станиславского о том, что просто выучить текст роли – это ещё очень мало, что актёр должен уметь правду жизни соизмерять с правдой внутри себя. Он говорил нам: "Актёру нужно на всё "налететь" самому, обо всё "удариться". Вот уже два с лишним года на сцене Московского театра имени Ленинского комсомола идёт в постановке Марка Захарова чеховский «Иванов», и всё это время критики спорят по поводу моего героя: нужны ли такие эксперименты с классикой? В самом деле, зритель рассчитывает увидеть традиционного Иванова, а тут вдруг – Леонов, комедийный артист, да ещё без грима. Между прочим, в своё время Чехов отдал эту пьесу Владимиру Николаевичу Давыдову, а ведь он тоже был комедийным актёром, это уже потом Иванова стали играть Качалов, Царёв, Бабочкин. Не мне давать оценку спектаклю, но, работая над ролью, я постоянно помнил слова Лескова о том, что Чехов в «Иванове» сумел раскрыть трагическую физиономию целого поколения. Именно это было для меня самым важным. Я попытался сыграть трагедию рухнувшей души, проследить процесс рождения в сознании человека сложных токов совести. И когда некоторые критики сейчас, спрашивают: «Нужны ли эксперименты?», мне хочется им ответить: «Да, нужны». И если даже эксперимент оказался не совсем удачным, бить в набат по этому поводу, наверное, не стоит, ведь всякий эксперимент, в конечном счете, несёт в себе и некоторую долю риска. А грим – дело десятое.
– Да, гримом вы пользуетесь крайне редко. Всегда играете «своим лицом».
– При этом, заметьте, совсем не красавец: рост маленький, фигура полная, физиономия весьма круглая с большим носом «картошкой» и чёрт те какими губами, в добавок – ранняя лысина… Кстати, над собственной внешностью и неуклюжестью могу смеяться сколько угодно, но над недостатками и убогостью других – никогда.
– Однако ролей у вас на сцене и экране столько, что наверняка зритель порой невольно может подумать: «Леонову это ничего не стоит…»
– Ничего не стоит?.. Читая пьесу или сценарий, всякий раз мучаюсь: как сделать образ живым, как наполнить его горячей кровью? Никогда сразу не возникает уверенность: уж вот эту-то роль сыграю хорошо! Наоборот, постоянно волнение, боязнь не справиться. А может, так и надо – ставить под сомнения свои возможности, каждый раз начинать с нуля, плакать по ночам от горя, что бездарен, волноваться перед съёмкой, перед спектаклем и никогда ни в чём не быть уверенным? Иначе, может, обрастёт актер этаким творческим жирком, появится у него самодовольство – понимаете, да? За свою жизнь в искусстве я открыл одну истину: всё, что рождается без больших душевных затрат, оказывается ерундой. В искусстве есть только одна цена – беспощадность к себе. Понимаете, да?
– Итак, постоянные сомнения, терзания. В таком случае, представьте, что выпала счастливая возможность начать жизнь сначала – у вас есть другие варианты?
– Ни в коем случае! Снова выбрал бы только эту профессию, хотя никаких «театральных» корней не имею: у нас вся семья – «авиационная». Когда началась война, устроился учеником токаря на авиационный завод, где уже работали папа, мама, брат. Дальше мой путь: авиационный техникум, художественная самодеятельность, драматическое отделение Московской театральной студии, ну и театры – имени Станиславского, имени Маяковского, Ленком. Счастье, что встретил мою Ванду. А вот теперь, может, начнётся и актёрская династия – Андрюшка, сын, учится в Щукинском. Впрочем, можно закончить и десять театральных институтов, но актёром, увы, так и не стать, потому что очень сложно пронести через жизнь веру в своё призвание, не сломаться. Что такое театр? Это не кино, не эстрада, не телевидение. Театр – это не рассказ о любви, а сама любовь. И ещё всю жизнь в искусстве нельзя прожить благодаря только тому, что ты молод и обаятелен. Увы, весна не вечна.
– Вы любите весну?
– Нет, весной на меня почему-то обычно тоска нападает, а вот лета жду – очень хочется поваляться на травке... Хотя на это времени наверняка снова не будет.
– Опять съемки?
– Опять. И Король в «Обыкновенном чуде», и в картине о градостроителях интересная роль, да ещё на днях Данелия позвонил: "Запускаю володинский сценарий, точи мастерство".
– Евгений Павлович, разрешите в конце несколько легкомысленный, банальный вопрос: приятно, когда узнают на улице?
– Приятно, хотя боже упаси путать популярность с истинным признанием, Ради признания надо жизнь прожить, чтобы ждали с тобой встречи и каждый раз удивлялись – какие у этого актёра разные, интересные, взятые из самых глубин жизни герои. Кстати, о популярности. Вспоминается такой забавный эпизод. Ехали мы однажды с Данелией на съемку в Суздаль. По дороге возник шутливый спор: кого зрители знают больше – режиссёров или актёров? Я, естественно, отстаивал "своих". Тогда Данелия попросил остановить машину у какой-то придорожной столовой, ввёл меня туда и громко спросил: «Товарищи, вы знаете этого артиста?». И кто-то радостно крикнул: «Знаю, это — Пуговкин!»…
А ещё был такой факт. Во время съёмок «Совсем пропащего» мы жили на теплоходе, и однажды я выполз на палубу покурить. А мимо шёл не спеша трёхпалубный «Тарас Шевченко». И все – и пассажиры, и команда – почему-то высыпали на меня поглазеть. Судно дало опасный крен, и капитан «Тараса Шевченко» заорал в мегафон: «Леонов, трам-тарарам, уйди с палубы! У меня теплоход перевернётся на хрен!»
– Какое из изречений ваше любимое?
– «Неси свой крест и веруй».
Тут Леонов глянул на часы:
– Караул! Опаздываю! Как мне побыстрей добраться на Крюков канал, в «Первую пятилетку», – трамваем, автобусом?
Я собеседника успокоил:
– Евгений Павлович не волнуйтесь. Мигом довезу народного артиста СССР на своём «Запорожце».
Леонов хохотнул:
– О, «Запорожец» – самое шикарное авто!
Мы вышли из отеля, и перед тем, как в «самое шикарное авто» собеседника поместить, я снова навёл на него объектив своего «Зоркого»:
– Евгений Павлович, улыбнитесь!
Леонов поправил головной убор:
– Главное, чтобы кепарь хорошо получился. Ладный кепарь? Ванда на днях купила.
P.S. «Володинский сценарий», по поводу которого Данелия призвал Леонова «точить мастерство», оказался «Осенним марафоном». И другие хорошие фильмы его впереди ещё ждали: «Женитьба», «Отпуск в сентябре», «О бедном гусаре замолвите слово», «Дом, который построил Свифт», «Время и семья Конвей», «Кин-дза-дза» (хотя последний лично мне не вполне по душе). А в 1988-м, когда Ленком был на гастролях в Гамбурге, случилось страшное: у Евгения Павловича остановилось сердце. Шестнадцать суток в коме. Все эти дни и ночи жена и сын были рядом. Андрею сказали: «Сиди и беседуй с ним и с Господом. Если там, наверху, тебя услышат, отец вернётся. Он вернулся. И потом гениально сыграл в «Поминальной молитве» Тевье-молочника, а на экране, в комедии «Американский дедушка», – тоже главную роль. Но в 1994-м, 29 января, дома, собираясь в театр на очередной спектакль, упал замертво.
Любимым изречением Евгения Павловича было: «Неси свой крест и веруй». Что ж, все свои недолгие шестьдесят восемь лет он честно нёс свой крест – и веровал. И ещё – к себе был беспощаден…
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург
На фото автора: тот самый снимок из 1977-го: Евгений Павлович в новом "кепаре".
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
