Лев Сидоровский: Девушка с фронтового снимка
03 мая 2022
Эту фотокарточку увидел я в доме на Новоизмайловском. Девушка в кресле. Милое лицо. Берет, гимнастёрка, на которой погоны старшины, орден, медали. И три нашивки за ранения. На обороте: «Михальчику от Татьянки». И стихи:
«Если в жизни судьба нас разлучит,
Если в жизни не буду твоей,
Вспоминай иногда фронтовичку,
Вспоминай ее муки любви».
А пониже: «20 июня 1945 года, г. Бург, Германия».
Именно так, Татьянкой, все на войне её и звали. А попала на войну учащаяся агрошколы, что в Царском Селе, очень просто: окончила заочно курсы Красного Креста и уже в августе старшина медслужбы, санинструктор 3-го артдивизиона 10-й артдивизии Таня Петрова оказалась в бою. Сколько раненых тогда перевязала, сколько из-под огня на себе вытащила, не помнила. Помнила только, что руки были по локоть в крови. Впрочем, так потом случалось в каждой передряге. А 11 сентября, под Петергофом, сама вдруг почувствовала удар в ногу. И – тишина... Её откопали. Потом ампутировали палец. Потом ещё месяца три держали в госпитале, пока не вернулась к контуженной Татьянке речь.
Только выписалась, стала сопровождать маршевые роты – из Ленинграда, через Ладогу, на тот берег. Пешком – в мороз, по льду, под бомбёжкой и артобстрелом. И так в дороге – несколько суток. И потом – ещё. А она – единственная на всю роту девушка, и небо – в огне, и руки опять часто – в крови по локоть...
Однажды, после очередного перехода, осталась там, на том берегу. На Волховском фронте. В 265-й стрелковой дивизии. Сколько лет минуло, но до конца жизни отчётливо помнила всё. Как, например, осколком оторвало ногу комбату Ершову, а он сгоряча не поверил и просил её, пока не накладывать жгут: «Татьянка, не дай коновалам отрезать ногу совсем».
На освободившееся место прислали старшего лейтенанта Костюкова. Замечательный был комбат – мудрый, храбрый, душевный. Когда выпадало порой затишье, часто повторял вслух: «Где же там моя Катя? Где же? Где же?». Но затишье случалось редко. И вот однажды, когда шёл бой, проник комбат с радистом и ординарцем в подбитый немецкий танк. Этот танк пару дней назад застрял на нейтралке поперёк какого-то рва. И стал комбат оттуда корректировать огонь нашей артиллерии. А Татьянка, которую снова ранило, как раз лежала в палатке начсандива, где была рация. И вдруг по рации – голос Костюкова: «Немцы рядом. Я окружён. Огонь – на меня! Слышите? Огонь – на меня! Прощайте». И взрыв...
Как она тогда рыдала...
Но всё равно надо было воевать дальше: прорывать блокаду, освобождать Карелию, Псковщину, Прибалтику. Увидеть пылающую Варшаву. Штурмовать Берлин. В Берлине, когда пришла к рейхстагу, свободного места на стене не оказалось. Тогда солдаты подняли её высоко-высоко, и она начертала там, на колонне: «Я – Таня Петрова из Ленинграда!»
А комбат Саша Поздняков говорит: «Татьянка, давай в честь Победы погуляем». Повёз ее на «виллисе» в городок Бург, и там бродили они под гроздьями сирени, заглянули к фотографу.
И отправила фронтовичка снимок далеко-далеко, «Михальчику», старшему лейтенанту Михаилу Самохвалову. Свои отношения выяснили они ещё в сорок третьем. Вся дивизия знала, что Татьянка и Миша влюблены. Но потом война разбросала их по разным дорогам. Встретились только в декабре сорок пятого, когда ей, абсолютной чемпионке легкоатлетических соревнований в Берлине армий-победительниц (на беговой дорожке, в спринте, здорово обошла всех американок, англичанок, француженок), дали короткий отпуск на родину. Лишь три дня провела с Мишей в Астрахани, у его родителей. Но в ЗАГС всё-таки успели. А демобилизовали её через полгода.
И вот рассказывала мне Татьяна Александровна Самохвалова, как жили они с Мишей душа в душу, как вместе работали на Экспериментальном заводе спортивного судостроения, растили сыновей, внучек. В девяносто первом Михаила Фёдоровича не стало. Вспоминала фронт – как деликатно там к ней, девушке, относились солдаты:
– Ни разу не слышала мата. Дарили ромашки или просто ёлочную веточку. Пели: «Татьяна, помнишь дни золотые?» Иногда, если затишье, устраивали танцы – у нас был свой баянист, Паша Котов, и мне, конечно, приходилось попеременно танцевать с каждым. Очень любили и вальс, и танго. Да, ухаживали, но рук не распускал никто.
Роста она была, вроде, небольшого, внешне – не богатырь, как же могла, раз за разом, волочить на плащ-палатке из боя одного, другого, третьего? Теперь и сама удивлялась: – В бою сил хватало. А после боя, бывало, сяду в сторонке, реву. Как-то взрывной волной швырнуло солдатика с берега. Я – за ним. И только когда дна ногами не достала, вспомнила: батюшки, ведь плавать-то совсем не умею! Хорошо, что он умел.
Целых сорок пять лет она возглавляла совет ветеранов 265-й Краснознаменной Выборгской стрелковой дивизии. На улице Верности, в 184-й школе, прежде был у них музей. Однажды в этом музее рассказала Татьяна Александровна ребятам о подвиге комбата Костюкова. В конце добавила: «А может, он тогда всё же не погиб? Ведь останков никто не видел. Вот бы разыскать Катю, жену». Ребята написали о комбате в газету. И через некоторое время к секретарю совета ветеранов 265-й пришла седая женщина, протянула снимок человека на костылях:
– Узнаёте? Это Михаил Васильевич Костюков после гитлеровского концлагеря. Да, он тогда в танке чудом остался жив. Весь искалеченный, попал в плен, прошёл через все круги ада. После войны всё пытался найти кого-нибудь из однополчан. Поскольку был в плену, официально считался «предателем». Очень от этого страдал, всех и всего боялся. Наконец дождался реабилитации и скоро умер. Я его жена, Екатерина Ивановна Костюкова. Спасибо, Татьянка, за память о Мише.
Этим именем «из войны» однополчане называли её и потом все годы. Увы, исчез в 90-е в 184-й школе их музей: иные времена, иные нравы. И с каждым годом редел их строй. Когда-то ко Дню Победы секретарь совета ветеранов 265-й рассылала по всей стране шестьсот поздравлений, сто десять из которых – ленинградцам. К началу двадцать первого века земляков осталось только четверо. Вот и тормошила по телефону Татьяна Александровна своим по-прежнему звонким голосом (и не обязательно лишь в праздники) Ивана Павловича Погодаева, Елену Ильиничну Баранову, Александра Николаевича Шамова. И про Александру Владимировну Лопатину, которая в Киришах, тоже не забывала.
И вдруг звонок – наоборот, ей, из Воронежа: – Татьянка! Это Маша Кочурина! Помнишь? Ну, как не помнить Машеньку, врача медсанбата!
«Татьянка», «Машенька»… А ведь каждой – под девяносто.
Татьяны Александровны Самохваловой не стало в 2013-м, 28 ноября.
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург
На фото тот самый снимок.
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
