Лев Сидоровский: 1 ноября 1938 года звание Героя Советского Союза впервые присвоили женщинам

05 ноября 2022

Это летчицы Валентина Гризодубова, Марина Раскова и Полина Осипенко. Журналист Лев Сидоровский был в гостях у Валентины Степановны Гризодубовой, о чем написал в своих воспоминаниях.

Придя сорок три года назад в эту квартиру на Ленинградском проспекте, я подивился: оказывается, сразу за окном – бывшее Ходынское поле, самый первый аэродром Москвы! А ведь именно сюда когда-то каждое утро спешила юная лётчица из эскадрильи имени Максима Горького. Пройдёт совсем немного времени, и специалисты назовут милую девушку пилотом экстра-класса, а потом о подвиге Валентины Гризодубовой и двух её подруг узнает весь мир.

Если быть скрупулезно точным, то дорога в небо открылась для неё гораздо раньше. В старом семейном альбоме Валентина Степановна показала мне снимок полуторагодовалой малышки, преспокойно примостившейся на скамеечке самолета:

– Узнаёте? Так вот на этом самом аэроплане отец и поднял меня в небо. Полёт самодеятельному воздухоплавателю харьковские власти разрешили с условием: «Травы не мять, лошадей не пугать». Однако Степан Васильевич Гризодубов в лётном деле новичком не был, ведь строил самолеты ещё с девятьсот седьмого года. Немало помогала ему и моя мама, Надежда Андреевна, а потом неизменно становилась первой пассажиркой. Могла ли в такой семье я выбрать иную профессию?

Впрочем, в их семье чудесно уживались, авиадело, музыка, астрономия – не зря же моя собеседница закончила Технологический институт и Консерваторию. Но до этого, в тринадцать лет, уже парила на планере, а в девятнадцать – с дипломом Тульской лётной школы Осоавиахима – тут же сразу стала лётчиком-инструктором:

– И даже ухитрилась написать учебник по теории полёта. А потом оказалась первой женщиной-лётчиком в эскадрилье имени Максима Горького, созданной по инициативе Михаила Кольцова. Всю страну вдоль и поперёк пролетела. Самолёты у нас именовались по названиям газет и журналов: «Правда», «Известия», «Работница», «Крокодил». А одну машину эскадрилье подарили пилоты, участвовавшие в спасении челюскинцев. Самолёт так и назвали – «Герой Советского Союза», и достался он мне – красивый, серебристый. Помню, приземлилась в Ташкенте, а лётчики смеются: «Девушка, вы что, тоже Героем стать собираетесь?» Конечно, их иронию понять можно: сами все в коже, в шлемах, а тут поднимается в кабину девчонка в цветастом платьице (переодевалась я в самолёте), волнистые волосы до пояса, и механик кричит ей как-то уж очень по-домашнему: «Валюнчик, контакт!»

Подойдя к окну, Валентина Степановна показала:

– Вот по этой самой дороге каждое утро спешила я на аэродром и всякий раз встречалась с симпатичной молодой женщиной в кожаном пальто, в беретике, в сапожках. Однажды она улыбнулась: «Вы Гризодубова? А я Марина Раскова».

В семье Марины Михайловны главным была музыка, и вдруг она, человек очень музыкальный, пришла в Военно-воздушную академию, чтобы работать лаборанткой. Потом увлеклась штурманским делом. В аэронавигационном классе постигала и высшую математику, и астрономию, и физику, и радиотехнику, и топографию, и метеорологию. И лётное дело тоже.

– К тому времени, когда мы познакомились, я на спортивном самолёте уже установила четыре мировых рекорда. И вот предложила Марине вместе посягнуть на пятый, рекорд дальности: от Москвы до Актюбинска. Вскоре мы с ней это осуществили.

А летом тридцать восьмого Раскова вместе с военными лётчицами Полиной Осипенко и Верой Ломако на гидросамолёте открыла беспосадочную воздушную трассу из Севастополя в Архангельск. Вот тогда-то Гризодубова впервые узнала про Осипенко. Судьба у Полины была удивительная. Газеты писали, как бывшая крестьянка-батрачка первой на селе пришла в колхоз, стала передовой птичницей. Но однажды приземлился в их деревне «У-1», и потеряла птичница покой. Приехала в Качу, всеми правдами и неправдами добилась, чтобы её приняли в училище, и уже через год получила документы военного пилота.

Летала отлично, рвалась в сражающуюся Испанию, но – не разрешили.

– Как только их «летающая лодка» благополучно опустилась в Архангельске, я отправила Осипенко телеграмму: согласна ли она участвовать вторым пилотом в перелёте Москва – Дальний Восток? (С Расковой договорённость уже была). Полина ответила: «Согласна хоть третьим».

Раньше рекорд дальности для женщин принадлежал американке Эмилии Эрхарт, а в тридцать восьмом её обошла француженка Эдит Леон, которая пролетела без посадки 4 150 километров. И Гризодубова загорелась идеей: это достижение побить! Для подобной цели больше всего подходил двухмоторный самолёт конструкции Павла Сухого, на крыльях которого – от консоли до консоли – она предложила написать слово «Родина».

– Встретила Полину и Марину на вокзале, привезла к себе домой, в общежитие академии. Чувствую, что Осипенко обескуражена, потому что мы с Мариной у пианино, наигрываем арию Чио-Чио-Сан: «В полдень лучезарный...», и мама, накрывая на стол, тоже присоединилась к нашему дуэту, а о полёте – ни слова. В общем, совсем не та обстановка, к которой привыкла капитан ВВС Осипенко. Потом она мне призналась: «Бегаешь от стола к пианино, трясёшь своими легкомысленными кудряшками, а я думаю – неужели это та самая Гризодубова, которая налетала уже шесть тысяч часов?» Но назавтра, когда начались напряжённые тренировки, всё встало на свои места. Полина в нас поверила.

И вот утро 24 сентября. Оделись в меховые костюмы, положили в карманы оружие. Подходит ведущий инженер: «Товарищ командир, машина готова». Просмотрели карту погоды: сводки неутешительные. Сильный грозовой фронт на Урале, ещё более мощное образование над Байкалом. Хабаровск тоже закрыт облаками. «Ничего, прорвёмся!»

Трактор бережно отвёл машину к южному краю поля. Спортивные комиссары подвесили в фюзеляже три опечатанных барографа. Подруги надели парашюты, заняли места. Кстати, их места были изолированы: впереди – штурманская рубка, потом – кабина Гризодубовой, и позади на десять метров – кресло второго пилота. Взревели моторы. Из-под колес убраны колодки. Полный газ! В 8:12 предельно перегруженная машина легко ушла в небо.

– Увы, прогноз погоды подтвердился быстро: уже через 150 километров влезли в облачность, и визуально полёта, по сути, не было до самого Охотского моря. Над Казанью появились первые признаки обледенения: на плоскостях и фюзеляже быстро нарастала противная корка. Я увеличила обороты винта – этим удалось понемножку сбить ледяные наросты с пропеллера. Отказала внутренняя связь, и я стала писать подругам записочки: Марине передавала их через окошко в приборной доске, а Полине – по тросику. Вечером в сплошных облаках прошли Омск. Началась болтанка, и, чтобы её ликвидировать, подняла машину с четырёх километров до семи с половиной. Пришлось надеть кислородные маски. Связи с землёй нет. В кабине жуткий холод. Штурманские приборы при такой температуре работать отказались, и Раскова, открыв люк, пыталась ориентироваться по звёздам. Но штурманская рубка сразу же обледенела изнутри, Марина обморозила ноги. А у Полины пострадала щека: видно, какая-то струйка воздуха в кабину проникала. Но они по своим помещениям хоть могли ходить, а у меня место – самое тесное, позволяет лишь слегка откинуться.

Байкал прошли ночью, вслепую. А утром облачность вдруг как обрезало, и Гризодубова увидела чёрные пятна Шантарских островов на фоне серого моря, и белую кромку прибоя, и тайгу, которая подступала к самому берегу.

– Развернулась на юг. Рекорд дальности был уже давно побит, и теперь можно было следовать к Комсомольску или Хабаровску. Я понимала, что, пробиваясь на семитысячную высоту, горючего израсходовала больше, чем надо, но всё равно красная лампочка загорелась неожиданно: значит, бензина осталось всего на тридцать минут. Выбрала подходящую долину и приказываю Расковой: «Прыгай!». Потому что при вынужденной посадке без шасси её кабина неминуемо бы подмялась. Марине не очень хотелось покидать нас.

Она замешкалась, прыгнула позже, чем нужно, и парашют снесло в тайгу. Полина следила за Расковой, а я сажала машину. Опустились удачно, на заросшее озеро. За 26 часов 29 минут «Родина» пролетела 6 450 километров по ломаной линии и 5 947 по прямой, установив новый мировой рекорд. Ну вот, а потом нас десять суток разыскивали. Причём Марина находилась в тайге одна, имея при себе полторы плитки шоколада и восемнадцать патронов.

Обнаружили нас с Полиной лётчики Михаил Сахаров и Саша Романов – кстати, мой бывший курсант. Сбросили пищу, одежду, карту... На другой день спустились к нам два парашютиста. А Раскову увидел лётчик Деркунский, но вышла Марина к «Родине» сама 6 октября. Далее по Амгуни на резиновых лодках плыли до Каменки, оттуда катера доставили нас в посёлок Керби, из Керби на самолётах – в Комсомольск, затем – в Хабаровск. Все эти встречи и долгожданный разговор по телефону с домом передать трудно. Помню только мамин голос сквозь слёзы: «Девочки, вы здоровы?» Целую неделю шёл поезд до Москвы, и на каждой станции ждали нас тысячи людей.

Молодой Александр Твардовский писал тогда:

«У берегов Амгунь-реки,
В глухих местах лесных,
Всех трёх встречали рыбаки,
Как дочерей родных.
И от версты и до версты –
От Керби до Кремля –
Несла навстречу им цветы
Советская земля».

Да, пригласили трёх подруг в Кремль – и стали они первыми женщинами, удостоенными звания Героя Советского Союза.

Они и дальше, конечно, не могли жить без неба. От опасностей не прятались. Полина Осипенко погибла в тренировочном полёте, Марина Раскова – на фронте. А бесстрашный командир авиационного гвардейского Краснознаменного полка Валентина Гризодубова сама совершила за войну 180 боевых вылетов, била гитлеровцев и под Ленинградом, за что её полк стал именоваться Красносельским.

О мужестве гвардии полковника Гризодубовой на фронте ходили легенды. Например, однажды, вернувшись с задания, собралась уж было ехать в штаб, но тут случилась беда: на посадке самолёт соседнего, базировавшегося на том же аэродроме полка, снеся шасси, грузно рухнул фюзеляжем на землю, прополз несколько десятков метров и загорелся. Гризодубова кинулась на помощь. Кто-то крикнул вдогонку: «Куда вы? Поздно!» Оглянувшись на бегу, Валентина Степановна узнала командира того самого полка, которому принадлежала терпящая бедствие машина. Вместе с тремя помощниками взломала аварийные люки, залезла в полыхающее нутро, помогла зажатому в искорёженной кабине экипажу выбраться на волю, оттащила подальше оглушённых людей. И тогда самолет взорвался. Возвращаясь мимо группы офицеров, стоявших на почтительном расстоянии от места происшествия, Гризодубова усмехнулась: «Мужики, вам бы юбки носить».

Мой старший друг, заслуженный лётчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза Марк Лазаревич Галлай, рассказывал: В 1950-м, когда развернулась «борьба с космополитами», в моём лётно-испытательном институте, где я был командиром эскадрильи, был тоже издан негласный приказ: от евреев избавиться. И меня уволили. Как-то в паршивом настроении иду по улице Горького и встречаю Гризодубову, с которой был знаком ещё до войны. Остановились.

Она: «Как дела?» Я: «Пополнил ряды безработных евреев».

Она: «Вот дураки!» И назавтра взяла меня к себе в НИИ-17, который занимался радиолокацией, делом совершенно секретным. Миновало полгода, и несколько руководящих товарищей стали настойчиво её убеждать избавиться от некоторых «подозрительных» сотрудников, а Гризодубова ни в какую. Наконец один не выдержал и раздражённо воскликнул: «Валентина Степановна! Вы же умная русская женщина! Ну что может связывать вас с каким-то...» – и он назвал «нехорошую» фамилию одного из «спорных» персонажей.

«Очень просто, – ответила Гризодубова. – Мы с ним вместе провоевали четыре года. Впрочем, вам этого не понять. Вас в то время и поблизости не было».

Alexey Petrov, [03.11.2022 2:15]
Так никого из «подозрительных» в обиду и не дала… Такой Валентина Степановна осталась до конца своих дней. Вообще считаю, что общение с такими людьми, как Гризодубова, – надёжное средство для восстановления пошатнувшейся веры в человечество.

Вспоминается давняя песня:

«Спит Москва. Огни над мостовыми
Тянутся сверкающей дугой.
В эту ночь с подругами своими
Мама пролетает над тайгой.
Ждёт она, что маленький Соколик
Тоже скоро вырастет большим».

Соколиком своего Валерку звала Валентина Степановна потому, что фамилия мужа – Соколов. Виктор Александрович Соколов был отличным пилотом, лётчиком-испытателем. А Валерий Викторович стал физиком. Хозяйка дома познакомила меня и с ним, и с внучкой – тоже Валечкой Гризодубовой.

Когда наша беседа «для газеты» подходила к концу, я спросил Валентину Степановну, когда она в последний раз держала штурвал самолёта. И услышал:

– В ноябре прошлого года, только не самолёта, а вертолёта. Вновь побывала на Дальнем Востоке и, между прочим, коснулась колёсиками того места, где сорок лет назад садилась «Родина».

Я выключил диктофон и легендарная летчица предложила гостю послушать «любимого Рахманинова». Её пальцы опустились на клавиатуру, аккорды всё росли, всё ширились, и в такт им маленький самолётик на рояле чуть покачивал серебристыми крылышками. Эту модель своей «Родины» подарил Гризодубовой авиаконструктор Сухой.

Её не стало в 1993-м...

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург.

От автора: Снимок сделан Виктором Тёминым утром 24 сентября 1938 года. Слева направо: Полина Осипенко, Валентина Гризодубова, Марина Раскова. Валентина Гризодубова на фронте. А такой я запечатлел Валентину Степановну в сентябре 1978-го.

Возрастное ограничение: 16+