Игорь Широбоков: Поход в "Комсомолку"

06 марта 2019

Десять лет после универа прошли у меня под сенью областной “Молодежки». Яркая и зубастая была газета. Публикации мои запоминались читателями (при тираже под сто тысяч - аудитория немаленькая), получали премии на журналистских конкурсах, я стал популярен, как прима провинциального театра. И всё острее ощущалось, как язык зашлаковывается газетной штамповкой, разрешённые темы исчерпываются, творчество вытесняется ремеслом. Меня все больше привлекала проза, но на нее не хватало времени, а потому созревало решение поменять привычное течение, уйти из журналистики. Жена после кандидатской вполне могла защитить докторскую диссертацию – и этого вполне бы хватало на обеспеченную жизнь. Да и мои руки где-нибудь могли сгодиться – с работой в те времена проблем не было. Но жизнь распорядилась иначе... Это был кульбит из князей в грязи.

Осенью в редакции объявился Володя Сунгоркин, тогдашний собкор «Комсомольской правды» по БАМу, а ныне главный редактор и фактический хозяин этой газеты. Приехал он по мою душу – получил задание «прощупать» меня на предмет приглашения в «Комсомолку». В те времена газета эта была Олимпом, заоблачной мечтой каждого молодого журналиста. Поэтому Сунгоркина несколько обескуражила моя не особенно бурная реакция, я расспрашивал о нагрузке, свободном времени, будет ли возможность заниматься прозой – мысль о писательстве засела крепко. Тем не менее, какое-то положительное впечатление у него сложилось и меня вскоре вызвали в Москву. Смотрины в редакции прошли благополучно: я дежурил по номеру, правил материалы, обрабатывал почту, съездил в командировку и опубликовал большую статью о лесорубах Карелии – словом, пришёлся ко двору. Осечка вышла в ЦК ВЛКСМ. Должность собкора была номенклатурой Центрального Комитета, поэтому требовалась масса согласований. Я проскочил инструкторов, зав.сектором, Геннадия Селезнева (он тогда был зам. зав.отделом пропаганды), а заведующий отделом пропаганды некто Грошев вызвал меня на откровенный разговор, и в конце его просто сказал «до свидания» вместо того, чтобы поздравить с утверждением. Неблагонадёжным я ему показался. Так, не солоно хлебавши, пришлось возвращаться в Иркутск... Я уж распрощался с помыслами о «Комсомолке», вновь приглядываясь к вариантам ухода на «свободные хлеба», но через полгода, в июне восьмидесятого пришел вызов из Москвы. На этот раз никаких собеседований и согласований не потребовалось – вызвали на две минуты в зал заседаний бюро, зачитали короткую биографическую справку и без единого вопроса утвердили. Всё! Из-за стола мне широко улыбался и подмигивал Геннадий Селезнев. Интрига заключалась в том, что прежнего шефа пропаганды Грошева перевели на другое место работы, а Геннадий Николаевич стал главным редактором «Комсомольской правды», он и обеспечил такое стремительное решение кадрового вопроса. Так будущий спикер Госдумы определил мою судьбу на многие годы.

Должность собственного корреспондента центральной газеты давала многое. Независимость – у меня не было начальства в регионе, я никому, кроме Москвы, не подчинялся. Самостоятельность – сам планируешь график и режим работы, командировочные расходы, темы выступлений. Географический простор – моей территорией была Иркутская область, Якутия и Бурятия – заметный кусок глобуса от Северного полюса до монгольской границы. Немаловажен и престиж – как самой газеты, так и ее представителя. Четырехкомнатная квартира, телефон, телетайп, служебная машина – созданы все условия для работы.
А чтобы служба медом не показалась, загружали в редакции новичков по полной программе, как салажат в армии. Новенький не смеет отказать, сослаться на занятость и более важные дела, поэтому все отделы наваливались с неотложными заданиями: одним сегодня же подавай интервью с Героем труда, других интересует подготовка к уборочной и выгул скота, третьи требуют выяснить, почему в магазинах нет жестяных крышек для засолки, четвертым нужен рейд по школьным столовым, пятым – сводка о лесозаготовках, шестым – анализ внедрения хозрасчета в комсомольских бригадах и т.д. Все одномоментно и архисрочно. Для иных столичных «знатоков» понятие о географии не выходило за пределы Садового кольца. Поэтому, сняв трубку в три часа ночи, можно было услышать: «Старичок, там у тебя в Тикси авария на танкере, ты быстренько сгоняй и через пару часов надиктуй подробности...» Приходилось терпеливо разъяснять, что на машине из Иркутска до Тикси добраться, ну, никак невозможно, что на самолетах с пересадками на это уйдет не меньше суток, что вообще от Москвы до северного порта в три раза ближе... А следом новый звонок: «Выручай, у нас фотограф в Анадыре оставил сумку с плёнками в гостинице, ты забери утром...» Анадырь им представлялся пригородом Иркутска, а вовсе не городом на Чукотке...

В таком положении мальчика на побегушках ничего путного не напишешь, не говоря уже о том, насколько оно унизительно. Допускаю, что небожители шестого этажа к выскочкам из глубинки относились достаточно пренебрежительно, с примесью понятной ревности: «они там барствуют, бездельничают, сунул ноги в тапочки—и на работе, а мы тут пашем с утра до ночи…» Никогда не забуду, как на одной из летучек полоскали Колю Кривомазова, как бы убеждая собравшихся в том, какая жалкая, микроскопическая, безответственная сущность предстала перед ними… Большой, добродушный друг мой только менялся в лице, не имея возможности ответить. Конечно, после этого публичного унижения Кривомазов ушёл в другую газету…
Надо было прорываться из этой топи. Я зашел к ответственному секретарю газеты Жоре Пряхину (позже он станет помощником Горбачева) и поделился своими соображениями. Мне пора осваивать Якутию. Ну, приеду я туда – начнутся обычные тусовки с комсомольским активом, парад достижений, «потемкинские деревни», бесконечные «возлияния» – надо это газете? А что, если я посмотрю на северные проблемы изнутри: устроюсь на месяц оленеводом и выдам нормальные, без помпы, публикации? Георгий, человек скорее творческий, чем номенклатурный, идею принял – довольно, надо сказать, для газеты необычную и расточительную – регион на целый месяц оставался без собственной, или как сейчас говорят, эксклюзивной информации. Пряхин решил рискнуть.

Эксперимент удался. Я вернулся из Заполярья, отписался, отправил с летчиками материал в Москву, и стал ждать звонка с начальственным разносом: такого объёма очерки могли печатать лишь толстые журналы, и мне должны были напомнить, где я работаю... Обычно, более-менее крупную заметку удосуживались прочитать через 3 - 5 дней, потом её готовили, ставили в план – недели через 2 - 3 она выходила (если повезёт). Звонка не дождался. Но уже на другой день после отправки » Комсомолка» начала печатать мой «Северный дневник» – из номера в номер. Скорость небывалая, невероятная, даже технически трудно осуществимая по тем временам! Можно сказать, я проснулся знаменитым, и с того момента меня уже не дёргали по пустякам, позволяли раскручивать крупные темы и дали возможность еще дважды «поменять профессию» – поработать воспитателем в колонии усиленного режима и рыбаком на Байкале.

Источник: Игорь Широбоков, Facebook

Возрастное ограничение: 16+