Распутин и Астафьев: от дружбы до недружбы

06 августа 2022

Писателей Валентина Распутина и Виктора Астафьева связывала многолетняя дружба: они придерживались схожих взглядов на литературу, историю и общество, однако в 1991 году их пути разошлись.

В издательстве "Молодая гвардия" вышла книга под названием "Просто письма..." о Викторе Астафьеве и Валентине Распутине, снабженная интересными предисловиями-мемуарами Валентина Курбатова и Агнессы Гремицкой, комментариями вдовы Валентина Григорьевича Ольги Лосевой, именным указателем, а также приложениями - несколькими текстами авторов друг о друге.

Сергей Сергеев по просьбе портала "Горький" изучил только что вышедшую переписку классиков деревенской прозы и задался вопросом, о чем сегодня говорят нам их трагические судьбы. "Глагол" публикует отрывок из текста. 

В 1970–1980-е годы имена Виктора Петровича Астафьева и Валентина Григорьевича Распутина значили очень много. Для некоторых даже больше, чем имена Толстого и Достоевского. Эти два писателя-сибиряка были еще и важными общественными фигурами. Их проза и публицистика задевали многие болевые точки русской жизни советского периода: нецензурированную память о войне 1941–1945 годов, драматическое исчезновение традиционного сельского уклада, варварское отношение к природе.

"Пожар" Распутина (1985) и "Печальный детектив" Астафьева (1986), вышедшие на самой заре перестройки, стали ее своеобразным литературным зачином, сигнализируя: "Так жить нельзя!".

Оба деревенщика сыграли немалую роль в борьбе против поворота северных рек на юг. Астафьев спровоцировал бурные дебаты о национальном вопросе скандальным рассказом "Ловля пескарей в Грузии" и еще более скандальной перепиской с Натаном Эйдельманом. 

Распутину до сих пор припоминают слова из выступления на I съезде народных депутатов СССР о том, что "а может быть, России выйти из состава Союза", объявляя его чуть ли не главным виновником "величайшей геополитической катастрофы". Автор "Прощания с Матерой" тогда активно участвовал в политике. В 1990 году - член Президентского совета при Горбачеве, а позднее его имя почти неизменно присутствует в списках руководителей различных национал-патриотических движений, противостоящих "демократам". 

И вот тут неожиданно пути друзей-соратников радикально расходятся. Астафьев в 1990 году выходит из редколлегии главного почвеннического журнала "Наш современник" (Распутин останется там до конца своих дней), в 1991 году в "Комсомольской правде" резко нападает на манифест консервативной оппозиции "Слово к народу", который вместе с членами будущего ГКЧП подписал и Распутин, а в октябре 1993 года подписывает "знаменитое" письмо 42 писателей с призывом к репрессиям против сторонников расстрелянного из танков Верховного совета РФ (Распутин был в числе этих сторонников).

Для современного читателя все это "дела прошедших дней"... И значимость их творчества сегодня видится иначе...

Книжка небольшая, чуть больше двухсот страниц, причем четвертую часть составляют предисловия, комментарии, приложения, указатель - не скажешь, что она "томов премного тяжелей", глубин и сенсаций ждать от нее не стоит, но зато оба корреспондента в ней как на ладони, ибо пишут предельно искренне.

Чего стоит характеристика Распутиным собственного писательского дара: "Я никогда всерьез к себе как писателю не относился, потому что знал, с какими потугами достается мне каждая строка, и возню вокруг меня, прежние похвалы и чины принимал сначала даже с испугом. Потом он прошел, но чувство, что меня принимают за другого, чем я есть, и что я, сам того не желая, умею каким-то образом втереть глаза, оставалось. То, что я написал, прилично, наверное, даже более чем прилично (я имею в виду не статьи), но и только. Я был способен только на это. Что ж делать, есть писатели короткого дыхания, есть среднего <...>, и есть среди них упрямцы, которые держатся через силу, уже и не дышат, а судорожно хватают воздух, но не сходят с дистанции. Лучше уж сойти, ничего постыдного в этом, я думаю, нет, и потихоньку заниматься каким-нибудь сподручным безвредным делом". Мне доводилось два раза общаться с Валентином Григорьевичем в неформальной обстановке, и я могу определенно сказать: в приведенных словах нет ни грана кокетства.

Жаль, не все письма сохранились. Особенно это заметно по астафьевской, малой части переписки (всего 16 писем из 58), так что волей-неволей главной фигурой оказывается Распутин (37 писем, еще пять принадлежат третьей участнице переписки - жене Астафьева, Марии Семеновне). Он и задает основной тон, отличающийся глубоким социальным пессимизмом вне зависимости от даты письма. 

Май 1976-го: "А происходят-то страшные вещи, и кому, как не писателю, заплакать. Я читаю „Царь-рыбу“ и думаю: а ведь сверху донизу негласно принят один закон: после нас хоть потоп, хоть пустыня. Для чего же мы в таком случае рожаем детей, а они рожают своих детей, наших внуков, - на мучительную казнь, что ли?...И та же рука, которая подписывает законы об охране природы, подписывает в тыщу раз более страшные законы об ее уничтожении. Писатели остались, кажется, единственные, кто еще пытается говорить об этом; ученые давно уже молчаливо этому потворствуют. Да и писателей-то — раз-два и обчелся. Спросят, поди-ка, с нас за это. Ведь спрашиваем же мы за 37-й год. И спрашиваем, куда подевалась литература, как могла она путешествовать на том теплоходе по тому каналу, а после расписывать, как все это здорово".

Осень 1980-го, о нравах родного Иркутска: "А я подумываю, не уехать ли с родины... тяжко стало и жить и работать... Выбивайся на стороне, это они не против, но не среди нас, говори о чем угодно и лучше всего о мировых проблемах и гармониях, но не о своих маленьких делах: мы хоть и в грязи, в дерьме купаемся, но это наше родное дерьмо, и нам в нем приятно.

Что творится, худо ли, хорошо, - нами творится, никто, кроме газеты "Правда“, не встревай. Не потерпим".

А вот о чисто бытовых, но не менее неприятных проблемах: "В прошлом году сделали мы глупость, переехали на другую квартиру... и не подумали о том, что кругом будут жить коммунальщики, которых в каждой квартире как сельдей в бочке. И когда я перебрался в отдельную, я стал для них буржуем, и всю злость на нынешние порядки, не разобрав, они стали вымещать на мне. А тут еще дверь мою при ремонте кожей обтянули - это уж верх всего. И началось - то навалят перед дверью, то какую-нибудь гадость подсунут. Пакость мелкая, но неприятная, и терпением побороть ее до сих пор не удается".

Пламенный патриот и убежденный почвенник, он задается невеселыми вопросами: "Про народ наш уж и говорить нечего. Неизвестно, что теперь и народом называть. И винить его нельзя. Столько он вынес, что поневоле на стенку полез да друг друга за грудки берет, вытряхивая последнее здоровье. Дошли уж, кажется, до края... Я нынче в сентябре съездил снова на Поле Куликово и там чуть приободрился. Сотнями, тысячами каждый день идет и едет отовсюду народ (может, это как раз и есть народ). Хорошие лица, понимают, что к чему... А вернулся домой, и снова тьма. Есть что-то и здесь, не может не быть, но мало и не в куче, всяк по себе вздыхает и тоскует. Остальные же или пьют, или волокут под себя... А мы им книги... не читают они ни черта и читать не будут".

И еще актуально: "Сейчас читатель, похоже, выделяется в какой-то особый класс, многое понимающий, но бессильный что-либо изменить, он всего лишь читатель, он рад, когда встречает в книге какой-нибудь тихонький протест, - и то счастье. Порадуется, попечалится и - спать. Утром снова в лямку".

Распутин вовсе не радуется премиям и наградам, которыми его с конца 1970-х стало осыпать государство, он стыдится их (хотя и не отказывается): "это державное награждение [звездой Героя Социалистического Труда в 1987 году] повергло меня в такое расстройство, что совестно и писать порядочным людям. Объясняться и оправдываться надо перед многими, а в чем оправдываться? - в том, что в одно место без мыла влез, да вроде и не намыливался".

И еще времен перестройки, 1989 год: "С Геной Сапроновым посидели полчаса и поцапались: подавай им демократию с дюжиной партий и с американским изобилием, а также с изобилием нравов - и не позже, чем завтра...Говорю Гене: нас с тобой вместе повесят в одночасье, не разбирая, кто какой партии, если вы с кольем поднимете народ... Опостылело. Наслушались на двадцать лет, а еще четыре года впереди слушать. Нашелся бы решительный человек да разогнал к чертям собачьим".

Распутин уже примкнул к консерваторам. Из письма Астафьеву: "Было у меня за это время две важные встречи. Первая - с А. Н. Яковлевым. Она касалась и Вас. Он показал мне Ваше письмо, в котором Вы обложили "Огонек“... Привязанности Яковлева известны, и я в них убедился. Он призывал к разуму в теперешней обстановке и в то же время спрашивал, почему мы считаем, будто русский народ находится в худшем положении, чем народы другие... А вот Е. К. Лигачев просил Вас быть осторожным и без нужды не задираться. Встреча с ним мне понравилась - тем, что и как говорилось, но я понял, как непросто ему и что и ему нужна разумная поддержка".

Тогда еще Распутин пишет Астафьеву как единомышленнику. Почему в 1991-м между ними произошло политическое размежевание, писем не сохранилось, и были ли они, неизвестно. 

И все-таки, почему поссорились Виктор Петрович с Валентином Григорьевичем? Было ли это со стороны первого предательством в отношении "русской партии"?...Но в том-то и дело, что Астафьев никогда не был "партийным" человеком. Совпадая по многим пунктам с национал-патриотами и даже иногда невольно становясь их главным рупором, он всегда оставался волком-одиночкой, плохо ладящим с правилами стайной жизни, действующим более под влиянием эмоциональных порывов, а не какой-то продуманной программы. 

Распутин же с какого-то времени...верно служил "русской партии", четко следуя ее генеральной линии. Этой верностью можно было бы и восхищаться, верность - очень почтенное свойство, особенно когда она сохраняется в тяжелые времена. Но есть ли у верности пределы? 

Мы не знаем, как Валентин Григорьевич реагировал бы на происходящее сегодня. Но можно не сомневаться, что Астафьев, автор антивоенной повести "Пастух и пастушка" и антивоенного романа "Прокляты и убиты", снова бы не вписался в стройные ряды прежних единомышленников.

Приобрести книгу можно по ссылке здесь. 

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!