Лев Сидоровский: Сегодня 112 лет со дня рождения Галины Улановой
08 января 2022
Сегодня 112 лет со дня рождения Галины Сергеевны Улановой.
В книге «Весь Петербург» за 1915 год я нашёл: «Уланов Сергей Николаевич. Прядильная улица, 35». Сейчас эта улица носит имя Лабутина. Она тянется от Лермонтовского проспекта к Калинкину переулку – в общем, район старой Коломны. Типичный доходный дом в пять этажей, каких немало было в Петербурге, двор-колодец.
До Мариинского театра отсюда можно было пройти минут за двадцать. Когда Гале исполнилось четыре года, отец, артист балета, привёл дочку на «Спящую красавицу». При появлении на сцене феи Сирени девочка закричала на весь зал: «Смотрите, это моя мама!..» Спустя годы мама, Мария Фёдоровна Романова, стала замечательным педагогом, у которой учились многие будущие звёзды балета, в том числе - собственная дочь и её лучшая подруга Татьяна Вечеслова.
С Татьяной Михайловной Вечесловой я был знаком, не раз заглядывал к ней, на Гороховую, в гости, слушал её рассказы о прожитом. Например – о первой их с Улановой встрече:
– Нам было тогда по пять лет... Наша семья выехала на лето в деревню Лог, у станции Струги Белые – это недалеко от Луги... И вот как-то утром мама говорит: «Пойдём, я тебя с кем-то познакомлю». Заходим в соседний двор: там вертится мальчик моих лет – в коротеньких штанишках, наголо острижен. «Ну вот, знакомьтесь», – сказала мама. «Я – Галя», – буркнул мальчик. «А я – девочка Таня, – с удивлением ответила я. – Давай лепить песочные пирожные». Но Галя с презрением заявила, что играет не «в это», а «в индейцев», и, схватив лук и стрелы, помчалась с мальчишками к озеру. В следующий раз мы встретились уже на приеме в хореографическое училище: хрупкая беленькая девочка с чёлкой и большим бантом на голове в отличие от меня была принята без всяких оговорок.
А ведь о балете девочка вовсе не мечтала. В ту трудную послереволюционную пору Галины родители обычно не только участвовали в спектаклях, но и вместе с другими коллегами выступали в кинотеатрах – перед началом сеансов, по три раза за вечер. Дома смотреть за девочкой было некому, и ребёнка брали на эти выступления. Она видела, как в маленькой каморке за экраном, скинув валенки, мама онемевшими от холода руками завязывала розовые атласные тесёмки балетных туфель, как, оправляя тарлановую пачку, с улыбкой выходила на эстраду. Но эта улыбка обмануть дочку не могла: она знала – мама очень утомлена, и танцевать ей мучительно трудно.
Домой возвращались пешком: трамваи не ходили. А дома Марию Фёдоровну опять ждала работа, и, просыпаясь среди ночи, Галя видела: мама стирает, или развешивает белье, или штопает. Отдыхает ли она вообще когда-нибудь? Спит ли хоть немножко? Да что это за жизнь такая у актёров. Поэтому, когда дочке сказали: «Ты будешь учиться танцевать», она закричала: «Не хочу!» Однако родители настояли на своём.
В знаменитом здании на улице Зодчего Росси мне показали помещения, связанные с её именем: здесь был класс, здесь – спальня, на этой маленькой сцене танцевали Фокин, Карсавина, Павлова, Нижинский, Уланова. И вспомнились строки из воспоминаний балерины: «Мы замерзали в холодных классах и спальнях, недоедали, питаясь в более чем скромно снабжаемой столовой, часто хворали или плохо себя чувствовали...» По собственному признанию Галины Сергеевны, она рано поняла, что жизнь балерины состоит на одну половину из слова «должна», а на другую – из слова «нельзя». И Татьяна Михайловна тоже про это мне говорила:
– Бывало, все движения танца уже выучены, хочется скорее закончить репетицию, убежать из класса, а Галя с нахмуренным лицом всё что-то повторяет, пробует, запоминает... Кстати, скидок по отношению к своей дочери Мария Фёдоровна не делала никогда. Наоборот – почти не хвалила, и это вовсе не выглядело нарочитым. Просто к Гале относилась требовательнее, чем к другим. Постепенно нас стали занимать в спектаклях театра. Например, в «Тщетной предосторожности» я с Галей танцевала «саботьер», а в «Баядерке» – «манну» (танец с кувшином). Название «саботьер» происходит от французского слова «сабо» – деревянные башмачки. Исполняли этот номер девочка и мальчик. Галя была «мальчиком». Когда танец заканчивался, она с галантностью кавалера брала меня за руку и, выбегая на сцену, широким жестом выбрасывала вперёд, сама оставаясь сзади, как подобает «мужчине».
Потом обе перешли в класс Агриппины Яковлевны Вагановой. В репетиционном зале меня подвели к станку:
– У этой палки, на этом месте, Уланова занималась каждый день, вплоть до окончания училища, да и потом, уже будучи актрисой. А там, у зеркала, сидела Ваганова. Палка отполирована до блеска.
Огромные физические нагрузки, которые давала ученицам Ваганова, были для Гали трудны, но травмы девушка тщательно скрывала. К счастью, особую индивидуальность этой воспитанницы Агриппина Яковлевна распознала быстро («Тонкая, хрупкая, неземное создание...») и сделала всё для того, чтобы пронзительный лирический талант юной балерины раскрылся в полную силу, зазвучал подобно мощному органу.
И был 16 мая 1928 года выпускной спектакль, после которого они – Уланова, Вечеслова, все – счастливые и усталые шли по светлым (белая ночь же!) улицам, а впереди ехал грузовик, до отказа набитый цветами, самыми первыми цветами, полученными юными танцовщицами... Потом до утра «пировали» у Улановых...
И был вечер 21 октября 1928 года, когда она (профессиональная танцовщица!) дебютировала на сцене прославленного театра. Спектакль прошёл хорошо, в прессе появились добрые отзывы, но уже тогда Уланова ощутила в себе то, что много позже с присущей ей категоричностью выразит в одной из статей:
«Мне кажется, что среди множества признаков талантливости есть и такой очень важный: умение слушать не хвалебные хоры, а трезвый, критический голос собственной совести и тех, кто требует развития артистической личности, совершенствования мастерства».
Как она работала? Ну, например, когда готовилась к «Бахчисарайскому фонтану», с томиком Пушкина снова и снова приходила в царскосельские парки. Особенно часто останавливалась у скульптуры той, кому поэт посвятил дивные строки: «Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила. // Дева печально сидит, праздный держа черепок. // Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой; // Дева, над вечной струёй, вечно печальна сидит». Актрисе казалось, что в поэтическом облике девушки, вечно печальной над вечной струёй, можно найти те черты «Марии нежной», которые так трудно передать лаконичным языком танца: «А вдруг перед мысленным взором поэта, когда он создавал свою бессмертную Марию, возникал именно этот чистый образ?» – так хотелось думать, тем более, что всё вокруг – изумительные парки, пруды, искусные творения ваятелей и зодчих прошлого, – всё помогало ощутить «безумную негу» сладкозвучных фонтанов Бахчисарая... И потом, увидев этот образ, сотворённый Улановой, критик писал:
«Здесь были те высоты, взять которые самый усердный труд бессилен. Здесь уже озарение, талант, гений. Гармония, лишённая каких-либо алгебраических коэффициентов».
Что ещё помогало балерине? Конечно, постоянное общение с такими разными и удивительными личностями, как, например, Елизавета Ивановна Тиме, Сергей Сергеевич Прокофьев, Алексей Николаевич Толстой, Юрий Михайлович Юрьев. Однажды весной Юрьев показывал ей родной город – вот как Галина Сергеевна, спустя годы, вспоминала об этом:
«Мы ходили по улицам, фантастичным и лёгким в неверном свете белых ночей, и каждое здание словно начинало дышать и жить в рассказах моего спутника».
Откуда ещё брала она силы? От озера Селигер, на берегу которого, в уютной деревеньке по имени Неприе, провела не один летний месяц... Хозяйка избы, старушка, в своей гостье души не чаяла. Когда дневной жар спадал, Галя садилась в байдарку и уплывала подальше по тихой воде.
Один из первых кадров легендарного фильма, созданного в блокадном городе, «Ленинград в борьбе»: юноша и девушка, взявшись за руки, идут вдоль гранитного парапета... Улыбаются... Остановились у афишной тумбы... Крупно: «"Ромео и Джульетта", балет Сергея Прокофьева, танцует Галина Уланова...» В верхнем углу афиши дата: «22 июня».
В годы Великой Отечественной актриса постоянно получала подтверждение того, что её искусство сражающемуся народу нужно и дорого. Вот лишь одно из писем с фронта, адресованное Улановой:
«...Только что выбили фашистов из деревни, и я нашёл в избе Вашу фотографию в роли Одетты из "Лебединого озера". Фотография в нескольких местах прострелена, но бойцы забрали её себе, и, пока мы на отдыхе, у дневального появилась дополнительная обязанность: вступая на дежурство, сменять цветы, которые ежедневно ставят возле этой фотографии. Ваш Алексей Дорогуш».
Потом Москва, Большой театр.
Она искала вдохновение в произведениях Шекспира, Пушкина, Бальзака... Её безмолвная, поднимающаяся на пуанты Джульетта, потрясала. Например, Соломон Михоэлс (а уж он-то знал толк в Шекспире!) писал тогда:
«Станцевать Шекспира, и так, чтобы об этом говорили, что это действительно шекспировский образ, что такой Джульетты не было даже в драме, – это значит открыть новую страницу балетного искусства. Это и сделала Уланова».
А во время заграничных гастролей Уланову величали балериной assoluta! В Германии газеты восторгались: «Это сила и величие, лишённые малейшего тщеславия...» Им вторил английский журнал «Дансинг таймс»: «Её величие состоит из двух элементов – выдающегося индивидуального лиризма и благородной, величавой манеры русской школы...» Парижская «Монд» тоже не могла скрыть восхищения: «Её следует оценивать сейчас как одну из великих балерин, существовавших с начала этого века». А вот – «Нью-Йорк геральд трибюн»: «Каждый её жест – поэма в танце, её движения подобны термометру эмоциональных перемен».
Дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР, народная артистка СССР – её сравнивали с «Мадонной» Рафаэля, с «Весной» Боттичелли, со стихами Блока.
А однажды произошёл акт особого признания заслуг великой балерины. В Стокгольме был открыт монумент в честь Галины Улановой: запечатлённое в бронзе волшебное мгновение из её «Лебединого озера», дивный арабеск, схваченный и сохранённый навсегда скульптором... Впрочем, сама Галина Сергеевна в ответ на моё по телефону поздравление сразу уточнила: «Это не мне почесть, это – нашему искусству».
Кстати, в Питере, в Парке Победы, на Алее Героев, тоже есть её, исполненное Аникушиным, изваяние – пожалуй, из всех других здесь самое лучшее... Так Уланова навсегда вернулась в родной город.
Как-то Вечеслова, перебирая «письма от Гали», зачитала мне несколько строк: «Дорогая Танюша! Помнишь, ты писала мне: «Подруга чистых дум и юношеских лет! // Ведь наша дружба родилась за партой... // Пройдут века, но ты оставишь след, // Как музыка бессмертного МоцАрта...» Я помню об этом всегда и всегда верна нашей юности. Крепко целую. Твоя Галя Уланова».
«Пройдут века, но ты оставишь след»...
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург.
На снимках: Юная Галина Уланова. Её Одетта. С Татьяной Вечесловой в начале 60-х.
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
