Лев Сидоровский: Три года без Сергея Юрского

Лев Сидоровский
Лев Сидоровский
08 февраля 2022

Три года назад, 8 февраля 2019 года, навсегда замолкло сердце Сергея Юрского.

Он всего лишь месяц не дожил до своего 84-летия. Что ж, возраст весьма почтенный. И всё же как странно. Хотя отлично знаю, что мы – ровесники, но всё равно странно. Очевидно, потому, что помню, каким он был на заре жизни, в нашей университетской «Драме»: Оргон, Хлестаков, Труффальдино – пятнадцать главных ролей за три года! Могу даже прихвастнуть: мол, однажды вместе с самим Юрским играл в «Ревизоре» (изображал какого-то купчика). Да, уже в ту пору Серёжа на сцене воистину блистал. А в жизни был «своим парнем», хохмачём с веселыми глазами и всклокоченной прической.

В школе его знания были оценены золотой медалью, и в ЛГУ, на юрфаке, преуспевал тоже, но после третьего курса природа всё ж взяла своё: поступил в Театральный. Там профессор Макарьев мигом разглядел в питомце острохарактерного актёра. Причём успехи этого юноши были столь впечатляющи, что им заинтересовался сам Товстоногов. Июль 1957-го остался памятным для Сергея на всю жизнь: 8-го скоропостижно скончался его очень ещё молодой отец в должности художественного руководителя «Ленконцерта», в звании заслуженного артиста республики (Юрий Сергеевич Юрский был человеком большой эрудиции, порядочности и культуры), а 17-го на показе худсовету БДТ сын оказался удостоенным самой высокой оценки. И вот уже только что закончивший второй курс студент – в труппе театра, который как раз тогда обретал грандиозную славу.

Ах, как он был великолепен во всех амплуа, во всех жанрах: юный бунтарь Олег из злободневной розовской пьесы и абсолютно для того времени необычный, почти мальчик, Чацкий; эксцентричный, юный Адам и грузинский старик Илико; бездельник-сынок синьора Марио по имени Пино и фашист Дживола; неврастеничный правдолюбец морской лейтенант Часовников и барон Тузенбах; король Генрих IV и Эзоп в новой версии «Лисы и винограда»; американский полицейский Виктор Франк и профессор Полежаев.

Ещё благодарю Бога за то, что во время генеральной репетиции посчастливилось мне увидеть его (главная роль) в зоринском «Дионе», который у нас назывался «Римской комедией» и был тотчас запрещён обкомом партии.

Товстоногов справедливо считал: «Юрский может сыграть всё!»

Несмотря на молодость, он скоро стал вровень с главными тамошними артистами, причём оказывал сильнейшее влияние не только на зрителя, но и на самую атмосферу внутри знаменитого коллектива. Одновременно был хорош на киноэкране – в «Повести о молодожёнах», «Человеке ниоткуда», «Республике ШКИД» и других фильмах. Ну а в швейцеровском «Золотом телёнке» – из всех сыгранных до и после него Остапов Бендеров, безусловно, до сих пор остаётся самым лучшим. Параллельно всему этому росла и ширилась его концертная деятельность: когда Юрский читал Чехова и Зощенко, Гоголя и Бабеля, Пушкина и Пастернака, Мандельштама и Шукшина, залы были переполнены. Не говоря уж про традиционные актёрские «капустники», в которых имел успех просто бешеный.

Признаюсь, людей, которые в жизни обходятся без газет, считаю ущербными. Да, книга (настоящая литература, а не всякие Донцовы и Робски) умному человеку необходима в первую очередь, но и газета (не «жёлтая» пошлятина, а серьёзное периодическое издание) ему тоже не помешает, ибо позволяет ощущать время, «держать руку на пульсе событий». Во всяком случае, для меня перелистать утром несколько газет – это как почистить зубы. Увы, даже среди коллег сие убеждение разделяет абсолютное меньшинство, чего уж требовать с остальных простых смертных. Вот и в артистическом мире многие годы наблюдаю подобное. Однако Юрский.

Однажды (тому уже лет сорок с лишним, но кассета диктофона наш диалог сохранила), когда я по старой дружбе заглянул в его гримёрку, чтобы задать несколько вопросов, Сергей вдруг предложил на сей раз поговорить не про театр, а про что-нибудь другое: «Ну, хотя бы, про журналистику, про газету». Так я узнал, что для давнего моего знакомца чтение прессы обязательно:

– Не потому, что надеюсь найти что-нибудь совсем новое. Чаще там информация, уже известная по вчерашней ТВ-программе «Время». Просто люблю читать газеты, люблю вынимать их из ящика, разворачивать, смотреть, как расположили материал.

Я подивился: мол, большинство твоих коллег считает «настоящее искусство» выше «злобы дня». Он усмехнулся:

– Дело не в том, скажем, что в пьесе «Дачники» отразятся нынешние события где-нибудь в Португалии или Анголе, а в том, что актёр будет говорить слова роли сегодня, для людей, сегодня получивших определённую информацию, что он будет жить на уровне этого «фона».

Его впечатления от личного общения с журналистами были чаще всего удручающими:

– Увы, доводилось встречать среди корреспондентов людей, которые просто ничего не умеют. Получает такой редакционное задание – взять интервью, и уже через пять минут у него готовы те самые вопросы, что может мне задать любой человек, оказавшийся рядом, допустим, в очереди за сигаретами: «А как вы начинали играть? Так, а чем нас в скором будущем порадуете?» И всё. И больше спросить не о чем.

Журналистская работа всё-таки требует точно и кратко излагать мысль, не быстро спрашивать, а быстро мыслить. Для этого требуются, как минимум, чрезвычайно широкие знания хотя бы в одной области жизни. Вспоминаю корреспондента одной периферийной «молодёжки», на чьи вопросы отвечать мне было нелегко и очень интересно. Человек заставил меня мыслить! Вот в этом и обязанность журналиста – создать атмосферу, в которой мысль собеседника заработает, будет присутствовать воздух разговора.

Сокрушался по поводу материалов на так называемые «театральные темы»:

– Уровень рецензий обычно невысок. Даже просто излагать содержание спектакля – это ведь тоже искусство. Бывает: автор рецензии хочет, чтобы мы заинтересовались спектаклем, а нам уже от самих его слов тошно. Прочтёт такое человек и решит: какое же всё-таки занудство этот театр.

Поэтому сам «откликов прессы» особо не ждал:

– Я не очень тщеславен, так что не «всасываюсь» в статью, посвящённую своей особе: «Ой, про меня! Как интересно!» Я только иногда проверяю, нет ли какой неожиданности. Но бывают исключения, когда сама статья – произведение искусства, Например, когда прочёл в «Литературке» произведение Крымовой о своих концертных работах, тут уж было не до размышлений о себе, а просто хотелось поделиться с кем-то. Не тем, что про меня написали, а тем, что так написали.

Ну и уж, конечно, никакая газета не смогла бы ему помочь сыграть роль лучше:

– Я не помню факта и просто не могу себе представить, чтобы критик дал мне совет относительно той или иной сцены, а я бы завтра это выполнил. Товстоногов мог мне посоветовать: «Играйте эту сцену быстрее в три раза». Но вряд ли такую сугубо профессиональную вещь может сказать журналист.

Товстоногов был для него огромным авторитетом. Но артиста Юрского вдобавок всё больше тянуло в режиссуру, а Георгий Александрович конкурентов в своём хозяйстве не терпел. Поэтому не принял «Фиесту»: под таким названием Сергей роман своего любимого Хемингуэя «И восходит солнце...» сначала инсценировал, потом поставил. Тогда пришлось осуществить эту идею на телевидении. Как великолепно играли там актёры БДТ и балетная «звезда» Мариинки Михаил Барышников. Но вскоре Барышников остался на Западе, и телеспектакль навсегда исчез. И великолепно воплощённый им же на родной сцене булгаковский «Мольер», в котором и сам постановщик блеснул в главной роли, восторга у «главного» тоже не вызвал, хотя шёл потом с неизменным успехом.

И превосходный спектакль «Фантазии Фарятьева» по пьесе Аллы Соколовой, которую Юрский очень ценил «за поразительное сочетание натуральности и высокой поэтичности языка, жёсткой иронии и щемящей нежности», герой моего повествования смог «пробить» лишь с огромными усилиями. Однажды Товстоногов ему сказал: «Вокруг вас группируются люди. Вы хотите создать театр внутри нашего театра. Я не могу этого допустить».

Что ж, разлад между Товстоноговым и Юрским существовал, но лишь «эстетический», который вполне мог быть преодолен, ибо без БДТ Сергей жизни не мыслил. Однако вот у КГБ к артисту оказались совсем иные претензии: не по-советски отозвался на наше вторжение в Чехословакию (так случилось, что это преступление артист застал там, в Праге); дружил с изгнанным из СССР профессором Эткиндом; да и вообще у любимца публики, если хорошо приглядеться, какой-то подозрительный профиль – вот и самому Григорию Васильевичу Романову этот его профиль тоже не нравится. И последовало распоряжение: «Отныне и навсегда «Ленфильм», «Ленконцерт», Ленинградское телевидение и Ленинградское радио для Юрского закрыты».

И пришлось этому воистину ленинградцу-петербуржцу вместе с Наташей Теняковой, не только верной женой, но и шикарной актрисой, а также с маленькой Дашей, перебираться под небо Первопрестольной. В Театре имени Моссовета поставил «Тему с вариациями», где играл вместе с Пляттом. Потом – спектакль по Островскому «Правда хорошо, а счастье лучше», где его партнёршей стала сама Раневская. Далее – «Орнифля» Ануйя.

В ту же пору мы снова увидели его на экране. Особенно хорош был вместе с Наташей в фильме «Любовь и голуби» – помнишь полных озорства и бесконечного обаяния дядю Митю и тётю Шуру? В трудные девяностые нас восхитили его – по Гоголю – на сцене МХАТа «Игроки-XXI», а в «Школе современной пьесы» – «Стулья» Ионеско, да и другие спектакли. Чаще всего рядом с ним на сцене были Наташа и Даша, чей талант тоже для всех очевиден. Вот и в «Лысой певице» снялись втроём. 

На французском языке он полгода играл в парижском «Бабиньи», потом – в Национальном театре Брюсселя. Режиссировал в японском театре «Хаюдза». Его фильм «Чернов/Chernov» резко отличился от той чаще всего киногалиматьи, которая уже лет пятнадцать-двадцать является к нам в большом избытке.

И на его чтецких концертах по всей стране (это в наш-то век попсы и вообще шоу-бизнеса) были по-прежнему – сплошные аншлаги.

В нём навсегда сохранились университетская закваска и не показное достоинство. Никогда не был обласкан никакой властью, но всё же «народный», лауреат «Золотой маски», многих отечественных и международных конкурсов, даже кавалер некоторых орденов.

Помню его осунувшегося, с посеревшим лицом, у гроба Георгия Александровича. Тогда мне подумалось: вот кто в родном БДТ должен продолжить дело Товстоногова! Поделился за кулисами сей мыслью, но услышал: «Что ты? Наши «старики» этого не позволят!»

Часто перечитываю его изящные и мудрые книги: «Кто держит паузу», «Безвременье», «Содержимое ящика», «Игра в жизнь». Люблю его стихи, которые писал с отрочества. Обожаю его искрометные перлы, которые сам автор называл «домашними радостями». Ну, например: 

Известный просветитель Ганди 

Сидел однажды на веранде, 

Читал мораль своей команде, 

Весь отдаваясь пропаганде.

Его невозможно было вообразить, в отличие, скажем, от тоже очень не заурядного Михаила Козакова, ни в какой телерекламе или в модной «тусовке». Или раздающим откровенные интервью про личную жизнь: «Душевный стриптиз мне кажется постыдным и бессмысленным».

Деревенька Михайловское, которая трепетно хранит пушкинские следы, ему была во сто раз дороже любых канар и куршавелей. И навеки в его душе сохранился изгиб Фонтанки, закат на Мойке, выход через Дворцовую к Неве. А насчёт того, что нас ныне повседневно окружает, изъяснился – на примере «телеящика» – так: «Слишком много карнавала. Танцуют все, кроме тех, кому не до танцев. Я – из второй категории».

В последний раз я увидел его в спектакле «Полёты с ангелом», который Сергей Юрьевич сам поставил и где сам же пронзительно сыграл девять ролей, включая главную – великого Марка Шагала.

Когда моему другу «стукнуло» семьдесят пять, поздравил его такими стишатами:
Байкал оставив за горами,
Я на Неве обрёл причал –
И в университетской «Драме»
Тебя, на счастье, повстречал!
Была сурова та година,
Но ярче всяких маяков
Светили мне твой Труффальдино,
И твой Оргон, и Хлестаков!
А дальше в нашей жизни адской
Взлетел ты очень высоко:
Как людям нужен был твой Чацкий,
И Тузенбах, и Илико!..
Ты никогда не пёр нахрапом,
Не затевал пустячных ссор,
Зато нас радовал Остапом,
И был хорош твой ВикНикСор!
Ты полон был огромных планов,
Был всё мощнее твой разбег,
Но вынудил подлец Романов
Тебя покинуть невский брег…
Но твой талант настолько веский,
Что всех – от Плятта и Раневской
До Сахалина и Курил
Ты моментально покорил!
Для всех, включая даже курда,
В искусстве ты – конечно, Бог!
К тому ж создал Театр абсурда –
И лучше выдумать не мог!
Мы, твои зрители, – фартовы!
Милы нам все твои штрихи!
Читать без устали готовы
Твои рассказы и стихи!
Ты в творчестве всегда неистов!
К тому ж «не прячешься в кусты»!
Интеллигентней всех артистов!
И всех мудрее – тоже ты!
Вовек душа не станет узкой!
Оставишь ты великий след!
Мой дорогой Серёжа Юрский,
Живи без хворей тыщу лет!
Увы, это моё пожелание не сбылось.

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург

На фото Сергей Юрский в 1960-е годы.

Возрастное ограничение: 16+

Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
Ссылка на telegram Ссылка на vk
Читайте также