Лев Сидоровский: Поднялся в космос человек
11 апреля 2021
Перебирая в памяти дни, свидетелем которых довелось быть, журналист Лев Сидоровский выделяет два самых ярких, самых искренних в проявлении человеческих чувств - 9 мая 1945-го и 12 апреля 1961-го.
Да, в то утро ленинградцы, как и прежде, узнав о Великой Победе в сражении с фашизмом, сами, без всяких «указаний сверху», рванули на улицы – лишь услышали такой знакомый еще с военной поры голос Левитана: «В Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор Гагарин Юрий Алексеевич».
Тогда я работал в заводской газете и помню тот восторг, который от этой вести мгновенно охватил все цеха и производственные отделы. Тут же возник стихийный митинг, на котором люди говорили не по бумажке и от желающих выступить не было отбоя. А потом в связи с таким настоящим праздником всех отпустили по домам. Но расставаться людям вовсе не хотелось: они снова собирались у городских репродукторов, окружали на стоянках такси «Победы» и «Волги», водители которых запускали свои радиоприемники на полную мощь, и снова слушали во все уши новые подробности о полете...
А на Невском творилось вообще невообразимое: по всему проспекту, от Московского вокзала до Адмиралтейства, перекатывались людские волны, особенно много было здесь студентов, которые восторженно вопили, пели про то, что «небо наш, небо наш родимый дом...», и вскидывали над головами самодельные плакаты: «Юра, мы тоже хотим в космос!»
В то очень солнечное (ленинградцам повезло и с погодой) утро этот самый майор Юрий Гагарин, еще вчера никому из нас не ведомый, разом стал всем таким близким, таким родным – тем более что и само его лицо, которое мы увидели на телеэкране, мигом вызвало огромную всеобщую симпатию. Какой-то мальчишка по борту автобуса 44-го маршрута, который на время оказался в плену у людского половодья, размашисто начертал мелом: «Гагарину ура! Гагарин вернулся!» И когда украшенный этими словами автобус все-таки двинулся, люди, провожая его взглядом, тоже кричали: «Ура!»
Скоро мы узнали, что дед Гагарина, Тимофей Матвеев, когда-то работал на Путиловском, а сам Юра, учащийся Саратовского индустриального техникума, в 1955-м проходил производственно-педагогическую практику под крышей ленинградского 52-го ремесленного училища и одновременно вкалывал на заводе «Вулкан». Значит отчасти – тоже наш земляк? Какое это хорошее старое теплое слово – «земляк». И до 12 апреля 1961 года у него было одно значение: мы с тобою земляки, потому что оба – из Питера, или – из Курска, или – из Сибири... А теперь вот обрело это слово совсем новый смысл и звучание: ЗЕМЛЯК – значит, человек с той же матушки-Земли, с нашей родной планеты!
Сейяас представляется мне, что старт Гагарина в космос начался много раньше того 12 апреля, и случилось это именно на нашем невском берегу.
Придите в Петропавловскую крепость, гляньте на мемориальную доску: «В 1932 – 1933 гг. здесь, в Иоанновском равелине, размещались испытательные стенды и мастерские первой в СССР опытно-конструкторской организации по разработке ракетных двигателей – Газодинамической лаборатории (ГДЛ) Военно-научно-исследовательского комитета при Реввоенсовете СССР».
Вообще-то эта первая в стране опытно-конструкторская организация для создания электрических и жидкостных ракетных двигателей возникла еще в 1929-м, 15 мая. Ленинградские ракетчики уже тогда доказали принципиальную работоспособность своих детищ и построили в 1930-1931 годах серию первых отечественных опытных ракетных моторов. Конструкторское бюро ГДЛ размещалось в здании Адмиралтейства (под шпилем, справа от главного входа, на втором этаже), а испытательные стенды, как читатель уже знает, – в Иоанновском равелине Петропавловки.
Кстати, у истоков ГДЛ стоял будущий маршал Тухачевский, справедливо обеспокоенный тем, что работы по реактивным двигателям уже ведутся в Германии, Франции, США... Он писал: «Я верю в идеи Циолковского, считаю, что им принадлежит прекрасное будущее. Нам не грех уже сейчас поинтересоваться, не применимы ли эти идеи и его ракеты для армейских нужд». И один за другим стали возникать здесь ОРМ – опытные ракетные моторы.
Испытанный в 1931-м «первенец», ОРМ-1, осуществлял тягу в двадцать килограммов. В следующем, 1932-м, появились двигатели с порядковыми номерами от «четырех» до «двадцати двух», на которых отрабатывали различные системы окислителей и горючего, а также – разные типы зажигания. Ну а ОРМ-52 развивал тягу уже в триста килограммов и предназначался для высотной экспериментальной ракеты. Так что возникшие именно тогда в Ленинграде, они стали прямыми предшественниками двигателей геофизических и космических ракет с тягой в сотни тонн, обеспечивающих в космическом полете мощность в десятки миллионов лошадиных сил. А ведь всё начиналось – помните? – всего-то с двадцати килограммов!
Про то, как создавался «пятьдесят второй», слышал я от знаменитого академика Валентина Петровича Глушко: тогда, в начале тридцатых, он трудился здесь инженером. А про колыбель советских ракет – Группу по изучению реактивного движения, которая появилась в ту же пору на невском бреге (был свой ГИРД и в Москве), журналистам спустя многие годы поведал давнишний председатель Ленинградского ГИРДа Владимир Васильевич Разумов. В частности, рассказал про их первую одноступенчатую ракету на бензине и жидком кислороде: там уже были каркас и оболочка, сопло и стабилизаторы, отсеки, редукторы, вентили, трубопроводы, клапаны – словом, многие детали современной ракеты.
В том 1931-м, когда так далеко было до кибернетики и электроники, гирдовцы уже мечтали о полетах на Луну. Назову некоторых из них: профессор Рынин, пилот-воздухоплаватель Федосеенко, герой Гражданской войны Шорин, инженеры Чертовский и Гажала, замечательный ученый и популяризатор физико-математических наук, автор книги «Межпланетные сообщения» Перельман... И вот эти беспокойные люди вместе с другими коллегами, как бы предвидя гагаринский старт, который случится спустя три десятилетия, спроектировали несколько жидкостно-двигательных ракет, одна из которых была рассчитана на «потолок» аж в 300 километров!
И еще вспоминается 1957-й. Тогда у нас, в Пулкове, вступил в строй крупнейший радиотелескоп, на ленинградских улицах появились первые «Волги», в кинотеатрах демонстрировались первые широкоэкранные фильмы, строилась новая линия метро – от площади Восстания к Финляндскому вокзалу. В том году далекими окраинами считались Автово, Щемиловка, Полюстрово; на карте города существовали деревеньки Купчино, Ульянка, Дачное, и, казалось, быть им тут и дальше... Тогда в Большом зале филармонии Шостакович впервые исполнил «Одиннадцатую симфонию», а в Москве прошел VI всемирный фестиваль молодежи – всё лето мы жили этим праздником: и у себя встречали гостей, которых впервые было так много...
И вот в первый день октября я, пятикурсник ЛГУ, вернулся на невский берег после газетной практики под небом Абхазии, как вдруг – словно гром среди ясного неба – короткое, немногословное, ошеломляющее сообщение ТАСС: «4 октября 1957 года в СССР произведен успешный запуск первого искусственного спутника Земли».
Нынешним молодым не понять, насколько для нас тогда это было неожиданно, невероятно, фантастично! Мы читали ежедневные сводки в газетах: «С 10 часов утра по московскому времени ожидается прохождение спутника по следующим пунктам земного шара: Лондон – 10 часов 05 минут, Париж – 10 часов 07 минут...» И Лондон, а через две минуты Париж направляли глаза телескопов в небо. Весь мир жил тогда по московскому времени...
И я вместе с другими тоже всматривался в ночные небеса: «Ну, где же там мигает наша маленькая звездочка?!» И слушал, слушал по радио ее позывные: «Пи-пи-пи...»
Через месяц взлетел второй спутник – весом уже в полтонны, через полгода – третий, полуторатонный. И все они были ступенями к тому гагаринскому старту...
Поэт написал тогда:
Вот подвиг, доблестный навек,
Вот нашей силы символ веский:
Поднялся в космос человек,
И этот человек – советский!
Спустя год в Таврическом дворце, увидев Гагарина «живьём», я воочию убедился: действительно, и улыбчивый, и обаятельный, и вообще – симпатичный, ладненький! А когда спустя годы, уже после до сих пор загадочной, трагической гибели Юрия Алексеевича, спросил у моего старшего друга Марка Лазаревича Галлая (Героя Советского Союза, заслуженного летчика-испытателя СССР, который когда-то по просьбе Королева участвовал в подготовке первой группы – «авангардной гагаринской шестерки» – космонавтов) о том, каким он Гагарина вспоминает прежде всего.
И услышал:
– Веселым, обаятельным, немного играющим этакого простачка, хотя на самом деле был совсем не простачок, а очень умный мужик, который всё впитывал в себя, как губка... Если же говорить о Королеве и Гагарине, то я с самого начала, конечно, понимал, кто, так сказать, – Пигмалион, а кто – Галатея...
Однажды, находясь в Москве, заглянул я в коттедж, приютившийся в Шестом Останкинском переулке столицы, где жил Сергей Павлович Королёв и куда космонавт № 1 приходил частенько. Наверное, поднимаясь по узенькой лестнице на второй этаж, тоже с уважительной осторожностью ступал вот на эту «раздумную ступеньку»: Королев назвал ее так потому, что любил присесть на нее, поразмыслить...
А назавтра – это случилось как раз накануне девятой годовщины со дня гибели Юрия Алексеевича – не без труда проник в «закрытый» городок Звёздный. И вот – Центр подготовки космонавтов, рабочий кабинет Гагарина, где стрелки часов навсегда застыли, обозначая черный миг: 10.31. Настольный календарь так и остался открытым на листке – 27 марта, среда. Ниже, карандашом, план того дня: «1. Полеты гражданских. Серпуховский аэроклуб. 2. Летная подготовка транспортников. 3. Планирование летной подготовки помкомотрядов. 4. Информация».
На столе лежали письма, которые он читал последними. Молчали зеленый и черный телефонные аппараты, пустовала грифельная доска, на которую никто не нанесет больше контуры космических трасс, скучали без своего хозяина глобус Луны и огромная – во всю стену – карта Родины...
Оставив кабинет, я вышел на улицу и увидел бронзового Гагарина перед домом, где живут космонавты. Позвонил в его квартиру. Дверь открыла Валентина Ивановна, но, сразу извинившись, от разговора отказалась: «Вообще не даю никаких интервью, вспоминать очень больно»...
Расстроенный спустился к изваянию космонавта № 1 и вдруг вижу: Береговой. Обращаюсь к Георгию Тимофеевичу с той же просьбой, но он разводит руками и скрывается в подъезде... Потом вижу Леонова, но и Алексей Архипович возвращаться мыслями в тот проклятый день не хочет... Увы, мой троюродный брат, тоже именитый космонавт – дважды Герой Советского Союза Борис Волынов, который, кстати, жил с семьёй от Гагариных через стенку, тогда в Звёздном отсутствовал…
Что делать? Полное фиаско! Видно, надо, не солоно хлебавши, Звёздный покидать. И тут, на дорожке к КПП, судьба мне посылает обаятельного полковника, Ивана Макаровича Крышкевича, который, как выяснилось, еще недавно возглавлял местный политотдел («комиссар при космонавтах» – как он сам с улыбкой представился), а сейчас директорствует в музее космонавтики.
Для Ивана Макаровича Гагарин был просто Юрой, и говорил он о Юре с большой нежностью:
– Знаменитый на весь мир, Юра в общении оставался всё таким же легким. Наши кабинеты располагались через стенку (Юра был заместителем начальника Центра по космической подготовке), так он, бывало, никогда не войдет без стука, поинтересуется: «Не помешал?» Мы с ним часто вместе выступали на разных предприятиях, в учреждениях.
Однажды, помню, приглашают срочно на областную комсомольскую конференцию, а Юра только что вернулся из дальней зарубежной поездки. Прихожу к нему – он чемодан распаковывает: «Устал, – говорит, – до чертиков. Пожалуй, сосну». – «Увы, Юрочка, соснуть не удастся, московские комсомольцы тебя ждут. Надо на часик к ним вырваться». «Часик» затянулся до десяти вечера...
В другой раз выступали в Институте атомной энергии имени Курчатова. После официальной части Гагарин попал в плотное кольцо, начались бесчисленные вопросы – в общем, все первоначальные сроки рухнули. Когда сели в машину, вздыхаю: «Ну, сегодня мне от жены попадет. Сговаривались в кино пойти...» Юра улыбнулся: «Заедем к вам – выручу». И, правда, выручил: расписал моей супруге, как необходимо было нам там задержаться. Да еще свою фотографию Евгении Григорьевне подарил, подписав: «Боевой подруге моего железного комиссара!» – вот было-то радости.
Тут я вспомнил, как летом шестьдесят девятого слышал от Павла Ивановича Беляева, с которым отдыхал в Гурзуфе, как, готовясь стать космонавтом, он неудачно приземлился после парашютного прыжка и сломал ногу. Перелом был сложный, Беляев уже мысленно прощался с мечтой... И первым в госпиталь к нему пришел Гагарин...
Иван Макарович согласно кивнул:
– Да, знаю об этой истории: Юра первым пришел к Беляеву как товарищ, чтобы успокоить, дать ему уверенность в том, что космос не потерян. И, наверное, именно эта уверенность так помогла лечению. И когда пришла пора Беляева прыгать с парашютом, вместе с ним прыгал Гагарин...
Крышкевич продолжил:
– Обожал разыгрывать других и радовался, когда разыгрывали его самого. Например, однажды на концерте в Звёздном они с Леоновым сочинили ведущему записку от имени одного весьма именитого космонавта. Там выражалось острое желание посмотреть фрагмент из «Лебединого озера». И конферансье стал долго объяснять со сцены этому ничего не подозревающему человеку, что, к сожалению, его просьба не может быть выполнена, потому что в их бригаде нет ни солистов балета, ни подходящего аккомпаниатора, ни нот Чайковского. Тот от удивления только моргал глазами...
Будучи сам небольшого роста, Юра танцевать приглашал непременно самую высокую в компании партнершу... На празднике посвящения в космонавты всегда изображал Нептуна...
– Может, просто не успел забронзоветь, ведь был-то совсем молоденьким?
– «Забронзовевшим» мне Юру ни за что не представить, тут, видно, всё дело в генах. Ребятишки Звёздного вообще души в «дяде Юре» не чаяли: скажем, если в Кремле елка – он непременно привозит всем билеты!.. Или совсем другая забота: надо кого-то срочно положить в хорошую больницу – снова он договаривается... Даже с Байконура находил время позвонить в семью космонавта, который сейчас на старте – успокоить родных, поддержать... Несмотря на его молодой возраст, люди, часто пожилые, шли к Гагарину за советом, знали: не отмахнется, поможет…
Вот и мне однажды очень помог. В 1968-м, 25 марта, я отмечал свое пятидесятилетие. Юра был за столом тамадой. И вдруг жене принесли телеграмму о том, что умер мой отец. Она позвала Гагарина в другую комнату: «Сказать Макарычу или нет?» «Ни в коем случае, – возразил тот, – мы же испортим ему весь праздник. Скажем утром. А я сейчас дам команду, чтобы все документы на завтрашний отъезд ему подготовили». Назавтра он проводил меня тепло и бережно... И через день погиб...
Знал ли Иван Макарович о том, что 27-го у Юры полет?
– Конечно, знал: он меня тогда на вокзале об этом радостно известил. Он не мог не летать... Как сейчас помню: однажды должен был Юрий вылететь самостоятельно. А за окном мороз в тридцать пять градусов. Гагарин ко мне: «Помогите! Каманин полет отменяет». Стал я его уговаривать, что сегодня стартовать действительно не стоит. Вдруг откажет двигатель, надо катапультироваться, приземляться на парашюте – при такой-то погоде... А если подвернул ногу – пока разыщут, на таком морозе пострадаешь...
Юра вздохнул: «Эх, я-то думал – комиссар поддержит»... Может, у кого-то шевельнется мысль: не сберег себя, не сберегли его... Но разве мог сесть под стеклянный колпак такой человек? Можно ли держать под «земным арестом» летчика, космонавта, укротить энергию, влекущую героя к поиску, к открытию? Иначе он не был бы Гагариным... Юра снова рвался в космос, ждал своего часа...
И еще встретился я с Виталием Ивановичем Севастьяновым, записал его полный огромной боли рассказ:
– В тот день, 27 марта, мы с Леоновым прыгали с вертолета. Сделали первый заход – всё нормально, однако второй из-за низкой облачности нам отменили. Стоим с летчиками, курим. Вдруг где-то вдалеке – двойной удар: бух-бух! Кто-то говорит: «Лихо на малой высоте скорость звука прошел!» Тут команда: «Срочно вылетать в Чкаловскую, на базу!» Летим, держим связь, получаем сообщение: упал МиГ-17.
Кто же в нем? Прилетаем, встречает начштаба: «Полчаса назад кончилось топливо у Серёгина с Гагариным. Не вернулись!» – «Что-о-о?!» Где-то около восьми вечера – весть: нашли...
Много разных слухов о той катастрофе, ну а я придерживаюсь версии столкновения: в тех местах было много метеорологических зондов из Долгопрудного.... Мы, двенадцать человек, близко обоих знавших, были на опознании в морге госпиталя имени Бурденко. Перед нами разложили... тяжело вспоминать... два ведра... не полных...
Все, что осталось от двоих... наших товарищей. Часть фрагментов тел невозможно было извлечь из остатков кабины... Как понять: кто был кто? Но – поняли... Два правых уха... лежали перед нами. А у Юры именно за правым ухом была маленькая родинка-бородавочка. Я ее сразу узнал. Мы с ним часто вместе в парикмахерскую ездили, и он Гале, парикмахерше в бывшем ЦК комсомола, всегда говорил: «Галя, тут осторожно!» Она: «Да знаю, Юрий Алексеевич...»
И вот – кусочек кости с правым ухом, с кожей, с бородавочкой-родинкой этой и немного волос гагаринских... И такое же правое ухо Серёгина с кусочком кости и - волосы. А волосы совершенно разные. У Серёгина – мелко вьющиеся, а у Гагарина – прямые, как лен...
Отстригли мы волосы его, нашли конверт, положили туда, и Леонов сказал: «Валентине Ивановне передам...» Да, судьба дала Юре величайшее в жизни счастье, но... вот так, к великому нашему горю, произошел и слишком быстрый этому счастью конец. Недаром, наверное, говорится: «Любимца неба Бог уносит рано!»…
Толстенный семейный альбом. На снимке – юноша в форме курсанта военно-авиационного училища. На другой стороне – надпись: «На долгую и добрую память сестре Наде. Твой брат Юрий Гагарин. 8.12.56, г. Чкалов».
С Надей дружба давняя: еще когда Юра впервые уехал из родительского дома, учился в ремесленном, все воскресные дни обычно проводил в их семье... Придя в этот дом, Надежду Кирилловну – врача-кардиолога одной из столичных больниц – я сперва не застал: меня принял ее муж, Александр Алексеевич Щекотихин. Высокий, с обильным серебром в прическе. Седина – с войны: совсем еще мальчишкой, в сорок третьем, сменил на фронте погибшего отца, прошел с боями до Праги. Майор в отставке. Здесь, в доме на Чистых прудах, стены плотно завешаны его снимками, на которых – человек, чья улыбка известна всему миру. Причем эти фотографии прежде не публиковались никогда...
Юрий Гагарин с женой Валентиной и дочкой Леночкой, Клязьма, июнь 1960Листал я альбом, а Александр Алексеевич пояснял:
– Впервые увидел Юру в июне шестидесятого... В то время служил я в Группе советских войск в Германии и, получив очередной отпуск, с женой и сыном прибыл в подмосковную Клязьму, где проживала моя теща Мария Тимофеевна Дюкова – старшая сестра Анны Тимофеевны Гагариной. Недельку побыли одни, а в воскресенье приезжают вдруг Гагарины: Юрий, Валя и маленькая Леночка...
Юра оказался очень общительным, улыбчивым, простым. Посидели с дороги у самовара, а после стали мыть посуду, в чем Юра принял самое активное участие. Делал он это лихо, весело, и я невольно схватил свой «Киев», начал фотографировать. Потом решили сняться все вместе. Юра принес под дерево скамейку, присел. Я ему говорю: «Пока все соберутся, давай щёлкну тебя одного». Он принял шутливую позу: руки в карманы, плечи приподняты, лукавая улыбка – видите?
Отправились на речку (кроме тех, кого уже назвал, еще были с нами Надин брат Володя и двоюродная сестра Лида с мужем и маленьким сынишкой). Вот они на фото: все шагают с колясками. Подошли к обрыву. У Лиды ноги болели, так Юра ее – на руки и бегом! А мой аппарат и тут наготове...
Ну а эти фотокадры сделаны уже на пляже: Юра забавляется с детьми, кувыркается на траве, играет с нашей овчаркой Диком... Дальше снимки – на станционном перроне, когда прощались... В следующий выходной Гагарины приехали снова. Эти пляжные фотографии – уже из того дня. Пришли с речки, а Мария Тимофеевна: «Порвите щавеля для щей». Юра с Валей побежали на огород, принялись за дело – тоже успел их заснять. А это – по дороге на вокзал, на плечах у Юры – Леночка... Он очень приглашал нас к себе, но мой отпуск заканчивался – так что встречу отложили...
Разговор с матерью, Гжатск, июнь 1961.
Наступил 1961-й. Двенадцатого апреля офицер Щекотихин дежурил по части. Вдруг с улицы крик: «Наш человек в космосе! Гагарин!» Включил телевизор: он, Юра!.. Когда в части узнали, что это Надин брат, пришлось ей тоже на митинге выступить...
– Вот эти снимки, – продолжил рассказ Александр Алексеевич, – воспоминания о дне, когда мы впервые встретились уже с космонавтом Гагариным. В воскресенье, одиннадцатого июня, собрались в дорогу. Откровенно говоря, в голове мелькнула мысль: не зазнался ли? К счастью, при встрече все сомнения сразу развеялись... Отправились на речку Воря, которая протекала рядом. Как провели там время, понятно из снимков: купались, варили на костре картошку... Юра плавал отлично. А вот он в надувной лодке: глядите – фигура, как у Аполлона!.. Когда вернулись домой, гости попросили Гагарина надеть мундир с наградами, чтобы сфотографироваться с нами по всей форме...
Спустя два дня отправились Надежда Кирилловна и Александр Алексеевич к родственникам в Калугу. Выходят из вокзала: что такое? Улицы запружены народом, все спешат к центральной площади: «Разве не знаете? Гагарин приехал!». Так, совсем неожиданно, оказались на митинге, но пробиться к Юре было невозможно. Правда, снимки Щекотихин и тут сделать сумел...
А семнадцатого июня вдруг подкатил к их дому «ЗИМ», и шофер подал Александру Алексеевичу записку, в которой Юра приглашал Щекотихиных на этой же машине срочно отправиться в Гжатск...
За праздничным столом в новом доме, который Гагариным подарило правительство, было очень весело – что на снимках видно... Наутро Юра позвал всех на рыбалку. Местные рыбаки, пожелавшие с космонавтом сняться отдельно, зачем-то сунули ему в руку сигарету – так, с сигаретой, и вышел, хотя никогда не курил... Затем отправились в деревню Клушино, где прошли его детские годы.
Народу там собралось! Букеты полевых цветов, поцелуи, слезы... Вдруг бросается к почетному гостю сгорбленная старушка: «Юрушка, а меня-то помнишь?» Юра обнял ее: «Помню, помню, баба Вера...» Как он мог забыть Веру Дмитриевну Клюквину, в доме которой учился, – да, на второй день после освобождения деревни от фашистов именно в ее избенке начала работать клушинская школа. К счастью, Щекотихину эту встречу запечатлеть удалось тоже...
На фото: Юрий Гагарин с двоюродной сестрой Надеждой Щекотихиной и ее мужем Александром Щекотихиным, июнь 1961-го.
– Потом в Гжатске, когда пришла пора прощаться с родительским домом, я снова сделал много снимков... Уже сели в машины. Вдруг вижу: Анна Тимофеевна отзывает Юру в сторонку, к палисаднику, и что-то тихо-тихо говорит ему в напутствие. Задумался сын... Издали, чтобы не помешать им, я нажал на спуск фотозатвора...
Позже они еще много встречались, и всякий раз хозяин квартиры на Чистых прудах старался делать снимки. Вот они, в альбоме: Гагарин с Поповичем; Гагарин – в берете, подаренном Фиделем Кастро; Гагарин моет посуду, возится с сыном Щекотихиных на ковре... Юра частенько приезжал в Мытищи, где тогда Щекотихины поселились, те навещали его в Звёздном...
А это страничка альбома помечена датой: 5 марта 1967 года. Юрий Алексеевич – в кругу родных. Обнимает приболевшую Марию Тимофеевну, которой привез в подарок отрез на платье... Прощается у машины – в спортивной куртке, стройный, молодой...
– В последний раз были мы у него 27 ноября. Не помню уж, почему зашел разговор о моем фотоувлечении. Юра рассмеялся: «Сашка, ну ты и фанатик!» Захотел подарить мне какую-то особую фотопленку, полез на антресоли, но не нашел. Развел руками: «Наведу там порядок и обязательно найду, так что давай до следующего раза...»
Следующего раза уже не было...
И остался в память о нем этот альбом, где многие фотографии подписаны четким почерком: «Ваш Юрий Гагарин».
И вот сейчас мне думается: сколько бы еще ни появилось покорителей космоса, в какие бы новые, неведомые дали очередные герои ни последовали, всё равно имя самого первого из них в историю человечества золотыми буквами уже вписано навеки. И за это нашему земляку Юрию Алексеевичу Гагарину – особое спасибо.
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург
На верхнем фото Александра Щекотихина: Встреча в Клушино с Верой Дмитриевной Клюквиной, июнь 1961.
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
