Лев Сидоровский: По указанию Сталина

Лев Сидоровский
Лев Сидоровский
12 января 2021

73 года назад, 12 января 1948 года, был убит народный артист СССР Соломон Михоэлс.
В январе 1953-го моя мама лежала в иркутской больнице. Однажды, когда я пришел ее навестить, она шепотом рассказала, как во время утреннего обхода соседка по палате плюнула в лицо профессору Ходосу. Знаменитый врач (по его учебнику обретали профессию будущие невропатологи всей страны) молча вытер лицо платком и перешел к соседней койке. Такой дикий поступок стал возможен благодаря мерзкой черносотенной кампании, начало которой положило совершенное пятью годами раньше убийство Михоэлса… 
Этот сценический псевдоним Соломону Вовси, который в двадцать восемь лет, не завершив успешной учебы на юрфаке, вдруг решил стать актером, придумал на невском бреге создатель первой еврейской театральной студии Алексей Грановский: талант новичка разглядел мигом. Дело было в 1918-м. Спустя два года перебрались в Москву, где Михоэлс встретился со своим будущим неизменным партнером – искрометным Вениамином Зускиным. С этого времени возник Государственный еврейский театр (ГОСЕТ).  Сперва расположились в Чернышевском переулке, где стены и потолок зрительного зала были расписаны молодым Марком Шагалом. Вместе с ним в театре работали и другие замечательные художники: Натан Альтман, Роберт Фальк, к которым потом присоединится Александр Тышлер. Скоро перебрались на Малую Бронную. Особый успех Михоэлс и Зускин имели в «Колдунье» по Гольдфадену: там смешное Зускин старался довести до гротеска, а Михоэлс видел его в несообразности ситуации. Играли только на идиш, но для делегатов Третьего конгресса Коминтерна «Мистерия-Буфф» Маяковского шла по-немецки.
После триумфальных гастролей по Европе Грановский вдруг стал «невозвращенцем», а Соломон Михоэлс – руководителем театра. Времени для обретения режиссерского, да и педагогического опыта было у него в обрез. И хотя в разговоре с молодыми актерами любил повторять: «Научить нельзя – научиться можно», открыл при театре училище. Но прежде всего для питомцев был важен его личный пример. Их тоже потрясал главный персонаж в «Путешествии Вениамина III», который газета расценила как «вершину театрального истолкования еврейской классики». Жан Решар Блок, посмотрев у них водевиль Лябиша «Миллионер, дантист и бедняк», воскликнул: «Замечательный Михоэлс создает из Дантиста Гредана образ, не раз соприкасающийся в своей выразительности с лучшими образами Чаплина!»
Однако пиком его мастерства стал король Лир, о котором знаменитый английский режиссер и шекспировед Гордон Крэг, посмотрев спектакль четыре раза, сказал: «Со времен моего учителя великого Ирвинга я не припомню актерского исполнения, которое потрясло бы меня так глубоко до основания, как Михоэлс». Впервые Лир был сыгран без бутафорской длинной бороды, без псевдоромантических котурнов, и артист открыл в этой хрестоматийной пьесе вовсе не нравоучение о гибели государства или сентиментальную историю обманутого отца, а трагическую притчу о познании истины. Поражали его жесты-лейтмотивы: то искал рукой на голове утраченную корону, то смахивал с глаз «паутину заблуждений». Сцена плача по Корделии, заснятая на пленку, – одно из немногих свидетельств игры Михоэлса, оставшихся для потомков. Если возможно судить по трехминутному фрагменту, он был мастером скульптурной пластики и до предела сконцентрированных драматических интонаций. Обладая магнетической силой воздействия, этот некрасивый, невысокий человек с выпяченной нижней губой и покатым лысым лбом мгновенно приковывал внимание зала. По поводу своей внешности сам неоднократно повторял, что «с удовольствием сдал бы ее в ломбард и потерял квитанцию». Однако негодовал, когда эту внешность пытались приукрасить при помощи грима («Может, у меня в ней вся сила! Как у Самсона – в волосах!»), или – когда ретушировали его фотографии… Вместе с тем физически был не по росту могуч. Да и смел. Например, в разгар сталинских «чисток» и «проработок» после очередной разгромной статьи на кого-то из ему близких, когда остальные переставали здороваться, обычно звонил со словами: «Это я, Михоэлс. Просто подаю голос». А мы и сегодня можем услышать его голос в старом александровском фильме «Цирк»: помните эпизод, в котором люди разных национальностей под колыбельную Дунаевского убаюкивают негритенка, спасенного от рук американского злодея?
Сталин, вроде бы, знал цену его таланту, присвоив Михоэлсу, после того, как тот, по общему признанию, в образе Тевье-молочника «достиг гениальности», звание народного артиста СССР. Наградил орденом Ленина. А в 1942-м, когда дела на фронте стали совсем плохи, дабы в борьбе против гитлеровцев получить за рубежом максимальную помощь, поставил во главе только что созданного для этого Еврейского антифашистского комитета именно Михоэлса. И тут же, зная о его международном авторитете, командировал Соломона Михайловича – вместе с поэтом Фефером – в Соединенные Штаты Америки. Страстно рассказывая там в самых разных аудиториях правду о фашизме, артист везде находил горячий отклик – и в итоге СССР дополнительно получил тысячу самолетов, пятьсот танков, а также два парохода с теплой одеждой, обувью, медикаментами, продовольствием. Не менее значительных результатов Михоэлс добился, выступая в Мексике, Канаде, Великобритании. В 1946 году за спектакль «Фрейлехс» он стал лауреатом Сталинской премии. Был полон творческих планов – сыграть премьеру «Принца Реубини», потом – злобного интригана Ричарда III. И вдруг этого, по выражению Алексея Толстого, «мудрейшего человека» подло убивают… Почему? За что?
А развивались события так. После окончания Великой Отечественной наша страна была разорена, и на восстановление народного хозяйства требовались огромные средства. В добавок Советский Союз должен был Америке за помощь по ленд-лизу около 9 млрд долларов. К тому же невероятных расходов стоило создание атомной бомбы. И в это же самое время в Западной Европе успешно реализовывался план Маршалла, по которому США выделили 20 млрд долларов. Чтобы воспользоваться такой помощью, Сталин, не желая идти к американцам с протянутой рукой, в качестве козырной карты решил использовать «Крымский проект». И в самом начале сентября 1947-го Молотов при личной встрече Михоэлсу сообщил, что правительство предлагает ему стать председателем Верховного Совета Еврейской Советской Социалистической Республики в Крыму. Однако артист отказался: «Считаю идею создания ЕССР стратегически неверной, потому что евреи заселят Крым, а потом вернутся выселенные оттуда крымские татары – и начнутся погромы». Молотов настаивал: «Крымская республика – это большие инвестиции. По имеющимся у нас данным, деловые и финансовые круги Америки готовы выделить на благоустройство Крыма десять миллиардов долларов, а это больше, чем мы должны по ленд-лизу». Михоэлс опять возразил: «Если американцы вложат в Крым такие большие деньги, то очень скоро ЕССР заживет лучше, чем другие республики. А это приведет к росту антисемитизма». Молотов продолжал уговаривать, и Михоэлс сказал: «Думаю, что свет клином на мне не сошелся». Молотов: «Нет, сошелся как раз на вас, ибо в предварительных разговорах американская сторона четко дала понять, что только под вас отпустит нам деньги». Видя, что Михоэлс колеблется, Молотов предложил ему подумать и дать ответ позже.
Как великий режиссер, Михоэлс чувствовал, что Сталин затеял какой-то чудовищный спектакль: скорее всего ЕССР станет заложницей при противостоянии между пока безатомной Россией и уже атомной Америкой, а передача Крыма евреям – обман. И принял в прямом и переносном смысле соломоново решение: он согласится стать президентом, но сделает всё возможное для того, чтобы этой республики не было. Тут как раз позвонил ему начальник Совинформбюро Лозовский, который сообщил, что Молотов ждет ответа, и что скоро, 28 января 1948 года, в Москву прибудет американская делегация во главе с Гарриманом для переговоров о вступлении Советского Союза в план Маршалла. Михоэлс попросил передать Молотову о своем согласии и послал в американское посольство нарочного с письмом в конверте, на котором значилось: «Господину Гарриману». В конверте лежали два билета на «Фрейлехс». Об этом доложили Сталину, который понял, что Михоэлс его тайные мысли, связанные с Еврейской республикой в Крыму, разгадал, и его многоярусный план переговоров может развалиться! Кроме того, цепкая память подсказала вождю, что «Фрейлехс» Гарриман уже видел. Получается, что Михоэлс просто назначает рандеву для переговоров? По правительственным каналам была сделана попытка заменить Гарримана другим американским представителем, однако Трумэн не согласился. Поняв, что этой встрече помешать уже нельзя, Сталин 27 декабря вызвал Абакумова: «Михоэлса срочно ликвидировать».
Ну а дальше Михоэлс в Комитете по Сталинским премиям получил командировочное удостоверение для поездки с 7 по 14-е января в Минск. Его попутчиком был назначен театровед Голубов, который являлся тайным сотрудником госбезопасности: ранее он жил в Минске и имел там друзей. Вечером 12-го, когда оба были в гостинице, Голубов после телефонного звонка сказал Соломону Михайловичу, что его друг приглашает обоих на свадьбу сына. Мгновенно прибыла машина, которая, однако, доставила пассажиров вовсе не на свадьбу, а на дачу министра госбезопасности Белоруссии Цанавы. Там им сделали смертельные уколы, а потом бросили под колеса грузовика, чтобы инсценировать случайный наезд. Светлана Аллилуева в своей книге поведала, как Сталин по телефону утвердил такую официальную версию убийства. Кстати, уже после кончины вождя, 2 апреля 1953 года, Берия, сообщая подробно о данном преступлении Маленкову, в частности, подчеркнул: «...Когда Михоэлс был ликвидирован и об этом было доложено И. В. Сталину, он высоко оценил это мероприятия и велел наградить орденами, что и было сделано».
Провожая Соломона Михайловича в последний путь, друзья, коллеги всё понимали. Вскоре его театр был закрыт. Потом арестовали всех членов Еврейского антифашистского комитета. Судебный процесс состоялся в 1952-м, с 8 мая по 18 июля. Все жертвы отвергли нелепые обвинения, обличали следствие в фальсификации, рассказывали о пытках, которым подвергались. Суд сохранил жизнь лишь академику Лине Штерн. Всем остальным – смерть. От блистательного актера Вениамина Зускина до, может быть, самого доброго поэта на земле Льва Квитко ну хотя бы вот это: «Анна-Ванна, наш отряд хочет видеть поросят...»? Их расстреляли в один день – 12 августа.
Вот какой очередной (после 1937-1938), на фоне борьбы с «безродными космополитами», кровавый смерч начался убийством Соломона Михайловича Михоэлса. И едва ли случайно, что ровно пять лет спустя, в 1953-м, 13 января, по велению Сталина поднялась новая волна антисемитизма – «Дело врачей». В те дни страна была буквально наводнена слухами, один страшнее другого: еврейские врачи и фармацевты пытаются травить не только руководство партии и правительства, но и вообще всех советских людей. Вот почему соседка моей мамы по больничной палате плюнула в лицо профессору.  Помню ощущение тех дней: свинцовая глыба сдавливает сердце, трудно дышать, страшно жить... Говорили: в Москве уже подготовлены товарные составы, которые скоро повезут всех «неверных» на Дальний Восток. Мой приятель Золька Бару угрюмо шутил: «Нам еще повезло – из Иркутска путь туда вдвое короче»... А вдруг такое когда-либо повторится? Не дай Бог.
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург
На фото: Соломон Михайлович и его Король Лир

Возрастное ограничение: 16+

Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
Ссылка на telegram Ссылка на vk
Читайте также