Лев Сидоровский: Людмила Марковна

12 ноября 2021

12 ноября 1935 года родилась Людмила Марковна Гурченко.

Если ты молод, то едва ли можешь представить, какой всеобщий, «всесоюзный» восторг в начале зимы 1956-го вызвал фильм «Карнавальная ночь». Встречая, Новый, 1957-й, мы уже пели: «Пять минут, пять минут, бой часов раздастся вскоре». Все ликовали: наконец-то появилась смешная кинокомедия!

Девчонки спешно опускали челки и покупали капроновые блузки, как у героини картины. А еще стремились заиметь, как у нее, «осиную» – в сорок пять сантиметров – талию. Глядя на подруг, мальчишки радостно пританцовывали: «И улыбка, без сомнения, вдруг коснётся ваших глаз...» Так создатель самой своей первой художественной (до этого он был документалистом) киноленты Эльдар Рязанов и студентка третьего курса актерского факультета ВГИКа Людмила Гурченко познали ошеломительный успех.

Спустя пятнадцать лет Московский театр-студия киноактера гастролировал на невском берегу, и однажды, после спектакля, когда я «для газеты» попытался задать актрисе несколько вопросов, она – ради более обстоятельного разговора – пригласила журналиста в отель. И открылся мне в тот вечер (ведь ее великолепных автобиографических книг еще не существовало) в этой обладательнице осиной талии очень умный, что в актерском мире случается, увы, далеко не часто, очень сильный, очень неординарный человек весьма непростой судьбы.

С каким артистизмом живописала она свое «прекрасное довоенное время», особенно Первое мая:

– Папа шел на демонстрации впереди колонны с баяном, весь в белом, брезентовые туфли начищались мелом. Мама, в белой юбке, в белой майке и в белом берете, дирижировала хором. Пели все! И я не помню до войны грустных лиц.

Папа и мама работали в Харьковском Дворце пионеров массовиками-затейниками. Ну а дома Марк Гаврилович, человек обаятельнейший, но почти совсем неграмотный, чья речь имела особенный колорит, предупреждал очередного гостя: «Щас тибе моя дочурка концертик устругнёть». Люся вскарабкивалась на стул, а папа напоминал: «Дочурка, глаза распрастри ширей, весело влыбайсь и дуй своё!» Люся сначала читала стихотворение про жука-рогача, а после под папин баян – из репертуара Изабеллы Юрьевой: «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали...», причем в конце песни, еще и выдав чечетку, выбрасывала ногу вперед, руки – в стороны, и громко: «Х-х-ха!!!»

Гость был сражён, но больше всех радовался папа: «Не, актрисую будить, точно. Ето як закон! Усе песни на лету берёть, як зверь. Ну, вокурат актриса!»

Потом началась война, и папа, хотя его возраст считался непризывным, добровольцем, вместе с баяном, ушел на фронт. А Люся с мамой остались в Харькове, который враг скоро оккупировал. Всё испытали – голод, холод. Особенно трудно было девочке носить воду из проруби, что на речке Лопань.

Когда немцы стали крутить в кинотеатре свой фильм «Девушка моей мечты», Люся песню, которую там исполняла Марика Рёкк, запомнила мгновенно: «Ин дер нахт ист дер менш нихт герн аляйне» и назавтра во дворе, где у немцев стоял котел с похлебкой, семилетняя «шаушпиллер» имела большой успех. Так заработала для себя и мамы котелок фасолевого супа.

Слава Богу, в сорок третьем пришло освобождение, Люся стала школьницей, а ее зрителями и слушателями в подшефном госпитале теперь были наши раненые бойцы. «Любимый город может спать спокойно», – пела девочка, желая любимому измученному Харькову тех самых довоенных счастливых дней.

Затаив дыхание, слушал я собеседницу, потому что ее мироощущение с моим перекликалось очень: и песня про «любимый город» с детской поры мне тоже была дорога; и другая, про «тёмную ночь», нас связывала; а еще – теперь почти забытая, в войну же – наша непременная дворовая, про подвиг юного ростовчанина Витю Черевичкина, который обожал своих голубей... Когда она осенью сорок четвертого поступала еще в одну школу, музыкальную, «Жил в Ростове Витя Черевичкин...» – конечно же, исполнила. Ну и – «Встретились мы в баре ресторана...» Педагоги дивились: «Про бар ресторана в столь младенческом возрасте?!»

Через десять лет появилась в столичном ВГИКе: с аккордеоном, в ярко-зеленом из китайского шелка платье с красным бантом на груди. Знаменитый Сергей Герасимов поинтересовался: «Хотите работать в кино?» Удивилась: «О! Работать... Та шо ш там работать! Та рази ж это работа? Буду актрисой, вот! Работать!.. Такое скажете...» Ну, разве можно нынче представить, что когда-то утонченная Людмила Марковна свои чувства выражала подобным образом? Великая труженица, она сама себя сделала такой, какой все мы ее многие годы знали.

Сейчас мало кому известно, что еще до «Карнавальной ночи» она дебютировала на «Ленфильме», у Яна Фрида, в «Дороге правды». Напомнив мне об этом, усмехнулась:

– Говорят, в семье не без урода. Так вот я, ученица Сергея Аполлинариевича Герасимова и Тамары Федоровны Макаровой, в их мастерской как раз этим уродом и была: из коллектива драматических, трагедийных актеров вдруг вышла музыкальная актриса! В то лето Герасимов снимал «Тихий Дон», почти весь наш курс был там занят, а я со своей далеко не солидной осанкой для казачки совсем не годилась и потому сидела в Москве одна. И вдруг – случайная встреча в коридоре «Мосфильма» с Пырьевым, который привел меня к Рязанову...

Кстати, из, кажется, пятнадцати претенденток на роль Леночки Крыловой лишь одна я пела сама. В общем, снялась. И все сразу забыли, что мне прочили судьбу драматической актрисы. После этого начался шлейф однотипных ролей. Чередой шли по экрану мои веселые девушки, которые отличались одна от другой только именами. Было отчего отчаяться.

Да, режиссеры наперебой кинулись использовать ее вокальные данные, а также лирико-комедийное и даже эстрадное дарование плюс непосредственность, естественность, открытость, однако те фильмы – «Девушка с гитарой», «Роман и Франческа», «Человек ниоткуда», «Укротители велосипедов» – никакой новой славы Людмиле не принесли. Правда, много ездила по стране с концертами, у зрителей была нарасхват, и те всюду непременно требовали, чтобы спела про «пять минут», про «хорошее настроение».

Но вдруг в газете – фельетон насчет любителей «левых» заработков, где упоминалась и Гурченко. Было отчего отчаяться. Папа успокаивал: «Хорошега человека судьба пожмёть-пожмёть, да и отпустить...»
Так и осталась бы «Девушкой с гитарой», если бы мудрый Владимир Яковлевич Венгеров не угадал в ней героиню «Балтийского неба» и (в дуэте с блистательным Олегом Борисовым) «Рабочего поселка» – картин суровых, военных. Таких измученных жизнью женщин, как Мария Плещеева из «Рабочего поселка» (а потом, в «Дороге на Рюбецаль», будет Шура, во «Второй попытке Виктора Крохина» – Люба) она запомнила еще с войны. В другой раз рассказывала мне:

– Мария – это то настоящее, что есть в каждом человеке. Речь, разумеется, о характере, а не о конкретных обстоятельствах, в которых оказалась моя героиня. В том, что Мария бросила слепого мужа, конечно, доблести нет. Но ведь и фильм не сводится лишь к тому, чтобы осудить или оправдать именно этот поступок. Мария уехала из дома потому, что не могла поступить иначе. Она сделала то, чего натура более заурядная, более склонная к покорности обстоятельствам не сделала бы никогда. И потому для меня это человек, достойный понимания.

Увидев Людмилу в этой роли, Алексей Герман настоял, чтобы она снялась в «Двадцати днях без войны». И насколько мощным оказался результат! А ведь были еще «Старые стены», «Пять вечеров», «Семейная мелодрама», «Сибириада», «Вокзал для двоих» и другие киноленты, которые всё очевиднее свидетельствовали об ее огромном драматическом таланте. С каким максимальным самоотречением, иногда даже безжалостностью по отношению к собственному облику она воплощала несчастные, но несмотря ни на что счастливые судьбы героинь в лучших своих фильмах! После «Вокзала для двоих» Олег Басилашвили признался: «Такого работоголика, сумасшедшего, одержимого, ненавидящего лентяев и бездарность, я прежде никогда не встречал. Многому меня научила».

Вот и получается: у Мэрилин Монро перейти из музыкального кино в «серьёзное», несмотря на все старания, не вышло; и Лайзе Миннелли это тоже не удалось; и главная звезда советского кино Любовь Орлова по сравнению с героиней моего повествования сыграла, куда меньше. Да и кто из больших драматических актрис в целом мире сумел одолеть планку мюзикла? Нет такой. А вот Людмила Марковна потрясала в любых жанрах.

Ну, вспомни, дорогой читатель, хотя бы «Секрет ее молодости» или гурченковские телевизионные «Бенефисы»: какая фантастическая звезда могла бы сиять на небосклоне музыкального кино голливудского типа и театра бродвейского уровня, если бы в России такой существовал! Вспомни фильмы про «Табачного капитана», «Соломенную шляпку», «Красавца мужчину»: какой выдала она там высший класс опереточного шика! Вспомни, наконец, «Песни военных лет»: как пронзительно в тех мелодиях предстает Великая Отечественная – сама Клавдия Шульженко такому могла бы позавидовать.

Да, это не просто актриса: она – автор своих ролей. А поскольку кино – всегда сшибка амбиций, то сие качество тоже усложняло ей жизнь, создавало репутацию «сложной» и «неуживчивой». Режиссеры-ремесленники ломали на ней зубы. А режиссеры-творцы (Рязанов, Герман, Михалков, Кончаловский, Венгеров, Трегубович) в конечном итоге понимали, что им сказочно повезло. Потому что ощущали: у нее редкая творческая интуиция и безупречный слух на правду.

И хотя судьба к Людмиле частенько была безжалостна, окончательно выбить ее из седла не могло ничто: ни сознательно навязываемые «сверху» творческие простои; ни трагический случай на съемках фильма «Мама», после которого актрисе-танцовщице грозила хромота; ни нелепые слухи; ни козни ретивых чиновников; ни сложные семейные катаклизмы. Тогда, в 1972-м, прервав наш разговор, она нежно наставляла по телефону скучающую по ней в Москве Машеньку, спустя годы отношения между мамой и дочкой были , увы, разорваны.

Да, и в личной жизни сполна узнала неверность, коварство, предательство, шантаж. Ее первым мужем был кинорежиссёр Василий Ордынский, вторым – однокашник по ВГИКу Борис Андроникашвили, третьим – сын автора «Молодой гвардии» Александр Фадеев, четвертым – Иосиф Кобзон, пятым – музыкант Константин Купервейс (который в ответ на просьбы позвать к телефону Людмилу Марковну, неизменно отвечал: «Занята», – вот так и я несколько раз не смог к ней пробиться, сорвав тем самым редакционное задание). В конце концов встретила надёжного Сергея Сенина.

Ее назыли русской Марлен Дитрих. В 2001-м, на фестивале имени Веры Холодной, была объявлена «королевой экрана», а в 2010-м получила «Нику» – «за вклад в кинематограф». Что же касается «секрета молодости» (ведь о внешности актрисы ходили легенды), то, по-моему, всё дело тут было не столько в бесконечных пластических операциях (с которыми, по-моему, явно переборщила), сколько в воистину неуемной энергии. Правда, никак не мог я уразуметь: ну на кой ляд эта Личность иногда выступала в паре с Борей Моисеевым?

Однако это так, мелочи. Потому что более полувека – несмотря ни на что – Людмила Марковна опять и опять потрясала нас всё новыми гранями своего талантища. Наверное, до конца своих дней, который так неожиданно, так внезапно наступил 30 марта 2011 года, из далекого-далекого детства слышала родной голос: «Дочурка, глаза распрастри ширей, весело влыбайсь и дуй своё».

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург

Возрастное ограничение: 16+