Владимир Демчиков: «Никому не было больно»: историческая анестезия как национальная идея

19 мая 2016

На днях появилось сообщение , что КПРФ в грядущей предвыборной программе намерена использовать образ Сталина. Про это написал «Коммерсантъ», процитировав секретаря ЦК КПРФ Сергея Обухова. По его мнению, образ Сталина привлечет дополнительные голоса избирателей. За день до этого прокурор Сизов на процессе Петра Павленского заявил: "По мнению государственного обвинения, здание ФСБ на Лубянке имеет историческую и культурную ценность, поскольку в 1930-х годах в здании содержались под арестом выдающиеся деятели культуры".

В этих случайно совпавших по времени заявлениях меня меньше всего интересует уровень популярности тов. Сталина и причины этой популярности. Меня даже не слишком интересует тот удивительный факт, что иногда приходится слышать от одного и того же человека, что – через запятую – Сталин, был, конечно, злодей, создавший репрессивную машину, убившую миллионы людей, но он был все-таки великий человек, при котором в стране прошла индустриализация, и так далее. Подобные рассуждения, уживающиеся в одной голове – это предмет специалистов по шизофрении, и анализировать их, не имея специального образования, затруднительно.

Интересно здесь то, что, когда тов. прокурор спокойно произносит «…здание ФСБ на Лубянке имеет историческую и культурную ценность, поскольку в 1930-х годах в здании содержались под арестом выдающиеся деятели культуры», то для него словосочетание «под арестом» лишено какой-либо отрицательной коннотации. Ну, содержались и содержались, можно сказать, почти что временно проживали. Находились. Пили чай со следователями и беседовали о культуре. И получается, что в 30-е годы, если смотреть из наших дней глазами прокурора, находиться под арестом – этобыло обычное, распространенное времяпровождение, в котором не было ничего такого. И даже немного странно, что на здании на Лубянке, в котором они мирно содержались под арестом, и которое по мысли прокурора, на этом основании приобрело историческую и культурную ценность, до сих пор не висят десятки мемориальных досок, как саркастически предложил сделать социолог С.Абашин: «Здесь допрашивали такого-то…» и так далее.

Эти спокойно произносимые и прокурором, и деятелем КПРФ, и многочисленными публицистами, и историками (как профессионалами, так и любителями) удивительные речи о Сталине, при котором «деятели культуры содержались под арестом», жертвы были, но «время было такое» и «они были необходимы», что Сталин «великий человек, создавший великую страну» (до большевиков Россия, как известно, была карликовым государством с ничтожной культурой и крошечной экономикой) –на самом деле интересны потому, что демонстрируют интересный эффект исторической анестезии, которым все они порождены.

Историческая анестезия как бы незаметно делает нас нечувствительными к тому, что реально переживали люди. Содержавшиеся под арестом деятели культуры и прочие содержавшиеся под арестом наши сограждане – они же не просто так содержались под арестом. Они – все – пережили сильнейшее потрясение, ибо арест – это всегда потрясение, как бы ни были эти аресты часты и привычны в столь любимые сталинистами годы. И содержание под стражей было не просто мирным проживанием в другом месте, а сопровождалось болезненным ограничением свободы, допросами, пытками, нечеловеческими условиями содержания и множеством других аналогичных вещей, способных причинить человеку тяжелые страдания.

Им попросту было очень страшно.

И иногда – очень больно.

И некоторые от страха и боли даже умирали.

А некоторых там же – убивали. Чик – и нет человека. Чьего-то отца, сына, брата.

И когда я слушаю товарища прокурора, рассуждающего про историческую и культурную ценность здания на Лубянке, или сталиниста, рассуждающего о том, что Сталин бы великий человек, или почтенного профессора иркутского вуза, с придыханием вспоминающего своего папу, начальника местного НКВД (который занимался ловлей в нашем городе шпионов и получал за выполнение плана «по шпионам» ордена) – я вспоминаю не только Бабеля, Мейерхольда и других деятелей культуры, которые с выбитыми зубами и сломанными ребрами ползали в собственной крови по подвалам здания, имеющего поэтому историческую и культурную ценность, не только Мандельштама, сдохшего на пересылке под Владивостоком, как собака, и до весны лежавшего в штабеле из замерзших трупов, а потом сброшенного в яму и зарытого вместе с десятками умерших товарищей по лагерю.

И не только сотни тысяч и миллионы наших сограждан, простых людей, прошедших через этот ад или оставшихся в этом аду. Про них уже вспоминали наши классики – ныне отодвинутые в тень.

А вспоминаю я прежде всего – своих домашних.

Деда, арестованного в Бессарабии в 1949 году (по доносу соседа), отсидевшего «десяточку» в Тайшете и так и оставшегося тут, в Иркутской области - имущество-то конфисковали, возвращаться было некуда. Сюда к нему, еще пока сидел, переехала семья: бабушка, мой отец и его брат.

Другого деда (неродного, бабушкиного брата), которого, инвалида первой группы, скрюченного, с костылями грузили в воронок, и который тоже отмотал свою «десяточку». И тоже ведь сосед настучал – дед-инвалид на дому ремонтировал часы и прочие мелкие вещи, «нарушал закон».

Вспоминаю и мою бабушку, которая работала в магазине, и на которую повесили недостачу – с непременной «десяточкой», распространенный тогда был срок. И маму – которая в семь лет отправилась в школу без книжек и тетрадок, просто пошла, «как все ребятишки». Потому что из взрослых тогда не сидела только тетка, с которой мама и жила в нашей «деревяшке» на Ленина, но тетка в тот день была на работе.

Все мои родные, отмотавшие при великом Сталине свою «десяточку» - вот кто вспоминается мне. Им – всем – было страшно, и им всем было больно. И пока я помню, как сидел на коленях у своих дедов, пока помню вкус жареной картошки (а мои бабки жарили ее по-разному, а я это помню отлично), пока помню маму и папу, заставших великого товарища Сталина и поживших в созданной им великой стране, то есть в чудовищной мясорубке, перерабатывавшей человечину для нужд народного хозяйства – мне будет смешно слушать и товарища прокурора Сизова, и многочисленных комических сталинистов, профессионалов и любителей, и нелепых товарищей из КПРФ с их «стремлением использовать образ Сталина» в выборах, и так уже напоминающих клоунаду.

Я просто всегда помню, что и моим родным, и деятелям культуры, и миллионам людей, попавших в ту мясорубку, которую недалекие люди именуют «великой страной» - было больно. Боль, страх и унижение – вот что такое Сталин. И Ленин, конечно, и прочие «герои революции» и гражданской войны – с обеих сторон. Интересно, кстати, почему у нас так охотно ставят памятники именно злодеям и душегубцам?

И пусть сейчас легковерным гражданам – через телевизор и через что угодно еще – гигатоннами закачивают в головы это анестезирующее дерьмо про великого Сталина. Моей бабушке, моим дедам – при Сталине делали больно, их мучили, их унижали, и мне этого достаточно. И делали это какие-то твари, получавшие за это сталинские ордена. И я это кожей чувствую и буду чувствовать, пока буду жив.

Поэтому – используйте, используйте своего Сталина, клоуны. Историческая анестезия – дело, конечно, хорошее, полезное для государства. Жаль, не на всех действует.

Возрастное ограничение: 16+