Выпускница иркутского музыкального училища открывает выставку в Третьяковке

28 августа 2018

Эмилия Кабакова родилась в советском Днепропетровске. Окончила Иркутское музыкальное училище по классу фортепиано (1962-1966), затем - факультет испанского языка и литературы Московского государственного университета. В 1973 году эмигрировала, с 1975-го живет в США. Работала куратором художественных выставок в Нью-Йорке. С 1988 года - постоянный соавтор своего супруга Ильи Кабакова, ведущего художника-концептуалиста. Работы Ильи и Эмилии Кабаковых находятся в собраниях Третьяковской галереи, Эрмитажа, Русского музея.

Выставка Эмилии и Ильи Кабаковых - первый громкий проект Третьяковской галереи в новом сезоне. Ранее экспозиция знаменитых художников «В будущее возьмут не всех» демонстрировалась в Эрмитаже, теперь ее увидят и столичные ценители искусства, причем в расширенном формате. "Глагол" публикует отрывки интервью Эмилии Кабаковой.

______________

Каждый зритель, вне зависимости от своего культурного прошлого, знаний, реагирует на искусство эмоционально, находит для себя что-то персональное, и дальше уже «включаются» его субъективные ощущения, память... У нас это просчитано. Мы стремимся, чтобы наша работа прочитывалась на многих уровнях. Любое произведение искусства должно иметь множество смыслов, слоев. Иначе оно чересчур прямолинейное и, наверное, просто плохое.

- Но вы согласны с тем, что творчество Ильи Кабакова уходит корнями в советскую действительность?

- Оно уходит корнями в русскую и советскую культуру. Естественно, это для нас связано, одно перетекло в другое. И если мы посмотрим на сегодняшнюю культуру России, то всё равно увидим ее связи с советской. Это никуда не ушло.

Когда Илья выехал из СССР в 1987 году, он был переполнен этими образами, желанием рассказать миру о том, что он знает, — как мы жили, страдали, любили, дружили... И он думал, что всю жизнь будет работать с этим материалом. Но прошло какое-то время, и темы поменялись, стали более экзистенциальными. Хотя в какой-то мере это качество у него всегда присутствовало. Например, мотив «отлета», бегства от реальности. Здесь еще дело в том, что практически сразу после его эмиграции мы начали работать вместе. Я уехала из СССР очень рано — мне было 26 лет, я тогда еще не вполне сформировалась как личность. Поэтому мое восприятие мира, культурные корни — иные. И, наверное, у нас с Ильей было взаимное влияние. Мы же обсуждаем конкретные произведения, работу в целом, события в мире… И происходит эмоциональный обмен. Мы все-таки не один человек, а два. Хотя Илья говорит, что мы один человек (улыбается).

- Но все-таки что-то советское в вашем творчестве сохраняется?

- Мы недавно обсуждали это с Ильей и пришли к мнению, что остается идеализм, привитый культурой и образованием, может быть, даже пропагандой. Советская пропаганда в детстве впиталась так глубоко, что по сей день мы, сами того не сознавая, мечтаем об утопии. Утопия не может быть реализована — в этом ее суть. Но утопия — это то, к чему человечество всегда стремится. Сначала оно мечтало о рае. Потом — о коммунизме. Даже фашизм — это тоже утопия: «Мы будем жить лучше всех».

Социализм, капитализм, да практически все «измы» являются желанием людей построить утопию на Земле. И мы тоже призываем в своем творчестве: «Давайте построим утопию!» Придумываем идеальный город будущего. У нас огромное количество инсталляций, которые изображают странные города, необычные полеты, когда человек не приземляется, а смотрит вверх и уходит в мечту.

- В каком из «измов», которые вы перечислили, художнику лучше?

- В том, где его не трогают и не давят.

- Вы говорите о цензурных ограничениях, с которыми Кабаков сталкивался в СССР. Но разве в современном капиталистическом обществе на художника не оказывается давление - коммерческое?

- Оказывается. Но при капитализме ты имеешь право выбора: можешь выбрать деньги, можешь - искусство. В Нью-Йорке есть художники, которые зарабатывают очень много. А есть молодые художники, живущие преимущественно в Бруклине. Их не берут в галереи, но они сами себе устраивают показы в студиях. Разве это не похоже на ситуацию в Москве 1960–1970-х? В конечном итоге ты можешь выбрать свой путь при любом режиме. Но при условии, что тебя не сажают и не убивают.

- Из ныне живущих российских художников Кабаков — самый дорогой. Почему именно он?

- У меня нет объяснения…Из поколения Ильи тоже вышли «в большой мир» всего несколько человек. Им удалось это, потому что они, во-первых, талантливы, а во-вторых, потому что они сумели посмотреть, как их работы вписываются в широкий контекст. Важно умение соединить национальный и интернациональный языки. Далеко не у всех оно есть.

Художники поколения Ильи жили в замкнутом кругу и работали сами для себя. Они были друг другу и товарищами, и зрителями, и критиками. Естественно, когда ты приходишь к приятелю, и его жена кормит тебя обедом, и ты ей делаешь комплимент: «Ты прекрасно приготовила». А потом выходишь и думаешь: «Какая гадость эта ваша заливная рыба»… Смотришь на картину товарища и говоришь: «Ты же гений, это потрясающая картина!» И он свыкается с этой мыслью.

Но вдруг неожиданно все эти «гении» оказались выпущены в большой мир — будто маленькие рыбки попали в океан. Но вместо того чтобы посмотреть вокруг и постараться понять, чем их работы лучше или хуже работ других художников и что тут не так (если что-то не так), они решают, что их должны принять такими, какие они есть. «Посмотрите на нас, мы гении!» Оказалось, не все. И пошли обвинения: «Ты мне не помог, ты вылез вперед». Но ведь начинали вместе! Почему этот поднялся на мировой уровень, а тот не смог? «Потому что он хитрее, проходимец, коммерсант!»

- Часто говорят, что сейчас всё меньшее значение имеют традиционные формы живописи и всё больше выходят на первый план инсталляции. Как считаете, этот процесс будет идти и дальше?

- Он давно уже остановился. Сегодня огромное количество художников рисуют картины. Инсталляций как раз не так много — это довольно сложный жанр. Главные форматы сегодня — видео-арт, перформанс, картина. Я посещаю студии молодых художников, участвую в комиссиях по отбору. И вижу огромное количество живописи. Есть прекрасные молодые художники, работающие в этом направлении, просто превосходные.

- Инсталляция показана. Что потом происходит с объектами? Я не имею в виду картины.

- Это трагедия художника инсталляций - они идут в хранение. И картин это тоже касается, потому что если они были рождены в составе инсталляции, мы не продаем их отдельно. А коллекционеры почти никогда не покупают инсталляции. Музеи же хотят их получить, но у них, как правило, нет денег. Они просят или продать за половину цены, или подарить, но я уже знаю: подаришь - поставят в запасники, и это будет навсегда…

- Здесь есть еще одна сложность: как воссоздать инсталляцию после...

- ...после смерти художника? Для этого мы делаем огромное количество фотографий инсталляции, описаний, текстов. У меня сейчас в телефоне закончилось место - там 8 тыс. фотографий. И это не считая того, что хранится на компьютере. Мы очень организованны с Ильей. Патологическая организованность - наша общая черта. Мы встаем в пять утра и работаем. Мы знаем, где находится каждая работа, все ее перемещения записаны. Поэтому, кстати, если кто-то создаст подделку, мы мгновенно узнаем.

- Новости как-то влияют на искусство Кабакова?

- Нет. Есть художники, которые вдохновляются реальностью, есть художники-визионеры, а есть те, кто работает от фантазии. Илья относится к художникам от фантазии. Я - к визионерам: вижу что-то впереди и воплощаю это. Поэтому у нас такой хороший тандем: мы дополняем друг друга.

- Когда вы создаете тотальные инсталляции, что рождается раньше - идея или визуальный образ?

- Это всегда соединено. Появляется какая-то идея, и ты ее видишь перед собой как образ. Дальше мы начинаем это обсуждать, прорабатывать детали. Но в воображении произведение уже готово, осталось только воплотить его в жизнь (смеется).

- Вы с Кабаковым работаете совместно или каждый отвечает за какую-то составляющую работы?

- Работа всегда идет совместно. Единственное, за что я не отвечаю, - это картины. Я не рисую. А вообще мы не признаемся, что мы делаем отдельно.

По материалам газеты "Известия". Фото из открытых источников.