Усадьба на Желябова
04 июня 2022
«Глагол» публикует отрывки из воспоминаний историка Ларисы Подольской об Иркутске и улице Желябова. Вторая часть посвящена усадьбе, где прошло тридцать лет ее жизни.
Часть первая. Из истории допожарного Иркутска.
Усадьба по ул. Желябова, 9. Сейчас этот адрес носит областная школа искусств. А тогда в усадьбе было пять маленьких домов, в основном состоявших из сеней, горницы и кухни. Эти дома первоначально сдавались как временное жилье. Скопив средства и заказав проект, хозяин усадьбы приступал к сооружению главного дома, который мог стать его личным домом или готовился для сдачи внаем. Если рассматривать структуру домов по правой стороне Большой Трапезниковской, ныне Желябова, от нынешней площади Труда собственники выстроили двухэтажные и одноэтажные дома с мезонинами. Квартиры были с высокими потолками, большими окнами. Хозяин предусматривал сдачу квартир внаем, предполагались общие кухни с русскими печами.
Дом должен был быть двухэтажным, о чем свидетельствовал чердак. На первом этаже было находились три удобные квартиры. В советское время в доме проживало пять семей. Любопытна история квартиры из двух комнат и общей кухни на четыре семьи.
В мезонине жила большая семья Франских. Вдове генерала Франского, у которой было пятеро детей, к пенсии выделили дополнительное помещение и право на продажу водки, то есть здесь была монополка, и я хорошо помню теплую дверь, всю побитую углами ящиков с водкой. От нашей квартиры была отрезана хозяйственная часть, которая перешла квартире хозяйки водочного магазина.
Помню, что там проживало немало людей, заселившихся вскоре после пожара, настоящих старожилов. Так, в соседнем доме жила семья сапожника Сутогоня, который держал киоск ремонта обуви на рынке. Он пережил переезд, когда наши дома пошли под снос. На их месте выстроили школу искусств и комплекс жилых домов, которые были заселены партийными работниками, а нас в 1971 году переселили в микрорайон Юбилейный. Сапожник ушел из жизни в 1974 году, и ему было 99 лет.
К долгожителям относились еще три семьи в нашем доме. Главой первой был Николай Александрович Ахоладзе. Его семья соединилась с осиротевшей семьей Скырладзе (сын и две дочери). Он женился на овдовевшей жене своего друга Марии Ильиничне. У них был общий сын – Георгий. Николай Александрович привез семью из Забайкальского рудника, где они с другом отбывали наказание за убийство. Возвращаться в Грузию он не захотел, стал сибиряком. В годы войны был поваром в военном госпитале, который располагался в здании бывшей женской гимназии (ныне средняя школа № 72), за работу был награжден почетным знаком. После войны, уже очень старым человеком, он устроился дворником на площади Труда, а когда там построили фонтан, то купил рыбок и бдительно следил за их сохранностью. Потом он собрал нас, ребятишек, и под его руководством мы устраивали первую послевоенную цветочную клумбу, причем рассаду он купил сам, все лето следил за клумбами, привлекал детей к уходу за ними. Порядок там был всегда. А запустение на площадь пришло, когда он по болезни и возрасту не смог работать. Причем он спрашивал нас, как там, на площади, и мы, жалея его, говорили, что цветы не садят, потому что началась стройка. Там как раз возводили новое каменное здание цирка. Еще запомнилось, как грузинская диаспора собиралась в доме Ахаладзе во время болезни Сталина, его кончины и похорон. Все жители нашего двора с глубоким уважением относились к скорби иркутских грузин.
Как потом показала жизнь, отношение к вождю среди жителей нашего двора было разным, но уважение к суровому обряду их скорби и прощания было уважительным.
В соседнем домике жила экзотическая семья. Ее главой была Ксения Николаевна Скворцова – настоящая таборная цыганка. Она обладала редким голосом. И однажды в городок, рядом с которым расположился табор, начал гастроли хор. Табор был на всех концертах, а однажды утром обнаружили, что Ксении нет дома, оказалось, что и артисты уехали неизвестно куда. Какое-то время Ксения пела в хоре, но то ли коллектив распался, то ли юная солистка не подошла. Какое-то время она бедствовала, но вдруг оказалась солисткой какого-то кабаре, которое гастролировало по приискам Забайкалья. И вот на ее выступлениях стал постоянно появляться местный мастеровой, вскоре он показал себя как виртуозный баянист, и они стали выступать вместе. У Федора Николаевича была семья, но он бросил ее и стал членом кабаре, а потом дуэт начал выступать самостоятельно. Как судьба забросила их в Иркутск, никто не знал, но произошло это в первые годы прошлого века. В нашей усадьбе они и осели. У них было двое детей, а потом трое внуков. Они никогда не были на государственной службе, но жили зажиточно.
Федор Николаевич не умел ни читать, ни писать, зато у него были золотые руки. Он слыл прекрасным печником, славился и как побельщик, лудил, паял. Он научился ставить антенны, затем освоил превращение обычных самоваров в электрические, починял все имеющиеся электроприборы. Ксения Николаевна оказалась прекрасной портнихой, и все завмаги города были ее клиентами. Причем она никогда не оформляла документы, а проверяющие от нее уходили довольные. Иногда супруги выступали на свадьбах и юбилеях, а когда у них было хорошее настроение, то устраивали концерты, кстати, очень популярные среди соседей. Но это была очень шумная семья: у них часто бывали скандалы с драками, причем обязательно они выбегали во двор, а затем драка продолжалась по Желябова, переходила на Гусарова, затем по Халтурина и Каландарашвили они возвращались к себе домой, где все стихало. И уже через некоторое время о них можно было думать как о самых мирных жителях. Эти драки были любимым развлечением для ребятишек нашего и соседних домов. Мы сопровождали на расстоянии толпу, а потом горячо обсуждали подробности, правда, об этом я никогда не рассказывала дома. Семья держала в напряжении весь двор. Террор Ксении Николаевны прекратился, когда мы подросли, ее скандальные вылазки стали осторожными, мы сумели укротить этот бурный нрав.
Долгие годы в избушке-развалюшке тихо жил бывший ссыльный армянин Менас Иванович Сермельянц. Он появился в нашей усадьбе в конце ХIХ века, вскоре женился на русской вдове, и они промышляли выпечкой пирожков, которые Менас Иванович продавал на соседнем мелочном рынке.
Но вот в средине 30-х годов прошлого века во дворе появилась смуглая маленькая женщина, которая громко на неизвестном языке что-то настоятельно требовала. Прибыла милиция, потом какие-то должностные лица, которые перевели, что эта женщина есть армянка, турецкая подданная и законная жена Менаса Ивановича. Оказалось, что он в Армении женился на восемнадцатилетней Алтун Сергеевне, но вскоре в драке совершил убийство и был осужден в сибирскую каторгу, отбыв которую, тихо поселился в Иркутске.
Сколько же сил потратила Алтун Сергеевна, чтобы воссоединиться с мужем. Первоначально они жили втроем, потом русская жена от них съехала, но еще долгие годы, до самой смерти, она посещала их и чем-то помогала. Менас Иванович устраивался сторожем, но работа эта была непостоянной, поэтому соседи помогали продуктами, одеждой и сочувствовали их семье. Интересно, что Алтун Сергеевна долгое время была лицом без гражданства и регулярно отмечалась в милиции. Причем она этим очень гордилась и считала своим главным достоинством, о чем заявляла во время дворовых перепалок. Но как только началась война, она, как иностранка и лицо без гражданства, была интернирована и находилась в трудовом лагере, из которого вернулась вскоре после победы. Вот тогда она решила принять советское подданство, а это оказалось очень трудным делом. Только уже в 60-х годы мне удалось добиться положительного решения ее вопроса. Интересно, что любимым занятием новой подданной стали беседы с агитаторами и голосование: на участок, который был в управлении слюдяной фабрики, через дорогу от нашего двора, она приходила задолго до 6 часов. Она хотела опустить бюллетень первой, но комиссия не разрешала делать это раньше срока, и она боролась за свое избирательное право, как она его понимала.
Окончание следует.
На фото из архива Аси Куренковой: Ивановская площадь (ныне площадь Труда).
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
