Лилия Ладик: слово - не воробей

15 ноября 2021

Ученые-филологи подсчитали, что восемьдесят процентов слов в русском языке имеют церковно-славянс­кие корни. Именно поэтому, утверждают они, имеет он ярко выраженный нравствен­но-оценочный характер. «Слово не воробей: вылетит - не поймаешь» - говорит пословица. 

Нравственная разборчивость русского языка особенно хорошо видна в местных говорах и метких народных прозви­щах, четко различающих добродетель и порок. Так, например, про скромного, работящего парня старики прежде говорили, что он «у людей на славе». Это значит, что добрая слава о нем быстро бежала по окрестным селам и к ней чутко прислушивались, в первую очередь, невесты. За такого парня охотно шли замуж.

Народное слово по-своему величало строгих, серьезных девушек, послушных своим родителям, уважающих стариков и почитающих Божью церковь. Они умело вели большое крес­тьянское хозяйство, нянчили младших сестер и братьев, пря­ли и ткали, а в праздники заплетали на траве-мураве веселые хороводы. И когда выходили из возраста «подневестниц», называли их «словутницами».

Давно известно: метким словом можно не только облас­кать человека, но и сурово наказать. Оно может пригреть, как солнышко, и, наоборот, припечатать ко лбу несмываемое, как смола, позорное прозвище, которое, как вину своих предков перед честным миром, будут затем долгие годы носить без­винные потомки того, кому оно было адресовано… Как же дорого стоит это слово, вымолвленное умудренным стариком в одночасье - в долгой раздумчивости и нравственной взыс­кательности к человеку!

Точность и строгость народного языка видна в тех прозви­щах, которые давались раньше в старину отдельному челове­ку или зачастую даже целой деревне.

На первый взгляд они кажутся жестокими. Но это только на первый взгляд.

Вспоминаю случаи, с которыми пришлось мне столкнуть­ся в прошлом во время фольклорных экспедиций. Ездила я по сибирским деревням, записывая устные рассказы, песни, легенды. Однажды летний маршрут привел меня в старинное село, чьи богатые, сложенные из мощных бревен дома возносились на крутом берегу над сверкающей излучиной реки Лены. Жили здесь крепко и зажиточно, потому что мужчины уходили зимой в тайгу и промышляли охотой, добывая для городских модниц белку и дорогого соболя.

Удивительно красивым было это село! На краю речного обрыва темнели баньки. Через дорогу от них осанисто и до­родно высились столетние, почерневшие, как бархат, избы с палисадниками, заросшими тенистой черемухой. Крыши многих домов были увенчаны старинными коньками, амба­ры подпирали фигурные балясины, на каждых воротах - кованые кольца для привязи лошадей. Вдоль единствен­ной, вытянутой по Лене улицы среди густой травы тянулся чистый, сшитый из широченных плах тротуар, на котором лежали похожие на волков охотничьи лайки, сторожко следившие умными глазами за приезжими. Среди могу­чих темных елей, виднеющихся вдалеке, стояла когда-то деревянная церковь, звавшая местных жителей к любви, прощению и милосердию.

Своей опрятностью, мощью богатырских, рубленных деда­ми домов, веселым и привольным видом это село славилось далеко окрест. Каково же было мое удивление, когда позже в соседней деревне я услышала, что хозяев его на Лене кличут «воробьями». Почему?

«Воробей-то че! Везде поспет! И свое склюет, и у соседа уташшыт, - рассмеялась на мой вопрос за чашкой чая хо­зяйка, у которой я записывала на редкость красивые песни. И, объясняя не совсем лестную для зажиточных соседей кличку, как бы повинилась слегка и добавила: - Народ там такой… Быковатый. Не шибко приветный».

В скором времени собирательский азарт привел меня еще в одну, на этот раз заброшенную и одичалую, деревеньку, жителей которой суровая на язык Лена прозывала «голика­ми». «Откуда же это пошло?» - допытывалась я у очередной своей певицы. Та величаво, строго ответила: «Дак ить че? Оне там живут се равно на один день! Запасов, дехка, никаво не делают. И дяревню запустили. Мы-то ить свою дяревню подстегивам! Поросят-от на улицу не выпускам, штоб чис­то было. Оне-ить там вовсе опустилися… Грязища кругом и пьянь!»

Поразительно все же, как разнообразен народный ха­рактер, отразившийся в местных говорах. В ленских клич­ках навсегда отпечатались те неписаные законы и тот нрав-ственный уклад, которым отличались когда-то русские ста­рожилы. Собственно говоря, через них людская молва как бы лепила для потомков идеальный образ своего земляка, рисуя его таким, каким и должен быть хозяин, достойный столь прекрасной земли: совестливый, щедрый и трудолю­бивый.

Жизнь без заботы о завтрашнем дне, о детях и внуках, бесхозяйственность и безответственность перед будущим сурово порицались народной молвой, а нищета понималась трудолюбивыми крестьянами не иначе как следствие лени, пьянства и других пороков, в которых виновен сам человек. Хотя, с другой стороны, по-волчьи ненасытная хозяйская хватка и замкнутая от добрых людей жизнь только для себя, «на свое брюхо», тоже не были в почете.

Это отрывок из текста пятнадцатилетней давности известного педагога, культуролога Лилии Александровны Ладик, у которой вчера был юбилей. "Глагол" поздравляет ее с днем рождения!

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!