Лев Сидоровский: 185 лет назад не стало Александра Сергеевича Пушкина

10 февраля 2022

10 февраля 1837 года не стало Александра Сергеевича Пушкина.

И должность, и звания Сергея Александровича Фомичёва внушают уважение: учёный секретарь Пушкинской комиссии Российской Академии наук, доктор филологических наук, профессор. Мы знакомы давным-давно. А сейчас вспоминаю, как ещё лет сорок назад, в очередной раз, пришёл на набережную Макарова, в тот самый знаменитый Пушкинский Дом, где хранятся все рукописи поэта, и спросил:

– Сергей Александрович, вероятно, мои коллеги, встречаясь с вами как с заведующим группой пушкиноведения, о чём бы конкретно ни шла речь, не могут удержаться от вопроса: что известно о Пушкине нового? Если так, то и мне в этом смысле не хочется сегодня быть исключением.

Фомичёв развёл руками:

– Что ж, ваше предположение вполне соответствует действительности, и я очень хорошо понимаю людей, которые такой вопрос задают. Хотя при той изученности жизни и творчества поэта, при том огромном отряде пушкинистов и у нас, и за рубежом, на долю каждого исследователя этого «нового», естественно, приходится и не так уж много, новое о Пушкине всё-таки постоянно появляется. Недавно у нас, в Пушкинском кабинете, я внимательно просмотрел вырезки из газет только за прошлый год, чтобы ещё раз отчётливо ощутить: Пушкин воспринимается сейчас как один из самых популярных героев современности.

Да, в широкую реку каждодневной газетной информации пушкинская тема вторгается мощным потоком. Журналисты постоянно пишут о новых пушкинских спектаклях, выставках, докладах, о новых переводах его произведений на иностранные языки и о находках, проливающих свет на те или иные факты биографии Александра Сергеевича, его творческого процесса. Невольно снова поражаешься правоте Белинского, считавшего, что Пушкин принадлежит к вечно развивающемуся явлению.

Что ещё всегда новое в Пушкине? Да сам он, Александр Сергеевич, иначе, наверное, мы не возвращались бы к его книгам снова и снова, всякий раз находя в этом смысл. Поэт заглядывал чрезвычайно далеко, касаясь самых глубинных истоков нашей эмоциональной жизни. Вот почему общение с ним освежает для нас картину и современного мира. Понимаю, что эти рассуждения, так сказать, общего характера, а люди обычно ждут конкретных новых находок, новых открытий. Но учтите: группа пушкиноведения Института русской литературы (Пушкинского Дома) Академии наук СССР занимается своим делом профессионально, а не поиском сенсаций.

– Во что же конкретно это выливается?

– Ну вот, например, в прошлом году осуществлено так называемое третье малое академическое издание произведений Александра Сергеевича. Когда-то впервые его подготовил Борис Викторович Томашевский, но выход каждого последующего издания – процесс отнюдь не механический. Мы снова и снова тщательно просматриваем пушкинский текст на основании первоисточников: может, накопились ошибки, ляпы, которые, увы, случаются ещё в издательской практике? Например, сам я, готовя 4-й том, заметил около трёхсот ошибок.

– Трёхсот? Это в академическом-то издании?

– Увы, хотя ошибки эти в основном синтаксического характера: то какой-то знак перенесён из пушкинской рукописи бездумно (а тогда знаки порой имели смысл, отличный от нынешнего), и в результате современному читателю фразы не понять; то странный знак внесён не особенно умелым редактором.

Ещё выяснилось, что в одной из сказок пропущена целая строка, а в нескольких случаях – неверно напечатано слово. Если учесть, что академические издания являются основой издания Пушкина вообще, то, согласитесь, такая работа весьма важна.

– А что, Пушкин прочитан уже весь?

– Заслуга старшего поколения пушкинистов прежде всего в том, что у Пушкина прочитано каждое слово. Каждое! Дабы понять, какой труд они совершили, взгляните, пожалуйста, хотя бы на эту ксерокопию пушкинской рукописи. Можете прочитать?

– Пожалуй, ничего не разберу.

– Вот-вот, о будущих исследователях своих черновиков Александр Сергеевич явно не заботился: многие фразы зачёркнуты, и тут надо знать не просто особенности пушкинской графики, но и иметь общее чутьё текста. И учёные, готовившие большое академическое издание в 1937—1949 годах, этим качеством обладали великолепно.

– Я вот о чём подумал: если фраза зачёркнута, то, может, автор и не хотел, чтобы её читали?

– Естественно, Пушкин всегда искал наиболее весомое слово, но разве его путь к этому золотому слову для нас не поучителен? Разве не важно понять его?

– Так что же, всё прочитано, исследовано, и нынешним пушкинистам в этом смысле делать уже нечего?

– Находится, что делать и нынешним. Уточнения идут и будут идти постоянно. Позвольте лишь один пример. Есть у Пушкина известное стихотворение 1830 года:

Я здесь, Инезилья,
Я здесь под окном.
Объята Севилья
И мраком и сном.
Исполнен отвагой,
Окутан плащом,
С гитарой и шпагой
Я здесь под окном.
Ты спишь ли? Гитарой
Тебя разбужу.
Проснётся ли старый,
Мечом уложу...

Эти стихи существуют лишь в черновике, при жизни поэта не печатались, однако вошли во многие романсы: первым использовал их Глинка, потом – Даргомыжский. Стихи стали популярными, хотя в них явно присутствовала нелепость: каким это образом, придя на свидание к любимой с гитарой и шпагой, герой собирался уложить её старого мужа мечом? Что, идальго явился к даме сердца сразу с гитарой, шпагой и мечом? Ерунда какая-то. Заглянул я в пушкинский автограф, а там вместо «мечом уложу» значится: «тотчас уложу». Откуда же, спрашивается, взялся «меч»? Повторяю, сам Пушкин этих стихов не публиковал, но зато в 1834 году они были напечатаны как приложение к нотам Глинки. Глинка и раньше часто брал у поэта для романсов неопубликованные тексты и, видимо, на сей раз «подправил» стихи, потому что петь «мечом» лучше, чем «тотчас», музыковеды во всяком случае такого мнения. Так что пушкинские тексты надо постоянно проверять и проверять.

– Существует мнение, что некоторые произведения Александра Сергеевича до нас не дошли.

– Да, мы знаем, например, что после восстания декабристов он, ожидая ареста, уничтожил несколько писем и дневник, начатый в Михайловском, – досаднейшая потеря. Однако изыскания свидетельствуют: хотя Пушкин и сжёг этот дневник, целый ряд фрагментов из него пристроил по другим произведениям, например, об экзамене в Царскосельском лицее, или прекрасный грибоедовский портрет, который явился нам на страницах «Путешествия в Арзрум».

Кстати, проблема с дневником не закрыта до сих пор. Так, одна из наших сотрудниц, Янина Леоновна Левкович, убедительно показывает, что целый ряд мемуарных записок Пушкина вошёл в страницы, где их и не ожидаешь, – в «Опровержение на критики», написанное в 1830 году под небом Болдина. И действительно, там, оказывается, не только спор поэта с критиками, но и масса мемуарных свидетельств.

Но всё-таки я бы хотел предостеречь от сенсационных слухов вокруг некоторых пушкинских произведений. Существует, к примеру, мнение, что был так называемый Первый дневник Пушкина тридцатых годов. Дело в том, что есть дневник 1833-1835 годов, помеченный цифрой 2. Значит, был и 1-й? Говорят, что, мол, дневник оказался за границей и там утерян. Тут я в числе скептиков: считаю, что эти свидетельства сильно преувеличены.

Известно мнение современников поэта о том, что когда в 1826 году Пушкин отправился с фельдъегерем в Москву, к Николаю Первому, то с собой он повёз стихотворения, составляющие цикл, из которого до нас дошло лишь одно – «Пророк». А были, мол, ещё три – очень смелые, вольнолюбивые, при этом обычно цитируются четыре строки, очень слабые, на пушкинские не похожие. Так что же, те три стиха поэт уничтожил? Думаю, что тут путаница. Незадолго до этого Пушкин как раз закончил цикл «Подражание корану», состоящий из девяти стихотворений, и в сюжете «Пророка», как показало исследование, тоже используется легенда из жизни Магомета. Вот мне и кажется, что все стихи, которые Пушкин вёз в Москву, из этого цикла. Вообще, по моему мнению, Пушкин тщательно берёг всё, что написал. Цену своему слову он знал.

- А как же, Сергей Александрович, десятая глава «Евгения Онегина» – ведь доподлинно известно, что поэт её сжёг?

– Доподлинно? В Институте востоковедения работает доктор исторических наук Игорь Михайлович Дьяконов, но есть у востоковеда ещё и другая страсть - Пушкин. Так вот, сейчас, в очередном томе серийного издания «Пушкин. Исследования и материалы» мы печатаем его статью как раз относительно десятой главы «Онегина», и мне гипотеза Дьяконова кажется весьма убедительной.

– В чём же она состоит?

– Автор доказывает, что как таковой десятой главы, кроме известных строф, от которых остались по четыре строчки, видимо, и не было. А что же было? В Болдине Пушкин закончил «Онегина». Ещё несколько лет назад он предполагал, что роман разовьётся в двенадцать глав: когда выпускал предыдущие главы по отдельности, то шестую завершала строчка: «Конец 1-й части». Зная страсть поэта к гармонии формы, трудно предположить, чтобы первая часть была из шести глав, а вторая, допустим, из двух-трёх. Значит, Пушкин рассчитывал ещё по крайней мере на шесть глав, и на это, кстати, указывает характер глав последующих, 7-й и 8-й: после динамики предыдущего текста здесь как бы сплошная экспозиция. Двинуть сюжет Пушкин предполагал далее: ведь он собирался или привести Онегина к декабристам, или его герой должен был погибнуть на Кавказе. И вот, вероятно, когда истинное лицо Николая Первого стало ясно поэту до конца, он понял, что такой финал не пройдёт, а писать «в ящик» Пушкин не мог.

Дьяконов предполагает, что строфы из 10-й главы – это часть отколовшейся 8-й главы: после путешествия Онегина автор хотел дать панораму широкой общественной жизни России, подведя героя к новым событиям. Эти куски выпали из 8-й главы по цензурным соображениям.

И всё-таки на ваш вопрос о том, весь ли Пушкин опубликован, ответить категорически, увы, не могу. Потому что, где, во-первых, гарантия того, что что-то не осталось нам неизвестным? Каждый исследователь надеется, что ему повезёт. Потому что, во-вторых, не опубликованы целиком сами пушкинские рукописи и прекрасные его рисунки.

– Ну, пушкинские рисунки – это особый феномен.

– Да, Александр Сергеевич очень современный в нашем понимании художник: лаконичный, экспрессивный, выразительный и удивительно точный. Порой портреты, созданные им, - единственный иконографический документ относительно того или иного исторического лица. Он также хорошо передавал пейзаж (только по памяти), прекрасно иллюстрировал свои произведения – вообще пушкинские рисунки очень прочно связаны с рукописью. Иногда они возникали в минуты творческих пауз: задумался над какой-то строкой – и перо уже вычерчивает чей-то профиль.

Вот, например, профиль Александра Ипсиланти, руководителя греческих повстанцев против турецкого ига, а между тем это рукопись элегического стихотворения 1821 года: «Кто видел край, где роскошью природы оживлены дубравы и луга...»

Стихи о Крыме безмятежны, а на рисунке Ипсиланти и ещё другой воин. Значит, где-то параллельно у автора шёл свой ход мысли. Когда-нибудь, наверное, наука поймёт основы пушкинского мышления, во всяком случае, его рисунки для этого – материал богатейший. Здесь рисунок рисунку – рознь. В рукописных черновиках это обычно как бы поток ассоциаций, который входит в процесс сочинения стихов. А вот в беловых рукописях, мне кажется, рисунок несёт или иллюстративный смысл, или какой-то иной, автору особенно дорогой и важный. Как бы подчеркивает им подспудный смысл стиха, о котором не хочет говорить прямо.

Предлагаю обратиться вот к этой ксерокопии. Стихи 1828 года:

Кто знает край, где небо блещет
Неизгладимой синевой.
Где море тёплою волной
Вокруг развалин тихо плещет.

В нём рассказывается о прекрасной природе Италии, о какой-то северной красавице Людмиле, о Рафаэле, Канове. Стихам предпосланы два эпиграфа. Если один, из Гёте, вполне понятен: «Ты знаешь край», то другой до любопытства странен: «По клюкву, по клюкву, по ягоду, по клюкву...» Ни о какой клюкве в стихотворении речи нет. А теперь взгляните на рисунок – кто это?

– Наполеон...

– А ведь он здесь тоже совершенно не нужен. Хотя смотрите, сколько вычеркнутых строк – о чём они? И отточие – какая-то мысль утаена. По поводу этих стихов у меня есть рабочая гипотеза, но её ещё надо хорошенько проверить.

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург

На фото: Сергей Александрович Фомичёв. Пушкинский Дом. Автопортрет поэта.
Его рукописи.

Возрастное ограничение: 16+