Иван Вырыпаев о том, как он продавал с мамой ведро черники
13 ноября 2021
Один из составителей вышедшего сборника Сергей Шаргунов говорит, что "Люди Сибири - упрямые люди. Просторные. У каждого Сибирь своя. Эта книга возможна во множестве томов".
Редакция Елены Шубиной выпустила сборник текстов современных писателей, посвященных Сибири. Он называется "Сибирь: счастье за горами".
Авторы текстов: Василий Авченко, Андрей Антипин, Алёна Бабенко, Ирина Богатырёва, Иван Вырыпаев, Олег Ермаков, Дмитрий Захаров, Наталия Клевалина, Илья Кочергин, Татьяна Лазарева, Василина Орлова, Евгений Попов, Ярослава Пулинович, Андрей Рубанов, Роман Сенчин, Михаил Тарковский, Андрей Филимонов, Сергей Шаргунов.
"Глагол" публикуем отрывок из эссе, в котором Иван Вырыпаев рассказывает о непростой жизни в родном Иркутске и о том, как в детстве он с мамой продал ведро черники.
В моей школе было два параллельных класса, А и Б. В каждом классе примерно по 25 учеников. Но потом, после 8-го класса, большинство подростков уходили в техникумы или ПТУ, и тогда два класса объединяли в один. А и Б соединяли в "А". Я закончил десять (а точнее, одиннадцать - эта реформа случилась при переходе из 8-го сразу в 10-й, то есть я никогда не учился в 9-м классе). Из обоих классов в итоге 19 человек погибли от наркотиков, от криминала или в тюрьме. 19 из 50! Такая статистика.
Однажды...мы с мамой продавали ягоду у дороги. Стояли у дороги с тремя ведрами ягод, которые моя мама набрала в лесу, и смотрели на проезжающие мимо машины. Три ведра ягоды можно было продать за три-четыре часа. Какие это были деньги, я не помню. Но мама торговала ягодами не ради развлечения.
Мы тогда жили вдвоем, мои родители развелись. И за лето на продаже ягод мы могли заработать какие-то деньги. И вот однажды, году в 82-м, возле нас остановилась машина, из нее вышли трое, но один из них был... Вот сейчас я прошу прощения и надеюсь на понимание, но я не могу не использовать этого отвратительного слова, потому что в моем детстве это слово было литературным, - "негр". И один из этих трех был негр. Так я первый раз в жизни увидел чернокожего человека. У нас таких людей вообще не было. Мы знали о таких людях только из стихотворения Самуила Маршака "Мистер Твистер".
Чернокожий человек вместе с другими подошел к нашим ведрам, а моя мама громко, вслух, просто не выдержав от неожиданности, почти вскрикнула: "Смотри, Ванечка, негр!" Я не помню, какая была реакция тех двух белых, и я, честно говоря, вообще их не помню. Я помню только его. Невероятного, черного, белозубого человека. Он был другой. Не такой, как мы все. Мы не были расистами, мы и не могли ими быть. Нас воспитывал дедушка Маршак, он рассказывал нам о том, какие ужасные расисты живут в США (словно был из движения Black Lives Matter), особенно эти проклятые, сытые миллионеры вроде мистера Твистера. Кстати, когда я уже жил в "другой жизни" и ставил спектакль в Нью-Йорке, то художник по свету, с которым мы работали, коренной житель Нью-Йорка, с раздражением рассказывал мне о миллионерах, поддерживающих Дональда Трампа, которые в душе почти все расисты.
"Меня не удивишь, - подумал я, - я знал об этом еще в детстве". Спасибо, дедушка Маршак, за то, что воспитал нас интернационалистами, но тогда... В тот момент мы с мамой просто замерли от такой возможности. От свалившейся на наши головы, на наши судьбы, на наши жизненные пути невероятной возможности видеть это прямо перед собой. Видеть героя книг Марка Твена прямо перед собой.
И не просто видеть... Он ведь купил у нас ведро ягод. Ягода называлась (ну, пожалуйста, поверьте, что я не преувеличиваю) черника. Заплатил за все белый. Между собой они говорили на незнакомом языке, позже мама объяснила, что это был английский. Чернокожий попробовал ягоду. Он насыпал ее в... белую ладонь. Да! Его ладонь была белой. Я не знал об этом. Не знал, что у чернокожих белые ладони. Об этом дедушка Маршак не сказал ни слова. Потом они сели в машину и уехали. С нашей ягодой. Черника!
Мы были в шоке. Мы стояли и молча смотрели им вслед. "Негр, мама?" - еще зачем-то переспросил я, словно во сне.
"Негр, сыночек, негр", - ответила мама, и счастье засияло в глазах...
90-е годы были годами борьбы за свободу. Мы обретали свободу. Это все равно было необходимое время. Расплата за грехи наших дедов и наших отцов. Жертвоприношение черной дыре. Мы шли вперед. Мы были по-своему счастливы. Мы горели в огне. И этот огонь сжигал в нас страхи и комплексы, сжигал в нас... и нас. Он сжигал нас. Мы сгорели в этом огне. И Леха, мой друг, не вернулся оттуда. Он там. В черной магической дыре, вместе с цыганами и ментами, стоявшими за поставками героина, чтобы заработать, но теперь все это в черной дыре...
Мы много пили. В основном водку. И портвейн "Три семерки", в народе называемый "Три топора". Я не знаю, что туда добавляли, но, выпив один стакан, ты не просто пьянел, ты летел. Начинался самый настоящий трансовый трип. У меня большой опыт трансовых состояний. Но в поздней моей жизни, в других уже мирах, там, где я живу и сейчас, все эти состояния всегда очень осознанны и являются частью духовной практики. А вот стакан портвеша "Три топора" - это был, пожалуй, первый в моей жизни серьезный отлет. Сибирь...
Сейчас о том, что тогда, в 98-м, мне уже совсем невозможно было работать в моем родном городе. Ведь я делал так называемый авангардный театр. Авангардный театр в Иркутске был сродни наркомании и СПИДу. Так что работать нам уже почти было негде. Друзья вокруг умирали от СПИДа, ножей, тюрьмы, передоза и суицида. Где-то далеко шла война в Чечне. Паренек, что учился одним классом раньше, Рома, пошел на войну и там попал в плен. В его квартиру в Иркутске однажды позвонили, открыла Ромина мать. За дверью оказался чеченец. Сказал так: "Платишь здесь, отпускаем там". Сервис к этому времени уже был на высоком уровне. Мама Ромы внесла платеж. И действительно, через пару месяцев ее сын был уже дома. Все закончилось очень хорошо. Как и должно все заканчиваться всегда - хорошо...
Более полный текст читайте на портале "Gorky.Media".
Фото театр "Практика"
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
