Даманская: от Кая до Летова
17 августа 2021
«Глагол» продолжает еженедельные публикации обзоров иркутского историка и журналиста Владимира Скращука о редких книжных изданиях, многие из которых сохранились в Иркутске в единственном экземпляре.
Даманская А.Ф. Карточные домики советского строительства. – Берлин, без издательства, 1921. – 43 с.
Удивительные петли вьют слепые парки, прядущие нити судеб людей. Августа Доманская, всю жизнь писавшая и переводившая лучших европейских авторов (одни только переводы составили бы по подсчетам биографов 54 тома), осталась в истории отечественной литературы как автор небольшой книжки, посвященной первым годам советской власти. Все остальное, включая романы и сборники рассказов, потерялось на фоне событий первой половины ХХ века.
Причиной такого избирательного внимания публики и критики должна была стать не только информация о Советской России, объединенная автором в семь глав (как бы семь «античудес»), сколько злая и решительная интонация текста. Человек, настроенный к советской истории достаточно нейтрально, сказал бы, что Даманская страдала «синдромом Кая». Эта несуществующая для настоящей медицины болезнь описывает человека, который во всем происходящем видит только плохое.
Действительно, Даманская, половину дореволюционной жизни прожившая в Европе, видит в попытках советской власти только плохое. Нехороши сами по себе новые руководители страны (глава «Они»): «Слово это и помимо многообразнаго выраженія, которое вкладывается въ него - оттѣнки его многообразнѣе облаковъ на небѣ, - это цѣлая гамма чувствъ: злоба и страхъ, ненависть и робость, безнадежность и злорадство, покорность и ѣдкое затаенное глумленіе, это слово „они“ въ себѣ самомъ заключаетъ понятіе о чемъ-то не нашемъ, намъ чужомъ, болѣе или менѣе далекомъ, враждебномъ. Слово это, какъ бы оно ни произносилось, проводитъ межу, раздѣльную полосу, ровъ, пропасть. По одной сторонѣ, стало быть, „они“, - по другой сторонѣ – мы».
Чувство, что и говорить, яркое и сильное. Но разве до революции было как-то иначе? Даманская сотрудничала с эсерами, а уж от них никак нельзя было бы ожидать единства с правительствами Николая II и консервативной по большей части Государственной думой. Выходит, что при любом режиме, при любой власти Даманская относилась бы к той части интеллигенции, которая всегда была против, всегда возражала против установленного порядка и вела себя «назло да поперек». Описание жизни в советском Петрограде часто напоминает прозаические тексты сибирского поэта Егора Летова, который как никто умел создать такое же ощущение грядущего конфликта: «…сгущенная атмосфера взаимнаго недовѣрія, необходимость быть всегда начеку, всегда насторожѣ, вѣчное ожиданіе какого нибудь подвоха, хитрости, коварства, предательства и насилія».
Точно подмечая в быте военного коммунизма разрушение былого благополучия, Даманская не замечает, что описывает мир, в котором для 90% жителей России не было абсолютно ничего нового: нет отопления, канализации и водопровода, стоят трамваи, нет врачей… Для европейского читателя в 1920 году это тоже была объективная реальность, по крайней мере в тех странах, которые только что вышли из Первой мировой и как раз переживали эпидемию «испанки». Нет лекарств, в больницах холодно, санитары и истопники требуют повышенной оплаты? Так это везде, от Португалии до Китая, с перерывами на страны, где медицины нет как таковой вообще, от начала времен. Мир стронулся с проторенных дорог в 1914 году – и сделали это вовсе не большевики, эсеры или даже кадеты, это сделали несколько императоров, решивших переделить мир. Именно в августе 1914 года началось такое, что привело к описанному Даманской итогу: «Всѣ слушали, всѣ возмущались. Никому не пришло въ голову усомниться въ правдоподобіи разсказа.
- „Они“ - на все способны».
Описания Единой трудовой школы, которая крайне не нравилась Даманской из-за смешения «буржуазных» элементов с городскими «низами» мы можем сравнить с «Республикой ШКИД» Г. Белых и Л. Пантелеева и «Кондуит и Швамбрания» Л. Кассиля. Даманская смотрит на новое с ужасом: «Нѣтъ больше такихъ образцовыхъ школъ, какъ женская гимназія Шаффе, мужская гимназія Лентовской, Мая, нѣтъ гимназій Таганцевой и Стоюниной. … Школа - смѣшаннаго типа, по образцу американской школы, создававшейся долгими года ми, въ культурныхъ условіяхъ американской жизни. При многихъ школахъ имѣются интернаты, какъ при американскихъ школахъ. Дѣти улицы, дѣти, не получившія нравственнаго воспитанія дома, безпризорные, недисциплинированные, распущенные мальчики и дѣвочки очутились въ близкомъ общеніи».
И ни тени возмущения тем, что при образцовых школах в Петрограде (столице империи) были «дети улицы». Советская власть, конечно, шокировала своими решениями многих и многих, зато результат превзошел ожидания: потребовалось всего несколько лет, чтобы исчезли беспризорники, легальная проституция, открытая наркомания и многое другое, о чем все до 1917 года знали, возмущались – и ничего для решения проблемы не делали. Даманская, между прочим, могла внести свой вклад в общее дело, когда приняла приглашение преподавать на курсах для сельских учителей и работала в школе для перевоспитания проституток. Но увы – на это сил у нее не хватило.
Советская власть при всей своей «чудесатости» иногда творила настоящие чудеса, чему свидетельством история издательства «Всемирная литература». Даманская вспоминала, что «Издательство „Всемірная Литература“ объединило всѣхъ безъ исключенія русскихъ писателей, поэтовъ, переводчиковъ, библіографовъ, критиковъ, и спасло ихъ отъ голодной смерти. Работа въ этомъ издательствѣ ведется автономно - хотя оно и существуетъ на отпущенныя Народ. Ком. Просвѣщенія – средства».
Это ли не идеал отношений писателя и государства? Государство дает деньги и не требует никакого отчета. Более того, когда Даманская, уже прожив несколько лет в Европе, впала в крайнюю нужду, она обратилась к Горькому с просьбой оплатить ей уже сделанные переводы – и получила эти деньги. Советская власть иногда бывала удивительно равнодушна к судьбам своих критиков. Если только вся история с побегом Даманской не была подстроена как часть долгоиграющей провокации ВЧК/ОГПУ. А что? Вполне можно предположить, что Даманской, даме преклонных для начала ХХ века лет, помогли бежать за границу, позволили написать и издать свой труд, рассудив, что пусть лучше европейский обыватель знает вот такую мелкую ерунду, чем знает про Россию правду. Как сказала бы сама Даманская, «они – могли!».
Версия выглядит тем более логичной, чем дальше мы идем по тексту. Как вам, к примеру, такой отрывок: «Ни въ одной странѣ земнаго шара нѣтъ въ настоящее время такого обилія всевозможныхъ представленій и концертовъ, какъ въ Петроградѣ и Москвѣ нашихъ дней. Тяготѣніе Совѣтской власти къ искусству - весьма велико, оно неодолимо. Искусство, театръ, музыка, балетъ для Совѣтской власти - костыль, опій, гашишъ, которыми она пользуется, когда надо на что-нибудь опереться въ своей духовной безпомощности, когда надо оглушить, одурманить массу, надъ которой она производитъ свои коммунистическіе эксперименты».
Искусство, оказывается, опиум для народа, но вот вам и великая тяга власти к нему, и обилие концертов… А что это все низкого качества, так это артист виноват: «Артисты - халтурятъ. Халтура - на объясненіе этого слова потрачено не мало словъ и чернилъ. Халтура, это - работа, сдѣланная - кое-какъ, лишь бы сдѣлать, лишь бы отвязаться. Сдѣлать - какъ можно меньше, получить, какъ можно больше. Пѣвцы, артисты съ громкими европейскими именами выступаютъ въ двухъ, трехъ мѣстахъ въ одинъ вечеръ». «Алчность», - как сказал однажды по этому поводу Сергей Михалков, и разве что-то изменилось за прошедшие сто лет? Вроде бы ничего. Все так же артисты халтурят, а представители всех ветвей власти испытывают тягу к искусству.
Пусть Даманская и описывает партию большевиков как огромную массу невежественных карьеристов, окружающих «горстку» образованных людей, кое-что большевики поняли очень тонко. «Свою дѣятельность Государственное Издательство начало съ печатанія партійной литературы и классиковъ. Въ очень ограниченномъ количествѣ экземпляровъ (за недохваткомъ бумаги) напечатаны по новой орѳографіи произведенія Тургенева, Гончарова, Достоевскаго, - кромѣ „Дневника“ и „Бѣсовъ“, - произведенія Герцена, Успенскаго и Некрасова. Современныхъ писателей, кромѣ двухъ, трехъ, заявившихъ о своей „солидарности“, - Государственное Издательство постановило не печатать. Сологубъ, Мережковскій, Гиппіусъ, Замятинъ, Сергѣевъ-Ценскій и др., какъ не уловившіе ритма эпохи, остались за бортомъ».
Прошло сто лет… И разве сегодня, когда советской власти нет уже 30 лет, кто-то читает Сологуба, Мережковского и Гиппиус? Многие ли могут назвать еще одно (кроме антиутопии «Мы») произведение Замятина? А Тургенев, Достоевский и Некрасов - на прежнем месте. Самой Даманской, нужно сказать, в каком-то смысле повезло: именно она стала первой в России переводить Ромена Роллана, а Роллан, вместе с Барбюсом, оказался одним из первых иностранных авторов, которых издал Госиздат.
Книга Даманской завершается главой «Теперь», смысл которой передает один абзац: «Теперь можно кое-какъ сшить платье, кое-какъ прочесть лекцію, кое-какъ починить швейную машину, (въ тѣхъ рѣдкихъ случаяхъ когда находится мастеръ, который не гнушается такимъ маленькимъ дѣломъ и если у этого мастера оказывается матеріалъ, которымъ онъ можетъ такое непочетное дѣло выполнить). Теперь можно кое- какъ сыграть сонату Бетховена и кое-какъ сдѣлать набойки на каблуки... Кто задержитъ вниманіе на этомъ - теперь?...».
Оставалось каких-то полгода, и «теперь» военного коммунизма превратилось в «потом» новой экономической политики. Впрочем, Даманская и в ней увидела бы одни недостатки.
Владимир Скращук, для «Глагола»
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
