Лев Сидоровский: Всё, что на сердце у меня...
23 июля 2021
106 лет назад, 23 июля 1915 года, родился Михаил Львович Матусовский.
Мне повезло общаться с Исааком Осиповичем Дунаевским, Марком Григорьевичем Фрадкиным, Никитой Владимировичем Богословским, Александрой Николаевной Пахмутовой, Оскаром Борисовичем Фельцманом, Давидом Фёдоровичем Тухмановым; дружить с Василием Павловичем Соловьёвым-Седым, Андреем Павловичем Петровым, Вениамином Ефимовичем Баснером, Георгием Анатольевичем Портновым, Исааком Иосифовичем Шварцем, да и с Сашей Колкером – какая волшебная музыка связана со всеми этими именами! К счастью, был также, лично, знаком и с теми, кто их мелодии обогащал нет, не «текстами», как принято ныне обозначать сию песенную составляющую, а настоящей поэзией. Например – с Алексеем Ивановичем Фатьяновым и Михаилом Львовичем Матусовским...
Координаты Матусовского – в моей старой телефонной книжке: «125319, Москва, ул. Черняховского, 5, кв. 23, 151-72-56». Сколько раз звонил по этому номеру, наведывался по этому адресу. А еще как-то навестил поэта в Красной Пахре, на даче.
Однажды разговор зашел о детстве. Михаил Львович поведал о тесно окружённом шахтами Луганске, отце, знаменитом на весь городок фотографе, вечно хлопотавшей по хозяйству маме, старшем брате Матвее:
Кирпичный дом и дым жилья,
И запах мокрого белья,
И дух еврейского борща –
Вся родословная моя...
Вообще-то эта «национальная» тема поэта занимала мало, и впоследствии, вспоминая о своем ранении на фронте, он скажет:
И когда горячий вал
Жаром обдавал кюветы,
Никого не волновал
Пятый пункт моей анкеты.
Но в повести «Семейный альбом» всё ж вспомнит родственников и знакомых, расстрелянных фашистскими выродками за этот самый «пятый пункт», дядю Соломона, соседку Анну Моисеевну, других. А еще – собственное посещение гитлеровского концлагеря Заксенхаузен, где на языке узников, их судьба оказаться в печи крематория «с юмором» обозначалась, как «вылететь в трубу».
И дальше: «Иногда ночью, когда не помогает ни димедрол, ни родедорм, а до рассвета еще далеко, мне кажется, что я слышу чужой, резкий голос, имеющий почему-то власть надо мною. Он называет мою фамилию, и я должен подняться и занять место в последнем ряду ожидающей меня колонны...».
Сочинять стихи стал рано и опубликовался в «Луганской правде», когда ему только-только исполнилось двенадцать. Первым его критиком была учительница по русскому языку и литературе Мария Семеновна Тодорова. Именно ей спустя годы посвятит стихи «Первая учительница».
Рассказывал мне: – На эти стихи Дунаевский сложил одноименный романс. Смею вас заметить, это было произведение, имеющее полное право на самостоятельную жизнь. Но композитора всё что-то не устраивало, и однажды он сказал: «А может, попробовать совсем с другого конца?». Достал коробку «Казбека», на которой в уголке острым карандашиком (он любил очень остро отточенные карандаши) были написаны нотные строчки, поставил коробку на пюпитр рояля и заиграл мелодию, которую теперь знают все.
Я воскликнул: «Конечно, именно это!» А Дунаевский улыбнулся: «Тогда вам придётся и в стихах поискать нечто новое».
Под этот «Школьный вальс» почти семь десятков лет назад прошла моя юность. Под него кружились мы с девочками из соседней, «женской», школы. И ныне, уже совсем седой, когда вдруг вспоминаю Людмилу Михайловну Мозжухину или Ольгу Григорьевну Носову, в моем сердце по-прежнему звучит вот это, композитора и поэта, признание в любви, давным-давно ставшее и моим собственным: «Ты – юность наша вечная, простая и сердечная учительница первая моя...»
Окончив строительный техникум, он что-то там, в Луганске, сооружал, а потом рванул в Москву «с чемоданом стихов, угрожая завалить столицу своей продукцией». Это ему удалось, но не сразу. Вначале был Литературный институт, который окончил в 1939-м. Выпустил книжку стихов «Моя родословная» и вместе с приятелем Яном Сашиным, который играл на фортепиано, сочинил песенку: «Сиреневый туман над нами проплывает...» Увы, сам Михаил Львович не дожил до той поры, когда она, возрождённая певцом Владимиром Маркиным, вдруг стала всеми очень любимой. Затем написал диссертацию по древнерусской литературе. Готовился к защите, но тут война. Ушел на фронт, куда скоро ему сообщили: «В виде исключения, по просьбе академика Гудзия, защита диссертации прошла без автора. Вам присвоена ученая степень – кандидат филологических наук. Возвращайтесь с победой».
Всю войну он прошел военным корреспондентом газеты Северо-Западного фронта «За Родину!», много всякого повидал. Однажды узнал о битве восемнадцати воинов-сибиряков вблизи поселка Бетлицы:
– Это был бой не за крупный населённый пункт и не за стратегически важный водный рубеж, схватка шла за маленькую высотку, которая на карте была отмечена только цифрой. Но для людей, которые здесь дрались и умирали, это было сражение и за Москву, и за Сталинград, и даже за Берлин.
Два десятилетия спустя Матусовский с Баснером расскажут про это в обжигающей душу песне: «Дымилась роща под горою, и вместе с ней горел закат. Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят». Уже потом от чудом уцелевшего в том побоище Константина Власова (в живых остались не трое, а двое - Власов и Герасим Лапин) поэт узнал о подробностях боя, в частности, о подвиге Коли Голенкина, который, тяжело раненый, отвлек огонь на себя и был убит.
«Да что там говорить, – вздохнул Михаил Львович, – мы не смогли поведать и одной сотой того, о чем следовало бы рассказать про защитников Безымянной». Кстати, именно благодаря их песне в сентябре 1966-го на этой высоте был открыт памятник бойцам 139-й стрелковой дивизии. Там – имена всех героев и строки:
Мы не забудем, не забудем
Атаки яростные те –
У незнакомого посёлка,
На безымянной высоте...
Вообще, этих соавторов память о прошедшей войне тревожила постоянно. Вспомните хотя бы очень задушевную песню с рефреном: «Махнём не глядя, как на фронте говорят». Сначала у солдата для обмена имеется «гильза от снаряда, в кисете вышитом душистый самосад», затем предлагается: «Давай с тобою поменяемся судьбою», а потом, после слов: «Покуда тучи над землёй ещё теснятся, для нас покоя нет, и нет пути назад», ему уже трудно предположить, ну что еще можно «махнуть не глядя», если дорога и цель у фронтовых друзей одна. И в тех негромких, но пронзительных словах боль и сила: «Мы для победы ничего не пожалели, мы даже сердце, как НЗ, не берегли».
И вполне закономерно, что в счастливом «баснеро-матусовском» песенном половодье есть много и других дивных откровений. Например, неожиданная встреча усталых солдат где-то на фронтовой дороге:
Только несколько минут, Только несколько минут
Между нами длилась та беседа.
"Как, скажи, тебя зовут, Как, скажи, тебя зовут?"
И она ответила: "Победа".
Да, измотанные войною бойцы обращаются к столь долгожданной, самой-самой первой своей победе не как к высокому, абстрактному понятию, а словно к любимой девушке:
Только ты не уходи,
Больше ты не уходи –
Мы тебя в окопах долго ждали...
А вот другое свершение поэта и композитора – акварельная картина пробуждающейся природы:
Лишь только подснежник распустится в срок,
Лишь только приблизятся первые грозы,
На белых стволах появляется сок –
То плачут берёзы, то плачут берёзы.
И без всяких фанфар возникает образ Родины, что щедро поила березовым соком своих сыновей, которые хранят об этом нетленную память. А вот неторопливые раздумья над тем, с чего начинается родина. Наверное, нужно воистину обладать мудростью философа, чуткостью психолога и мастерством художника, чтобы так лаконично и просто сказать о дорогом и памятном для всех:
С чего начинается родина?
С картинки в твоём букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.
А может, она начинается
С той песни, что пела нам мать,
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять...
И дальше поэт вспоминает и заветную скамью у ворот, и берёзку, и весеннюю запевку скворца, и просёлочную дорогу, и старую отцовскую будёновку, и стук вагонных колёс... Но последняя строка: «С чего начинается родина?» остается без ответа, словно каждому из нас дана возможность пополнить это перечисление чем-то своим, личным, тоже достойным памяти. Что ж, хранить память – потребность и самого Матусовского, и его героев. Потребность и умение:
Сад был умыт весь весенними ливнями,
В тёмных оврагах стояла вода.
Боже, какими мы были наивными,
Как же мы молоды были тогда.
Кто-то вложит в эти слова лёгкую иронию, кто-то произнесёт их с глубокой грустью, кто-то, оглянувшись назад, острее ощутит боль сегодняшнего дня, а кто-то в былом обретёт духовные силы. И в любом случае этот пленительный романс у каждого вызывает ворох воспоминаний: «Белой акации гроздья душистые невозвратимы, как юность моя»...
Очень хочу, чтобы и ты тоже хоть немножко разделил мое восхищение этим поэтических даром. Ну, пожалуйста, вспомни и про себя напой: «Это было недавно, это было давно», или: «Московских окон негасимый свет», или: «Что так сердце, что так сердце растревожено», или про Вологду: «Письма, письма лично на почту ношу».
Или, наконец, такой вот маленький шедевр на пахмутовскую мелодию:
Старый клён, старый клён, старый клён стучит в стекло,
Приглашая нас с тобою на прогулку.
Отчего, отчего, отчего мне так светло?
Оттого, что ты идёшь по переулку.
Ну а как герой моего повествования объяснился в любви Подмосковью, знает весь мир. Я сам однажды в Венеции слышал «Подмосковные вечера» на итальянском, под аккордеон, в исполнении гондольера. И не было, кстати, в этой песне изначально, как продолжают врать некоторые мои коллеги, никаких «ленинградских вечеров», да они в той стилистике и не угадываются. Зато Соловьёв-Седой гениально уловил мелодию, которая внутри стихотворных строк уже жила: «Трудно высказать и не высказать всё, что на сердце у меня».
А ещё как мощно сочинилась у них с Василием Павловичем эпическая «Баллада о солдате»: «Полем, вдоль берега крутого, мимо хат», а с Владимиром Шаинским – озорная ребячья: «Вместе весело шагать по просторам», а с Марком Фрадкиным – лирическая:
Вот и стали мы на год взрослей,
И пора настаёт –
Мы сегодня своих голубей
Провожаем в прощальный полёт.
Впрочем, про голубей еще раньше Матусовский с Дунаевским создали воистину чудо. Рассказывал мне:
– Пырьев в своей картине «Мы за мир» задумал эпизод полёта голубей – через все рубежи, над всеми столицами. И всё время требовал от нас песню-полёт, повторяя без конца: «Летите, голуби... Летите голуби». Поэтому я без особого труда нашёл вот это: «Летите, голуби, летите, // Для вас преград на свете нет...», а Дунаевский – мелодию. Получилось очень удачно, потому что в то время «песни о мире» звучали только маршево, только мажорно, а мы вдруг нашли лирический ход. И потом в фильме песня с голубиным полётом соединилась, как бы ему помогая.
Он был убеждён в том, что «песня требует хрестоматийной простоты, акварельности всех красок, соразмерности всех частей, органичности перехода запева в припев, полной естественности и непосредственности». И это у него получалось. Он был большим Поэтом не только в песнях, кстати, отмеченный Государственной премией СССР, но и просто в стихах.
Последнее упокоение Михаил Львович Матусовский нашёл на Кунцевском кладбище, рядом с доченькой Леной. Там их имена – на двух, красной и чёрной, страницах раскрытой, из мрамора, книги с оборванными краями...
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
