Лев Сидоровский: День рождения классика драматургии Алексея Арбузова, автора "Иркутской истории"

26 мая 2021

Снова о встрече с классиком нашей драматургии Алексеем Николаевичем Арбузовым, который родился 26 мая 1908 года.

Он пригласил меня для разговора к себе, в «Асторию», и потом перед дверью его люксовского номера я вдруг испытал трепет: ведь всё-таки с «живыми» классиками доводилось общаться не очень часто. А про Алексея Николаевича Арбузова тогда, в 1978-м, уже было точно известно: классик советской драматургии. В самом деле, каждая его пьеса была поставлена почти во всех театрах страны – в то время как десятки творений его сверстников, вошедших в драматургию тоже на рубеже 30-х, спокойно отошли в небытие.

Его произведения на подмостках Парижа, Праги, Токио, Стамбула, других далёких мест снискали и мировую славу. А в Великобритании театральный сезон 1976-го и вовсе проходил под именем «арбузовского». Но самое главное: этот человек создал свой театр, непохожий ни на какой другой! Не зря же разные театральный критики, анализируя творчество Арбузова, непременно отмечали его «ощущение жизни как праздника» и вспоминали главный арбузовский девиз: «Побольше на сцене света, волшебства, радости, утешения».

Вот и в «Жестоких играх», которые как раз тогда поставил наш БДТ (там играли совсем молоденькие Андрей Толубеев, Наташа Тенякова, Елена Попова, Наташа Данилова, Геннадий Богачёв, Юрий Демич), некая юная Неля уже одним своим присутствием вынуждала посетителей заброшенной квартиры Кая (такое вот очень «арбузовское» имя героя) и его друзей быть лучше.

Полный впечатлений от этой премьеры, я спросил седого, светлоглазого человека, почему он вдруг «изменил» героям солидного возраста – например, из «Сказок старого Арбата» или «Старомодной комедии» – и поведал на сей раз о двадцатилетних.

Арбузов улыбнулся:

– Вы правы, все мои последние пьесы были действительно о людях немолодых. И это, пожалуй, вполне естественно, ведь задача каждого писателя быть, прежде всего, биографом своего поколения. Моя работа все годы строилась подобным образом, но вот в преддверии своего семидесятилетия задумался: а смог ли бы сейчас сотворить пьесу о молодых людях сегодняшнего времени? По правде говоря, опасался, хотя нынешних молодых, вроде бы, знаю, потому что у меня самого четверо детей, и у каждого из них есть друзья, с которыми дружу тоже. К тому ж много встреч с молодыми в разных поездках...

Поскольку, на мой взгляд, работа над пьесой есть процесс разгадывания определённой загадки, то поэтому, когда сочинял «Жестокие игры», старался разгадать загадку двадцатилетних. Впрочем, эта пьеса продолжает то, о чём писал прежде. Ну, например, мы очень часто относимся к близким людям недостаточно внимательно, легкомысленно общаемся и с ними, и, между прочим, с самими собой, оправдывая это тем, что, мол, живём на больших скоростях, очень заняты разными важными делами. Почему-то забываем, что наша частная жизнь является вместе с тем и жизнью общества. Удалось ли разгадать молодых полностью? Вряд ли. Но пьеса сделана, и я рад, что свой солидный юбилей отметил именно таким образом...

Его детство и юность прошли в городе на Неве. Поскольку жили трудно (отец семью покинул, мама болела), с одиннадцати лет бродяжничал, попал в колонию «трудных» детей. И непонятно почему мечтал стать дирижёром. Но однажды случайно увидел спектакль первого передвижного театра Гайдебурова – и это всё решило. Сначала был там актёром, затем – режиссёром «Живых газет» и руководителем театра в «Агитвагоне». Начал пробовать себя и в драматургии.

Арбузов:
– В 1930-м я написал пьесу, которая называлась «Класс». Зритель её увидел на сцене ленинградского Красного театра, который сейчас носит имя Ленинского комсомола (ныне «Балтийский дом»). Перебрался в Москву, и скоро там комедия «Шестеро любимых» принесла первый успех. В 1938-м вместе с Плучеком и Гладковым создал «Государственную театральную московскую студию», где мы коллективно сочинили и поставили «Город на заре». Ну а в 1939-м «Таня» сделала меня знаменитым.

Да, его «Таня» на долгие годы «оккупировала» в стране все сценические площадки, всякий раз оставаясь по-своему современной и трогательной. История милой девушки с Арбата, которая ради любимого бросила мединститут, а потом, узнав, что он её предал, умчалась на север, находила в людских душах такой отклик, что миновали десятилетия, а зрители всё так же откликались на её улыбку и боль своими улыбками, своею болью. Сам свидетельствую: так было и в пятидесятых в столичном Театре имени Маяковского, где блистала Мария Бабанова, и в шестидесятых в Театре имени Ленсовета, где в этой же роли нас потрясала Алиса Фрейндлих.

Арбузов:
– О чём я думал, сочиняя пьесу про Таню? О том, что, когда человек пытается отдать себя другому и при этом зачёркивает свое «я», он неизбежно приходит к жизненному краху.

Драматург сумел одарить свою Таню совсем особым, очень поэтическим видением мира. И она собой как бы открыла целую галерею дальнейших арбузовских образов, которых – вне зависимости от возраста, социального положения и пола – связывает одно замечательное качество: некая нерастраченная детскость, доверчивая наивность, трогательная житейская незащищённость, непоколебимая вера в чудо, в сказку.

Арбузов:
– Порой мне кажется, что после «Тани» я всё время пишу одну и ту же пьесу. И последующие пьесы – это просто акты одной драмы, и каждая новая пьеса возникает из чего-то такого, чего я не сумел выразить полностью. Причём в этой пьесе меня больше занимает не столкновение человека с чем-то внешним, а его борьба с самим собой, которая в жизни самая трудная и самая захватывающая. Моё воображение давно уже тревожат две драматические фигуры: человек, недовольный собой, приходящий в отчаянье от собственного несовершенства, с кровью и яростью освобождающийся от рабского в своей душе; и человек, довольный собой, не видящий своей гибели, бодро и уверенно идущий к своему ничтожному концу.

Ну, конечно, ведь как раз про это было в его «Годах странствий» – вспоминаю давний спектакль Александринки, где тогда ещё не зажиревший ни телом, ни душой хороший артист Игорь Горбачёв передавал метания своего Ведерникова и страстно, и горестно.

Арбузов:
– В пятьдесят четвёртом мы с Маргаритой Алигер, путешествуя по Сибири, на короткое время задержались в Иркутске. И там, на строительстве ГЭС, узнали о драматической истории, случившейся в этих краях. Однако большого значения услышанному факту я не придал, пьеса родилась только через пять лет. Конечно, все эти годы материал во мне, вероятно, жил, и иногда об этой истории я вспоминал, но считал, что тема скорее для Алигер, для её поэмы. Однако Маргарита Иосифовна поэму не написала, а я пьесу всё-таки сделал...

Эту его «Иркутскую историю» я выделяю для себя особо – может, потому, что там про родные мне с детства места. А может, просто всё дело в Георгии Александровиче Товстоногове, который сумел притчу про экипаж «большого шагающего» окутать тончайшим лиризмом. К тому же Татьяна Доронина, Кирилл Лавров и Павел Луспекаев смогли взволновать зрителя намного больше, чем (я видел оба спектакля) их коллеги-вахтанговцы, коим, в первую очередь, и предназначал автор своё детище.

Ну а «ленсоветовец» Игорь Владимиров порадовал интерпретацией арбузовской пьесы «Мой бедный Марат»: там Марат, Лика и Леонидик (Дмитрий Барков, Алиса Фрейндлих, Леонид Дьячков), пройдя сквозь 1942-й (ленинградская блокада!), 1946-й и 1959-й, поведали нам о любви, дружбе и подмене истинных ценностей ложными. Позднее сам Игорь Петрович вместе с Алисой Бруновной, уже на киноэкране, великолепно разыграли арбузовскую «Старомодную комедию» – историю поздней любви мужчины и женщины.

Беседуя с драматургом, я, в частности, припомнил ремарку, предваряющую «Старомодную комедию»: «Действие происходит в августе 1968 года на Рижском взморье». Для чего здесь точная дата? Ведь она вроде бы не имеет никакого значения. Да и в других пьесах автор скрупулезно обозначает время действия – вплоть до числа...

Арбузов разъяснил:
– Мне всегда очень важно знать, где и когда происходит то, о чём пишу. Чтобы всё было точно. Помнится, у одного автора герои 30 июля любовались луной, хотя по тридцатым числам, как известно, луны не бывает. Да, для меня на сцене всё имеет значение: и число, и день недели (смотрю по календарю: что это было – вторник, суббота, воскресенье). Зачем? Для полной достоверности. Если действие происходит, например, в Москве, всегда точно знаю – в каком именно доме.

Вот Кай из «Жестоких игр» – он живёт у Никитских ворот, против здания ТАСС, это второй дом после поворота на Малую Бронную. И квартира его непременно на втором этаже, потому что именно тогда можно увидеть в окне листву бульвара и по-настоящему ощутить шумящий в этой листве дождь. Хорошо знаю реальное место на Ангаре, где утонул Сергей из «Иркутской истории». Знаю санаторий в Дзинтари, в котором встречаются герои «Старомодной комедии».

Даже скамейка у ресторана, где объясняются Родион Николаевич и Лидия Васильевна, мне доподлинно известна. А точный арбатский адрес Тани – в Староконюшенном переулке: ведь в её доме я сам когда-то жил...

Не мог я не полюбопытствовать и насчёт каких-то странных имён его героев. К примеру: Марат, Лика, Леонидик.

Алексей Николаевич развёл руками:
– Ну, Марат – это имя, мне кажется, очень выражает характер героя. Оно для меня связано и с Ленинградом, и с крейсером, который защищал город в блокаду. Почему Лика? Потому что, пожалуй, это одно из самых женственных имён. А Леонидик – это уже словотворчество, подобное уменьшение имени встречается действительно редко, но, на мой взгляд, оно тоже характеризует героя.

Ещё я узнал, что своей «болдинской осени» у Арбузова нет. Есть любимые месяцы для работы, и связаны они, как правило, с отъездом из Москвы. Дома не пишет. Весной отправляется в Ялту, а июль и август обычно проводит на Рижском взморье. В Москве же пьесу обычно только редактирует.

А с чего пьеса вообще начинается? Оказывается, с чувства беспокойства:
– Хожу и мучаюсь, стараюсь понять: чем это я охвачен? Почему так волнуюсь? И отсюда, из разгадки этой тайны, рождается сюжет...

Уже прощаясь, я вспомнил про профессию дирижёра, о которой Арбузов мечтал с детства. Алексей Николаевич вскинул руки в шутливом дирижёрском жесте:

– И теперь убеждён, что в музыке мне бы работалось вольготнее. Всё-таки музыку я чувствую больше, чем слово.

Что ж, музыка Бетховена и «Песенка Миньоны», как и стихи Фета или Тютчева, – всё это тоже составило его совсем особый, от всех в театре отличный, великолепный «арбузовский мир», в котором жизнь – как брызги шампанского, как праздник. Или хотя бы к празднику приближается.

Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург

Фото автора 1978 года

Возрастное ограничение: 16+