Александр Соболев и мир, который становится лучше
30 октября 2019
Пятнадцать лет назад был создан благотворительный фонд «Оберег». Сейчас это центр социальной адаптации, приют для женщин с детьми, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, система раздачи вещей малоимущим, бесплатная столовая, кроме того, фонд занимается поиском пропавших детей и многим другим. «Оберег» помог и дал шанс начать новую жизнь тысячам людей.
Наш гость – бизнесмен, президент Лиги молодых предпринимателей Приангарья, член региональной Общественной палаты, отец пятерых детей, директор благотворительного фонда Александр Соболев. В интервью он рассказал о том, тяжело ли быть благотворителем в России, злоупотребляют ли люди помощью и нужно ли ходить на выборы.
– Александр, в чем главная миссия «Оберега»?
– Каждый день мы стараемся делать мир чуточку лучше. У нас 31 октября будет юбилей: пятнадцать лет официальной работы. На сегодняшний день у нас двенадцать направлений деятельности, за каждым закреплен свой руководитель. Мы – один из крупнейших в стране центров помощи женщинам, попавшим в кризисные ситуации. В «Обереге» сейчас проживают 86 женщин. Наш центр в Ангарске помогает людям без определенного места жительства, а также лицам, освободившимся из мест лишения свободы. Мы содействуем в решении вопросов с восстановлением документов, без которых человек не может полноценно существовать, помогаем получить медицинскую помощь и найти работу.
– Почему вы решили заниматься благотворительностью?
– Тщеславие и вера в какие-то бонусы после смерти, конечно, присутствуют в моей жизни, как бы я ни старался с ними бороться. Но что точно могу сказать – жить с постоянной ответственностью за двести других жизней и осознанием, что благодаря моему труду мир становится чуточку лучше, очень даже классно.
– Какие люди обращаются за помощью в «Оберег»?
– Самые разные. Например, мы работаем с роддомами, с женщинами, которые хотят отказаться от своих детей. Я сам очень часто выезжаю туда, если поступает информация о том, что женщина хочет бросить ребенка из-за отсутствия денег. Беседую с ними, объясняю, что если причина только в финансах, то я заберу их с ребенком в «Оберег». На два года у них будет крыша над головой, питание, медикаменты. Но при этом мы настаиваем на том, чтобы девушки получали образование, которое позволило бы им зарабатывать на жизнь, трудоустраивались…
– Сталкиваетесь ли вы с откровенным злоупотреблением помощью или с людьми, которые ничего не хотят делать для того, чтобы наладить свою жизнь?
– Иногда попадаются тяжелые случаи. Благоприятная картина с молодыми мамами, попавшими в сложную ситуацию, выглядит следующим образом: женщина пожила у нас, пришла в себя, встала на ноги, потом нашла квартиру или восстановила отношения с родными. Покинула центр, у нее всё хорошо. Бывает, что девушки съезжают от нас со скандалами, не желая работать и менять свой образ жизни... Что касается бомжей, то там мы возвращаем к нормальной жизни процентов десять от общего числа попавших в центр. Это абсолютная байка, которую любят журналисты, что человек шел, упал, очнулся – и он уже бомж. В большинстве случаев это люди с пагубными привычками – алкоголизм, наркомания и лень. Именно это приводит на социальную обочину. Нормальному человеку помогут друзья, семья, знакомые. Надо очень постараться, чтобы стать бомжем. Есть люди, которые живут у нас и ничего не хотят делать. Лень – основной порок наших постояльцев. Но мы работаем ради тех десяти процентов, которые готовы менять свою жизнь и делают для этого всё, что в их силах. Например, один из наших постояльцев в Ангарске стал предпринимателем, а до этого жил на улице. Очень многие уходят в крестьянско-фермерские хозяйства. Живут и работают в деревне.
– Уходы со скандалами с чем связаны?
– Раньше я очень субъективно относился к тому, по каким причинам мы можем распрощаться с нашей подопечной. Я оценивал, что человек из себя представляет, злоупотребляет ли спиртным, стремится ли работать... Сейчас у нас всё строго. Мы подписываем контракты, где оговариваются обязанности и права сторон. Есть система штрафных баллов. Поэтому если сто баллов набрала – всего доброго, большая жизнь ждет тебя. Конечно, многим это не нравится. Например, сто баллов получают за воровство, употребление наркотиков, за распитие спиртных напитков – семьдесят девять, за тунеядство – тридцать. Максимум, который можно прожить в «Обереге», ничего не делая, – три месяца. У нас есть психолог, и мы с некоторой периодичностью делаем срез знаний детей. Многие иногда очень любят журналистам на камеру поплакаться: некуда идти с ребенком, нет помощи. При этом ребенку шесть лет, ему скоро в школу, а он буквы не знает! Мать, прошу прощения, постоянно пьет, ничего не делает, зато на камеру плачет очень талантливо. Но в общем у нас хорошие подопечные, многие стараются выучиться и найти работу, чтобы наладить быт свой и ребенка.
– Бывает, что к вам в центр возвращаются?
– Крайне редко. Мы такие случаи, конечно, не любим. Это говорит о том, что мы плохо отработали. Хотя бывали истории, когда женщина уходила с одним ребенком, а возвращалась с двумя. Все равно, если человек к нам приходит, мы с ним работаем, готовим его к самостоятельной жизни.
– Вы отслеживаете судьбу бывших жителей «Оберега»?
– Обязательно. Раз в полгода обзваниваем бывших постояльцев, узнаем, как у них дела, работают ли, всё ли нормально. Когда у нас есть гуманитарка – памперсы, медикаменты, – мы всегда делимся с теми, кто нуждается.
– Люди благодарны вам или считают, что им должны?
– Благотворительность в России – неблагодарное дело. Я много работаю в разных странах в качестве волонтера. Там своя культура, люди понимают, что ты делаешь доброе дело. А в России про благотворителей думают, что у них денег немерено, которые некуда девать. Либо считают, что средства сворованы и их таким способом «отмывают». Еще одно распространенное мнение: собрался в политику, вот и стал «играть в благотворительность». От подопечных благодарности тоже ждать не стоит. На меня раз двадцать писали заявления в полицию те, кому я оказывал помощь. На самом деле люди, которые умеют быть благодарными, окрыляют.
– Занятия благотворительностью не разочаровали вас в людях?
– Разочарования точно нет. Всё, что делают люди со своей жизнью, – это их выбор. Моя задача – протянуть руку помощи. Кто-то может смеяться про себя: «Дядя Саша – дурак, есть деньги, дай-ка я воспользуюсь этим». Сейчас меня это уже не цепляет. Первые десять лет я воспринимал это близко к сердцу, а сейчас уже все равно.
– Какая история шокировала вас больше всего?
– Больше всего запоминаются истории, связанные с детьми. У нас есть собственное приложение по поиску пропавших детей. Его уже скачали более тысячи иркутян. В поиске ребенка важно время. Например, были случаи, когда мы быстро находили ребенка, а неподалеку субъекта с приспущенными штанами. Вот это страшно. А если бы мы не успели?.. На Камчатке, где нет такой организации, как наша, недавно был случай. У женщины был ребенок, начались трудности с мужем, потом всё наладилось, родила второго. В один день супруги разругались, женщина пошла топиться с детьми. Прохожий пытался их спасти, а она сопротивлялась, не давала помочь. Дети погибли. Извините за прямолинейность, но раз уж на то пошло и у тебя проблемы – делай с собой, что хочешь, дети-то тут при чем?!
– Супруга поддерживает вашу работу?
– Она помогает, но глубоко в проблемы центра не вникает, особенно я стараюсь оберегать ее от историй про матерей, готовых оставить своих младенцев… У нас пятеро детей, жена сконцентрирована на их воспитании.
– Меняется ли отношение к благотворительности в России?
– Да, постепенно меняется. В понимании большинства благотворитель – это без пяти минут депутат, а если не депутат, то на следующих выборах обязательно им будет. Мол, всё это делается напоказ. Кто-то действительно использует благотворительность как ширму для своей будущей политической карьеры. Для меня всё иначе. Мне важно помогать детям не остаться без семьи, уберечь женщин от страшного шага по отказу от своего чада, спасти людей, попавших в трудную ситуацию.
Хорошо, что сейчас государство нам помогает. Раньше фонд финансировался на сто процентов за мой счет, теперь я вкладываю в «Оберег» менее сорока процентов личных денег. Помогает областное правительство, город. Мы выигрываем гранты. Человек семьсот в год жертвуют нам свои деньги. Это очень сильно воодушевляет.
– Как думаете, в чем основа доверия вашему фонду?
– Всё больше людей начинают судить по делам. Надеюсь, в России скоро так будет везде. Судят не по тому, что в газете написано. Вот вы тоже не верьте тому, что я говорю вам. Может быть, я вам, как красивой девушке, лапшу на уши вешаю. (Улыбается.) Вы ночью придите в «Оберег», постучитесь, скажите, что хотите есть и вам негде ночевать. И на деле сможете лично убедиться во всем. Не дай бог пропадет ребенок – мы незамедлительно подключимся к его поиску. Это не фикция, а работающая система. Девяносто пять процентов благотворительных и общественных организаций – пустышки. При этом во многих из них даже не отвечают на звонки. Но зато они подают какие-то отчеты, получают деньги от спонсоров.
– Какие люди идут работать в «Оберег»?
– Все сотрудники «Оберега» – идейные люди, готовые сутками отдаваться работе. Если человек обратится в официальные социальные службы, то столкнется с огромной бюрократической машиной. Мы же уходим от формального подхода. Простой пример: к нам ночью приехал человек, у него нет справки о прохождении флюорографии (а без нее, по идее, мы можем и не пускать), но мы никогда не оставим его на улице. Успех «Оберега» – заслуга моих сотрудников. Я рубаха-парень, не могу отказать в помощи. Надо поесть – иди за стол, ешь, поспать – пожалуйста. Мои же сотрудники выяснят всё: что случилось, почему, куда обращался за помощью человек. Люди очень часто лгут. Женщина рассказывает: «Вот, муж плохой, бьет». Встречаешься с мужем – ничего подобного. Сама выпивает с подругами, пропадает. Мои специалисты стараются выяснить правду и помочь тем, кто в этом нуждается.
– С волонтерами сотрудничаете?
– Да. Количество волонтеров растет, и это классно. Я сам был волонтером в 90-е, тогда у меня не было единомышленников. Сейчас всё по-другому. К нам приходят не только молодые люди, но и взрослые, состоявшиеся. Например, женщина, бывший прокурор. Каждые десять дней приходит и принимает у девчонок зачеты: каждая проживающая ставит минимум пять целей, которые надо достичь за месяц. Молодые волонтеры на своих машинах вещи развозят, продукты. У нас около тридцати добровольных помощников. Девушки приходят и занимаются с детьми. Могли бы пойти на набережную парней цеплять, а они приходят к нам. В России волонтерство только набирает обороты. А на Западе это хорошая тенденция, там не важно, сколько ты зарабатываешь, какой у тебя статус, волонтерство является частью культуры. В Австралии ежемесячно на благотворительность жертвуют восемьдесят пять процентов жителей, у нас – процентов пять. Там люди работают в госпиталях, приютах, ездят по миру с волонтерской миссией. Я вот в последний раз в Камбодже борщ варил местным бомжам. Но даже они мой борщ не съели. (Смеется.) Работал в австралийской организации, видел разных волонтеров – стоматологов, учителей. Целый год работают, а потом в свой отпуск не на пляже лежат, попивая коктейль, а помогают людям в другой стране.
– Кризис как-то отражается на работе фонда?
– Скажу честно, последний год мы хорошо отработали. У нас было два президентских гранта, денег хватало. Сейчас боюсь ноября: гранты заканчиваются. Это беспокоит. Сильно надеюсь сейчас на переговоры с областным правительством, возможно, наш центр поддержат как организацию, которая оказывает общественно полезные услуги. Когда кризис, я зарабатываю меньше, соответственно, меньшую сумму могу вложить в фонд. В сложные годы «Оберег» переполнен, социальное напряжение очень чувствуется. Сейчас только пять процентов койко-мест свободны.
– Вас изводят проверками контрольно-надзорные органы?
– Я бы не сказал. Может быть, мы уже заработали авторитет, но раньше четверть своего времени я тратил на работу, связанную с проверками. За всё время нас проверяли двадцать два органа. Проверять в любом случае должны тщательно. Я же несу ответственность за жизнь и здоровье людей. За годы работы было многое: и вши у подопечных находили, и сальмонеллу в продуктах. Постепенно мы усовершенствовали свою работу. У нас всегда в холодильнике только свежие продукты, и в любой момент мы готовы предъявить их на проверку. Все – и работники фонда, и подопечные – едят из одного котла. Нету такого, чтобы сотрудникам готовили в одной посуде, а жильцам – в другой. Это принципиально.
– Что помогает вам не опускать руки, эмоционально не выгорать при такой работе?
– Меня всегда очень жестко подкашивала несправедливость. Когда я только занялся благотворительностью, собирал на автовокзале и Центральном рынке беспризорников (это было начало 2000-х), привозил их в свой дом, они были в тепле, одеты, накормлены. Однажды милиция увидела меня за этим делом: «Куда, дяденька, детей возите, педофил что ли?» Положили меня на капот. Нос разбили, он до сих пор кривой. По-хорошему, я тогда надолго мог сесть, работал же без всякой регистрации благотворительного фонда. Вы не представляете, как тогда дети за меня встали горой, причем они были те еще хулиганы. Правоохранители, конечно, жути нагнали, но заставили задуматься о том, что нужно работать на легальной основе.
Сейчас не знаю, что должно случиться, чтобы меня остановить, заставить закрыть фонд. В отличие от бизнеса, где я просто могу всё ликвидировать, с благотворительностью сложнее. Как я посмотрю в глаза людям и скажу: «Денег нет, отопление отключают, собирайте вещи и на улицу». Нельзя слабину дать. Самое главное, что благодаря нашей работе жизнь людей становится лучше. Так будет до тех пор, пока у меня будет возможность зарабатывать деньги и тратить их на благое дело. Вот это и дает мне силы.
– Вас уже ничем не удивить?
– Наверное, это так. Были моменты, когда человеческие пороки, предательство и клевета огорчали меня. Теперь я людям многое прощаю. Плохой партнер по бизнесу, кража из «Оберега» – всё это уже давно не удивляет, к сожалению.
– Вы занимаетесь активной общественной деятельностью, но при этом еще и являетесь отцом пятерых детей, хватает ли времени на семью?
– Да, у меня дочка и четыре пацана. Общественная жизнь забирает процентов шестьдесят моего времени, на семью и бизнес остается около сорока. Я люблю потискать, положить под бочок детей, болтать с ними. Я готовлюсь к разговорам с ними. Мы разбираем всевозможные житейские истории – кейсы, как сейчас модно говорить. Последний раз я им рассказывал про броненосец «Потёмкин». Люблю читать детям сказки, расспрашивать, какой смысл в них заключен. У нас в семье есть небольшое разделение, так уж сложилось, что с тремя старшими я провожу больше времени. С ними можно вести уже взрослые разговоры. А младшенькими больше жена занимается, с ними играть надо.
– Традиционный вопрос от нашей газеты: вы ходите на выборы?
– Я человек с активной гражданской позицией. Считаю, что каждый гражданин должен голосовать, находить на это время. Хотя последние выборы я пропустил из-за картошки. Я всегда разбираюсь в вопросе, беру буклеты, читаю про всех кандидатов, хожу на встречи с ними. У меня даже есть опыт работы наблюдателем. В целом есть некоторые замечания к избирательной системе. Но я верю, что она будет совершенствоваться и ей будут безоговорочно доверять.
Беседовала Ани Думикян, Право выбора
Фото из архива А. Соболева
Возрастное ограничение: 16+
В наших соцсетях всё самое интересное!
