Деревенский дневник Нины Дятловой - 9 (окончание)

23 января 2019

«Глагол» завершает публикацию «Деревенского дневника» учителя средней школы села Голуметь Черемховского района Нины Константиновны Дятловой, мамы известного ученого Виктора Дятлова.

Первая, вторая, третья, четвертая, пятая, шестая, седьмая и восьмая части текста здесь.

Идет очередной набор в ФЗО. Школа получает разнарядку на шестнадцать мальчиков, которым исполнилось 15 лет. Список обсуждается у директора, затем утверждается на педсовете. Дело решается тихо, без огласки. Но слухи бродят по школе, будоражат жителей села. Особенно возбуждены пятые - шестые классы. Именно там кандидаты на мобилизацию. Мальчики ходят напуганные и озлобленные. До них доходят рассказы о том, что «фэзеушникам» живется голодно и бесприютно, что бойкие городские пацаны обижают деревенских, бьют, отнимают продукты и деньги. Бывают воровство и драки. И вот теперь учителя готовят им такую жизнь. Мало того, что ставят двойки, дают переэкзаменовки на лето, наказывают за баловство, штрафуют за пропуски занятий. Теперь они и вовсе хотят избавиться от неугодных, отправить их подальше. Матери встречают учителей на улицах или приходят в школу, разговаривают грубо:

- Вы какое имеете право распоряжаться нашими детьми? Я родила Алешку, выкормила, на ноги поставила. Вы его не кормили, не одевали, не спасали от смерти, когда он умирал от воспаления. Родите своих детей - и распоряжайтесь ими, отправляйте в ФЗО. А я не отпущу. Пускай дома подрастает до армии. На картошке и молоке продержится до конца войны, а там видно будет.

- Но он учиться не хочет, по два года в одном классе сидит. Ведет себя плохо, товарищам на уроках мешает. Ему скоро шестнадцать, его одногодки уже в восьмом классе учатся. Специальность ему надо получать, да работать, пользу приносить стране. Вон по деревне сколько бездельников развелось - не учатся и не работают. Хулиганят, даже воровать стали. И ваш такой же станет. А в ФЗО год проучится, работать станет, вам помогать.

Но уговоры не действуют. Вся накопленное за войну озлобление выплескивается на учителей. Дети все слушают, озлобляются сами. У многих отцы сидят - кто за хулиганство, воровство или растрату, кто неизвестно за что. Без вины осудили, выслали на север, ни причин, ни сроков не сообщили. Ждут семьи хозяина годы, а сами не знают, где он, когда срок выйдет. Таким детям особенно тяжело живется, их души искалечены несправедливостью и обидой. А тут еще и списки готовятся - каждый может туда попасть. И накапливается злоба, выплескивается в школе - то окна вечером разобьют, то уроки сорвут криками и свистом, то драку учинят.

Однажды случилось такое, чего в истории школы не было, да и потом никогда не повторялось. В воскресный осенний день в клуб привезли новый фильм. Он был на школьную тему, и в кино пошли все учителя. Отправились вместе, большой компанией. Зрителей было много - и взрослых, и школьников. Группами толкались между длинными скамейками подростки, бросившие школу.

Начался фильм. В темном зале ощущалось какое-то напряжение и беспокойство. Подростки собирались группами в углах зала, переговаривались, ходили между рядами, высматривая кого-то. Не дожидаясь окончания фильма, высыпали на улицу, свистели под окнами. Фильм закончился, зрители быстро разошлись. Учительская компания вышла на улицу последней.

Был поздний вечер. Легкий морозец прихватил осеннюю грязь. Взявшись под руки, мы шли посередине улицы. Жители давно спали. В окнах не было огней. За запертыми воротами усадеб лаяли собаки. И тут мы заметили, что вдоль домов по обеим сторонам улицы передвигаются какие-то тени. Нас было пятнадцать молодых учительниц - большая группа. Мы шли спокойно, не испытывая волнения. Потом забеспокоились, пошли быстрее. Но тени двигались параллельно, слышался стук сапог, негромкие голоса. Мы пытались заговорить - но нам не ответили. Стало ясно, что нас преследуют. Неужели набросятся, будут бить? Мысль эта казалась дикой и невероятной. И вдруг с обеих сторон в нас полетели камни. Мы кричали, просили прекратить, но булыжники летели все гуще.

Страшно закричала Надежда Антоновна. Камень попал ей в глаз. Преследователи разбежались. Ранение оказалось очень серьезным, и местный врач помочь не смог. Наутро через райком партии удалось вызвать самолет. Надежду отправили в Иркутск. Лечили долго, глаз спасли, но зрение резко ухудшилось.

Нападавших не нашли, да особенно и не искали. Жители и мы прекрасно знали, кто это был. Видимо, власти сочли за лучшее дело замять. И вот они сидят на уроках, эти здоровые парни. Смотрят на нас - кто исподлобья, кто насмешливо и смело. Изучают математику и физику у Надежды Антоновны, разглядывают ее искалеченное лицо.

* * *

Приближался новый 1943 год. В коридоре на фанерном щите рядом с расписанием уроков появилось красочное объявление: «30 декабря в школьном клубе состоится новогодний Бал-маскарад. Учащиеся 5–10 классов, готовьте маскарадные костюмы».

Школа заволновалась. В каждом классе появились свои тайны. Ученики приходили на уроки возбужденные и счастливые: в школьном зале будет веселый праздник, там засверкает разноцветными шарами красавица-елка! Дети истосковались от войны, невзгод, лишений. Им необходима радость. Необходима, как воздух и хлеб. Они мечтают о музыке, о праздничных огнях и счастливых улыбках друзей, о подарках Деда Мороза. 

Чудесная елка - высокая и пушистая, что поднимется до самого потолка зала - самая первая в их жизни. До войны не принято было ставить елку. Даже для молодых учителей это было впервые. Мне кажется, что новогодние елки впервые засверкали блестящими игрушками и цветными огнями именно в войну, когда полуголодные и плохо одетые ребятишки особенно нуждались в радости, музыке, сказочном сверкании и блеске. Скромные подарки с дешевыми леденцами и карамелями были пределом их мечтаний: дети уже стали забывать вкус конфет.

Все понимали, что к елке нужно готовиться. По классам развернулось изготовление игрушек. Из самых простых материалов дети творили чудеса. Красили домашними красками исписанные тетрадные листы, делали из бумажных полосок длинные пестрые цепи, вырезали флажки и корзинки. Из яичной скорлупы получались забавные клоуны, поросята, матрешки. Из ваты и крахмального клейстера лепили морковки, яблоки, вишенки, зеленые огурцы, помидоры и фигурки ящериц. 

Шли в дело довоенные бумажки от конфет, фольга, полоски цветной бумаги и лоскутки ткани. Елочные игрушки поступили в Райпотребсоюз. Их распределяли по школам района. Эти были блестящие цветные шары, фонарики, сосульки, шишки, фигурки зверей и птиц. Они казались чудом. Тем, кому повезло их увидеть, завидовали, расспрашивали, передавали по секрету другим.

Но самое большое чудо рождалось в глубокой тайне. О нем знали только классные руководители, преподаватели литературы, да еще Анастасия Степановна Ломунова, вдова погибшего на фронте учителя. Чудо это - маскарадные костюмы. Никто толком не знал, как и из чего их делать. Нужен был художественный вкус, знание литературы, умение шить, лепить, красить, рисовать. Никто из учителей этим делом раньше не занимался. О маскарадах лишь читали в романах да смотрели в фильмах.

Родилась счастливая идея создать образы литературных героев. Лучшим советчиком и помощником оказалась Анастасия Степановна. Раньше она училась в городской школе, участвовала в драмкружке. Кружковцы сами готовили различные костюмы под руководством театрального работника. И теперь ее навыки и способности развернулись в полную силу. 

Школьники буквально горели новой для них небывалой идеей. В полутьме холодных классов с заиндевевшими окнами и тусклыми коптилками им мерещилось чудо: залитый огнями школьный зал со сверкающей елкой посредине, звонкая музыка и веселый хоровод сказочных героев в черных масках. Каждому хотелось быть в этом хороводе прекрасным, неузнанным, таинственным. Никто не желал остаться в стороне. Никогда больше я не видела такого горения при подготовке новогодних праздников, как в эти суровые, трагические годы войны.

Школьники рылись в книгах, таинственно шептались с учителями. Собирали картон, оберточную бумагу, сохранившиеся с мирного времени красители, цветные бумажки, яркие лоскутки тканей, старый тюль. Доставали в аптеке марлю, вату, блестящие кристаллы нафталина, красящие лекарства. В сундуках находили старинные наряды бабушек - длинные юбки, блузы с оборками, большие цветные и черные шали, вышивки, яркие атласные и шелковые платья прежних фасонов, жилеты, шляпы и многое другое.

Каждый ученик готовил свой костюм в глубокой тайне, но Анастасия Степановна была в курсе всех дел. К ней домой ходили за советом и помощью. Там возникла целая мастерская, и в ней создавались новогодние чудеса. Никто в школе не имел такого вкуса, умения, фантазий в оформлении праздника и приготовлении костюмов, как она. Это был ее звездный час!

Она жила в старом доме под тесовой крышей. С улицы дом казался высоким и светлым с большими окнами на солнечную сторону. Под одной крышей с домом стояли амбар и стайка для коровы, а за двором лежал покрытый снегом огород. Сюда за три года до войны въехал молодой учитель Ломунов с женой и четырьмя детьми. К началу войны двое уже пошли в школу. В первые дни войны Ломунов ушел на фронт и вскоре погиб.

Я хорошо помню свое первое посещение этой семьи. Лютовала декабрьская стужа. В большой нетопленной избе было сумрачно и холодно. За кухонным столом двое старших детей озябшими ручонками неумело чистили картошку, а маленькие с жадностью заглядывали в кастрюлю и просили со слезами в голосе: «Быстрее варите! Есть хотим!» При дыхании изо рта шел густой пар. Дети были одеты в стежонки и старые пальтишки, укутаны платками. Оттуда выглядывали лишь худенькие, позеленевшие от холода лица. В плите чадил уголь, выбрасывая струйки черного дыма сквозь щели. Большие голые окна заиндевели. Давно не беленные стены покрылись копотью, особенно темной по промерзшим углам.

Раздался скрип калитки. В избу вошла мать с полными ведрами на коромысле. В мужской стежонке и старенькой шапке-ушанке она была похожа на мальчишку-подростка. Усадила меня на скамейку, принялась хозяйничать. Открыла дверцу плиты, чтобы помешать уголь. Оттуда вырвался клуб дыма, расплываясь по избе сизым туманом. Печь не была приспособлена для угля, а дров не было. Для переделки нужны были большие деньги, да и печники из деревни ушли на фронт.

Уголек постепенно разгорелся, потянуло теплом. Дети окружили потеплевшую плиту, а мы прошли в другую комнату. Там стояли кровати под старенькими покрывалами, голый стол, табуретки. И вдруг я увидела необыкновенные вещи! На полке красовались старинные черные цилиндры пушкинских времен, ковбойские и мушкетерские шляпы. Рядом лежали всевозможные жабо, пелерины, воротники, широкие пояса с нарядными пряжками и многое другое. В углу пестрели нарядные крылья бабочек, стрекоз, божьих коровок. Сделано все это было из марли, натянутой на проволочные каркасы. На лавке стояла кастрюля с клейстером, банка с черной краской, бутылочки, пузырьки с цветными жидкостями, груда газет и оберточной бумаги.

Я стояла в изумлении: здесь, в осиротевшей учительской семье, доведенной войной до полной нищеты, рождался радостный, светлый новогодний праздник! Его создавала худенькая голодная женщина - вдова погибшего фронтовика, мать четырех малолетних детей. Это был ее подвиг, горение ее души, не сломленной тяжкими испытаниями войны.

До праздника оставались считанные дни. Вот уже Гнедко привез несколько пышных таежных елок. Их прибили к деревянному столбу посредине зала. Истопники за три дня до праздника топили беспрерывно печи. На больших окнах появились цветные гирлянды, стены украшались зелеными ветками, новогодними рисунками. Редакция оформляла стенгазету. Уборщицы заправляли лампы керосином, обрезали фитили, мыли стекла.

И вот наступил праздник. В зале засветились огни. Во всех углах были развешаны по стенам и расставлены керосиновые лампы. Посредине красовалась нарядная елка. На ней не было разноцветных электрических гирлянд. Очень мало дорогих фабричных игрушек: все украшения изготовили сами. В классах мальчишки и девчонки сбросили старые фуфайки и платки, сняли подшитые валенки и превратились в таинственных незнакомцев под черными масками. Сразу видно стало, какие они взрослые, красивые, стройные. Это было прекрасно, как в сказке.

Были вокруг елки танцы, художественное чтение, новогодние песни. Не сразу зрители распознали в легкой, как пушинка, Снегурочке Анастасию Степановну. Ее маленькие дети тоже кружились в хороводе, читали стихи. Счастливы были в этот вечер сотни детей.

Подошел к концу веселый бал. Отзвучал прощальный вальс. Закончилась волшебная сказка. А в селе долго еще обсуждались подробности волшебного праздника, зарождались новые идеи, составлялись планы на будущее.

Из года в год в школьном зале появлялась красавица-елка; все больше мастерилось маскарадных костюмов, богаче становилась выдумка, лучше организация. Запомнился новогодний бал 1945 года. Свершилось много счастливых перемен. Советская Армия победоносно двигалась на запад. Народ с нетерпением ожидал победы. В село возвращалось все больше фронтовиков, оживали осиротевшие семьи. К празднику все школьники хотели готовить военные костюмы, разучивали песни и сцены из фронтовой жизни.

На празднике мы вдруг заметили, что среди школьников стало очень много взрослых ребят: готовился к окончанию средней школы третий выпуск десятиклассников - полноценный класс из тридцати человек. Набралось три восьмых и большой девятый класс. Оказалось много взрослых учеников и в шестых-седьмых классах. Это были серьезные, рано повзрослевшие, привыкшие к трудностям комсомольцы. Все они с детства привыкли к труду, научились ценить те блага, которые дарила им жизнь. Невзирая на трудности военных лет, в стенах школы вырастала закаленная, выносливая, трудолюбивая смена. И мы, учителя, гордились и радовались: нет, не напрасен наш труд!

PS: «Глагол. Иркутское обозрение» выражает благодарность семье Дятловых за предоставленный текст. 

Фото Алексея Петрова

Возрастное ограничение: 16+

В наших соцсетях всё самое интересное!