Лев Сидоровский: 7 ноября 1942 года состоялась премьера комедии "Раскинулось море широко"

08 ноября 2021

В этой квартире на Петроградской стороне, где рядом с книжными полками соседствовали модель подводной лодки, переговорная труба из боевой рубки крейсера «Киров» и именной кортик, бывал я не раз. И вот однажды попросил хозяина кабинета, поэта Всеволода Борисовича Азарова, восстановить детали одного далекого блокадного события. Достав из шкафа толстенную папку, где хранились пожелтевшие листы бумаги, газетные рецензии, а все это предваряла афиша спектакля ленинградского Театра музыкальной комедии «Раскинулось море широко», мой собеседник задумался:

– В конце лета сорок второго года начальник оперативной группы писателей при политуправлении Краснознаменного Балтфлота, бригадный комиссар Всеволод Вишневский получил задание Военного совета: в кратчайший срок написать героическую музыкальную комедию. Да, ему, автору «Оптимистической трагедии» и «Первой конной», сочинить оперетту! Было от чего растеряться. Но приказы надо выполнять, тем более что, как сказали в Военном совете, «пусть весь мир – и враги, и друзья – знает, что ленинградцы и балтийцы не разучились смеяться...». Вишневский обратился за помощью к драматургу Александру Крону и ко мне. Для совместной работы поселились в деревянном домике на Песочной улице у Ольги Константиновны Матюшиной. Три койки, три письменных стола. Опыта в подобном жанре – никакого: я, например, раньше не сочинил ни одного веселого куплета. Итак, коллективным героем комедии должна стать команда военного корабля. Но какого? Перебрали все типы и остановились на крошечном связном катере с командой из четырех человек. Катер назвали «СК-13», «Орленок». Каждый из нас ввел в состав команды по одному герою: Вишневский – старого боцмана Силыча, Крон – механика, ленинградца Сашу Чекрыгина, а я, уроженец Одессы, – одессита, комендора Жору Бронзу. Командиром катера «назначили» лейтенанта Кедрова, поскольку роль предназначалась для артиста Ивана Кедрова... Потом подобрали остальных героев. Прикинув план пьесы, из-за сжатости сроков два первых акта решили писать не последовательно, а параллельно: первый – Крон, второй – Вишневский. Ну а на мне – все арии, песни, куплеты. Каждый день Н-ское соединение трех авторов выпускало свой шуточный «Боевой листок», где сообщались наши производственные новости, критиковались отстающие. Кстати, многие номера «листка» у меня сохранились. Работу завершили за семнадцать дней. Потом примерно за такой же срок Виктор Витлин, Николай Минх и Лев Круц сочинили музыку. И однажды отправились мы на мотоцикле к Александринскому театру, где в ту пору работала Музкомедия. Вишневский читал артистам нашу пьесу так, что они волновались, смеялись, плакали.

Да, о том, как переживали они во время той читки, заслуженная артистка России Нина Васильевна Пельцер и спустя годы не могла говорить спокойно. В ее квартире на улице Рубинштейна все напоминало о человеке, с которым Нина Васильевна прошла через всю жизнь: любимец ленинградского зрителя Николай Яковлевич Янет, впоследствии удостоенный звания «народного», блокадной порой возглавлял Театр музыкальной комедии и поставил этот спектакль. Репетировали буквально днем и ночью, поэтому Николаю Яковлевичу очень кстати был пропуск № 08443 – «на право прохода по городу Ленинграду в запретное время», который показала мне Пельцер. Она вспоминала:

– Янет не давал покоя ни себе, ни актерам, но никто не обижался, потому что каждый остро понимал, как такой спектакль необходим Ленинграду. Было трудно, голод не щадил артистов тоже (достаточно сказать, что за первую блокадную зиму из сорока одного участника мужского состава хора в живых остался лишь один), и все же мы не сдавались. С каким настроением готовились к премьере! Оформлением спектакля занималась Софья Касьяновна Вишневецкая. В театре появились детали настоящих, вышедших из строя катеров: мачты, фонари, зарядные ящики, флаги расцвечивания. Костюмеры получили подлинные флотские бушлаты, робы, ботинки. Настоящим было не только оружие, но даже эсэсовские мундиры: достать их оказалось легче, чем шить в костюмерной. Спектакль поставили – уникальный случай! – всего за двадцать шесть дней.

В этот день, 7 ноября 1942 года, в блокадном городе заалели праздничные флаги. На митинге, который транслировался из радиостудии, выступили командующий фронтом генерал-лейтенант Говоров, командующий КБФ вице-адмирал Трибуц, командир 45-й гвардейской дивизии Герой Советского Союза полковник Краснов, работница Линева, хирург Виноградов.

И хлеб в этот день тоже оказался праздничным – пшеничным, совсем не похожим на тот, который ленинградцы ели в первую блокадную зиму. Но по-прежнему был этот хлеб «с огнем и кровью пополам»: врагу удалось сбросить на город восемь фугасок. Правда, это случилось уже после двадцати трех часов. А во время премьеры в Театре музыкальной комедии наши артиллеристы постарались так, что ни одна фашистская бомба, ни один снаряд не помешали спектаклю.

Держу в руках программку, всматриваюсь в афишу, где крупно: "7 ноября 1942 года. "Раскинулось море широко". И имена артистов, которых и сегодня помнят блокадники: Лидия Колесникова, Нина Болдырева, Иван Кедров, Александр Орлов, Анатолий Королькевич, Валентин Свидерский, Константин Бондаренко, Николай Янет. И необычная для нынешнего зрителя строчка: "Начало вечерних спектаклей в 5 час." – так было необходимо в условиях блокады.

Перебирали мы с Ниной Васильевной пожелтевшие, порой не очень-то четкие фотоснимки, сделанные в день премьеры. На одном – сама хозяйка дома в искрометной матросской пляске. Тот, кто жил в Питере до войны, хорошо помнит, что спектакль Музкомедии без балерины Нины Пельцер считался как бы за «полспектакля». Ну а в дни блокады ее популярность, по свидетельству очевидцев, была столь велика, что бойцы на передовой непременно спрашивали товарищей, вернувшихся из увольнения в город: «Ну, как там Пельцер, танцует?» – «Еще как!» – «Значит, братцы, полный порядок!»

Естественно, что и в новом спектакле место для Нины Пельцер, которая, кстати, была постановщиком всех хореографических номеров, нашлось. Забывая о голоде, об обмороженных ногах, она вылетала на сцену в бескозырке, форменке, брюках-клёш и выделывала такое, что зрители взрывались восторгом.

Казалось, что в студеный зал, где никто не снимал верхней одежды, ворвалось само солнце! А потом, за кулисами, как рассказывала Нина Васильевна, она «с разбегу ныряла в громадные валенки, гревшиеся у печки-буржуйки». Эти легендарные валенки, ныне ставшие экспонатом школьного музея "Музы не молчали...", балерине подарили после концерта в Трамвайно-троллейбусном управлении. Актриса показала мне письмо из сорок второго года:

"Дорогая Нина Пельцер! Я побывал на спектакле "Раскинулось море широко". Как вы танцуете! Когда я рассказал бойцам о Вашей пляске, о Вашем спектакле, у них, честное слово, прибавилось сил и злости для борьбы с фашистами. Старший лейтенант Савельев".

И еще, среди многих других, – такое послание: "Дорогой дружище! Рад и счастлив Вас приветствовать и высказать свое восхищение высоким гражданским сознанием, которое проявил Ваш театр во время страшной ленинградской эпопеи. А говорят – "оперетта"! Вот тебе и опереточные актеры". Так, вскоре после этой премьеры, писал Янету композитор Дунаевский.

"Вот тебе и опереточные актеры...". Одна из них, Лидия Александровна Колесникова, еще до войны получила звание заслуженной. Открытки с ее изображением продавались во всех киосках "Союзпечати". А спустя годы в квартире на Невском листал я альбом в бархатном переплете, где с фотографий смотрели Сильва, Марица, Баядера. Лидия Александровна поясняла:

– Знаете, как было в блокаду? Костюм Баядеры – это ведь тончайший шифон, на голом теле, а на сцене – минус восемь градусов.

И вот после разных графинь и княгинь, после всех этих эффектных венских красавиц, покорительниц мужских сердец, блистательная примадонна оперетты Лидия Колесникова сыграла совсем-совсем другой образ: юную ленинградку, девушку с Выборгской стороны, разведчицу Елену.

– Конечно, – вспоминала Лидия Александровна, – эта роль стала в моей творческой биографии самой главной. С подмостков сцены я могла публично, во всеуслышание передать то, что накопилось в душе за тяжкие, трагические дни осады... Тут уж не нужны были ни эффектные позы, ни звонкие интонации... И когда, по ходу спектакля, моя героиня бросала в физиономии гестаповцев: «Вы у нас в руках. Вы влезли в Россию и из нее не выберетесь. Куда бы вы ни крались, ни кинулись, – всюду Россия...», – зал всякий раз взрывался овацией, а мне становилось трудно дышать... Да, это была и моя личная боль, и мой личный гнев.

Вслед за Ленинградом героическую комедию поставили, пожалуй, все музыкальные театры страны: например, я с приятелями, такими же мальчишками военной поры, смотрел ее в Иркутске. Ах, как играли Григорий Гросс, Августа Воробьёва, Григорий Муринский, другие. А спустя четверть века (хоть сюжет, вроде, уже потерял былую актуальность) о ней вспомнили и в Москве, и в Архангельске. На премьере в Архангельске после финала занавес взвивался снова и снова. Потом на сцену пригласили Азарова, и поэт прочитал новые стихи, которые заканчивались так:

Значит, жить и служить
этой пьесе без срока,
И не будет отбой
вдохновению дан,
Чтобы снова
«Раскинулось море широко»,
Уходя в необъятный
людской океан!
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург

На фото: Афиша первого спектакля. Лидия Колесникова и Иван Кедров. Нина Пельцер и Александр Камков исполняют матросскую пляску. Сцена из спектакля.

Возрастное ограничение: 16+