Лев Сидоровский: Виктор Суходрев - личный переводчик Хрущева, Брежнева и Горбачева
16 декабря 2022
Журналист Лев Сидоровский вспоминает Виктора Михайловича Суходрева, который родился девяносто лет назад, 12 декабря 1932 года.
Это было в 1973-м. Только заявился я в Дом творчества кинематографистов и журналистов Грузии, как у стойки портье увидел его – стройного, черноволосого, покрытого шоколадным загаром, облачённого в явно «не наши» рубашку и шорты.
Красавец по телефону с кем-то изъяснялся на шикарном английском.
«Боже, какое знакомое лицо! – подумал я. – Может, голливудский киноактёр? Тогда почему он здесь, в Пицунде?»
Битый час ломал голову и, лишь когда встретил «американца» на пляже, вспомнил: «Ба! Так это же тот самый переводчик, который (чему свидетелями были телезрители всей страны) месяц назад помогал общению Брежнева с Никсоном! А ещё раньше, помнится, Хрущёва в поездке по Америке сопровождал».
Его имени тогда народ не знал. Через пару часов мы оказались в одной волейбольной команде. Когда он вслед за мячом взлетал для удара над сеткой, другой тоже весьма резвый игрок (с подходящей "прыгучей" фамилией), уже модный киноактёр Лёва Прыгунов, вопил: «Витя, руби!» И Витя «рубил». По окончании баталии я выразил ему своё восхищение, представился. В ответ он протянул руку: «Будем знакомы. Виктор Суходрев».
Те четыре недели вспоминаю с особым удовольствием, ведь провёл их в компании Сергея Герасимова, Тамары Макаровой, Отара Иоселиани, Михаила Ботвинника и других не менее именитых и интересных. К тому же с Владимиром Высоцким после обеда, когда Марина Влади отправлялась отдыхать, мы «для разгрузки» играли в пинг-понг, а перед ужином с Виктором Суходревом – в волейбол. Буквально сразу же попросил его об интервью для газеты.
Виктор Михайлович удивился: «Какое интервью? Нам это категорически запрещено».
И в самом деле: люди такого ранга в ту пору находились «под секретом», никаких подробностей о них в прессе не сообщалось никогда. Но я от Суходрева не отставал, убеждал, что с его начальством, то есть с МИДом, непременно договорюсь, что материал для публикации будет завизирован, после чего и цензор возражать не станет. Конечно, я блефовал, однако нового знакомого всё-таки уломал, в чём, кстати, помогла мне его жена Инга, дочь знаменитой киноактрисы Татьяны Окуневской. И мы нашли время поговорить «за жизнь».
Как же Виктор Михайлович стал дипломатическим переводчиком?
– В 1939-м моя мама отправилась в Лондон, где её ждала работа в советском торгпредстве. Так и я в шесть лет тоже оказался на берегах Темзы.
Планировалось, что позднее они присоединятся к отцу (Михаил Лазаревич пребывал в качестве разведчика-нелегала в США), но война спутала все карты. В общем, Евгения Александровна трудилась с утра дотемна, а Витя был предоставлен самому себе и, играя на улице с ребятами, незаметно постигал английский язык.
Однажды мэр города Блекпула пригласил в гости делегацию советской при посольстве школы, и там, на завтраке в мэрии, мальчику впервые пришлось выступить в роли переводчика, потому что наш директор в Англии находился недавно и языка ещё не знал. Вернувшись через шесть лет в Москву, сразу же за контрольную по английскому схлопотал двойку, ибо о транскрипции иностранных слов не имел понятия.
Но скоро педагоги разобрались, что к чему, и освободили Виктора от занятий вплоть до выпускного экзамена. Однако английским увлекался всё больше. Много читал в подлиннике – Шекспира, Диккенса, Чосера, Киплинга, Уайльда, Конан Дойля, Агату Кристи. Потом окончил Военный институт иностранных языков, который входил в систему учебных заведений Главного разведывательного управления Генштаба.
С 1956-го – в Министерстве иностранных дел: сначала – в бюро переводов, а после во 2-м европейском отделе стал заниматься дипломатической работой.
– В первый же рабочий день пришлось переводить продолжительную беседу Хрущёва с Поверенным в делах Индии. Никита Сергеевич был весьма говорлив, много шутил, однако его юмор показался мне чересчур простецким, как и сама манера вести разговор.
В ту же пору герою повествования довелось «обслуживать» Молотова, Маленкова, Кагановича и своего министра Шепилова, но менее чем через год сия «антипартийная группа» высоких постов лишилась. И этих советских вождей, и тех, которые их сменили, за редким исключением, увы, отличали узость мышления, безграмотность, какая-то нецивилизованность, что Суходрев ощутил «на собственной шкуре» в полной мере. Особенно досталось, когда с председателем Президиума Верховного Совета СССР Климом Ворошиловым и секретарём ЦК Фролом Козловым (третьей в делегации была министр культуры Екатерина Фурцева) оказался в Индии.
Например, в одном из музеев Бомбея, узрев жутко лохматого стражника, принадлежавшего к касте, которая запрещает ухаживать за причёской, Ворошилов выхватил из кармана собственный гребень и двинулся к нему со словами: «Сейчас я тебя причешу!»
Суходрев своего подопечного еле остановил, прокричав в полуглухое ухо: «Ему религия не позволяет!»
При осмотре Тадж-Махала Климент Ефремович громко возмутился: «Что вы мне толкуете о каком-то императоре? В своей стране мы эту контру давно уничтожили. Лучше расскажите о трудящихся, которые строили этот мавзолей? Где они? Дайте с ними встретиться». Потребовал, чтобы его слова перевели.
Я поинтересовался, достаточно ли для занятия этой профессией одного лишь хорошего знания языка.
Суходрев вздохнул:
– Часто убеждаюсь: некто вроде прилично владеет английским, способен изъясняться на любые темы, но сам тяжелейший режим нашей работы, её специфика человека пугают. И, наоборот: кто-то может знать язык послабее, но есть в нём вот эта самая «жилка» устного дипломатического переводчика. К тому же наша профессия требует осведомлённости в самых разных областях знаний: политике, экономике, науке, культуре, искусстве, быте… Причём разбираться в сути разговора следует досконально, без этого точно перевести некоторые специфические моменты невозможно.
Например, стратегическое наступательное вооружение, системы противоракетной обороны – это ведь труднейший предмет, изобилующий техническими деталями, обилие всяких терминов. Ну сами-то термины перевести – ерунда, их можно и в словаре посмотреть. Однако ведь мне надо понимать, что за терминами стоит. Допустим, что такое РГЧИН, или ракета с разделяющимися головными частями индивидуального наведения. Я всегда заранее, до начала переговоров, изучаю все материалы, с которыми предстоит работать первому лицу государства, все справки, в которых излагается точка зрения и противоположной стороны. Кроме того, при переводе речей для массовой аудитории очень важно передать не только текст, но и его эмоциональную окраску, так как речь, просто зачитанная ровным голосом, всего, что там заложено, до аудитории не донесёт. Кстати, отличное знание русского языка в нашем деле не менее важно.
Тут я вспомнил, что, переводя беседу или речь, мой визави обычно делает записи в блокноте. Значит, кроме всего прочего, обычно переводчик еще должен быть и стенографистом...
– Нет, стенографией не пользуюсь, потому что мгновенно расшифровать эти сложные знаки, да ещё тут же переложить их на другой язык совсем не просто. У меня своя, особая скоропись. Чаще пишу по-английски: начертание этих букв позволяет такое делать, не отрывая ручки (кстати, именно так учат писать в английских школах). По-русски добиться этого сложнее, например, если в слове есть буква «б».
Еще пишу по-английски потому, что иногда сразу приходит на ум именно самый удачный перевод слова, и если я его потом не вспомню, будет обидно. Роль блокнота в моей работе очень важна. Ведь часто при двухсторонних беседах расшифровка скорописи переводчика (обычно я это делаю ночью) – единственный документ в сто и более страниц, который после остаётся. Поэтому скрупулезная точность в нашем деле – требование непременное.
Ну а что особенно сложно в такой беседе? Оказывается, перевод пословиц и поговорок, поскольку, если даже знаешь точный эквивалент на обоих языках, сама их образность может друг другу не соответствовать.
– Помню, кто-то из западных дипломатов в довольно-таки остром диалоге процитировал пословицу: «To kill two birds with one stone» («Одним камнем убить двух птиц»). Я перевел её как нашу распространенную: «Одним выстрелом убить двух зайцев». И тут же об этом пожалел, поскольку наш дипломат, весьма тонко отвечая оппоненту, стал выделывать с этим «зайцем» такие вещи, которые с их «птицей» были просто не возможны. Пришлось извиниться и перевести пословицу дословно.
Поэтому в другой раз, переведя на английский: «Ездить в Тулу со своим самоваром», я сначала объяснил собеседникам, что Тула производит самовары, а потом дал им более понятный эквивалент: «Возить уголь в Ньюкасл».
Ещё одно из необходимых качеств переводчика – чувство юмора. Ведь в любом, даже самом серьезном разговоре государственных деятелей в какой-то момент обязательно возникает шутка, и, если толмач с чувством юмора не в ладах, он этой шутки не донесёт:
– Бывает, один из участников разговора рассказывает другому анекдот. Вроде бы смешной. Но ведь есть масса анекдотов, которые нельзя перевести буквально. И если после моего перевода вдруг воцарится молчание – это как смертный приговор. Поэтому сколько раз приходилось выкручиваться, перевоплощаясь в актёра, играя голосом, мимикой, чтобы добиться нужного эффекта, заставить собеседника хотя бы улыбнуться.
Много чего ещё выведал я у Виктора Михайловича (впрочем, мы уже были "на ты", и я звал нового приятеля Витей). Например, что самое неизгладимое впечатление произвёл на него Джон Кеннеди, который «излучал магнетизм и обаяние»; что любит работать с «интеллигентным» Косыгиным, а Микоян ему нравится «острым умом и быстрой реакцией»; что «высший пилотаж» его профессии - «стать как бы невидимым, но присутствующим»; что в разговоре быстро перенимает тот акцент, на котором говорит собеседник; что в его деле необходим постоянный тренинг как скрипачу или пианисту («Если на отдыхе вдруг забываю эту заповедь, то скоро чувствую, как язык деревенеет).
Подготовив текст беседы (очень взвешенный – ведь на дворе был 1973-й), переслал его по почте в МИД сотруднику, которого мне назвал Суходрев. Попросил дать «добро». Прождав впустую три месяца, сам явился под ясные очи того чиновника и услышал: «Не положено». Потом он смилостивился и достал рукопись, которая была испещрена пометками, сделанными красным карандашом: «Если так уж настаиваете, то надо убрать вот это… И вот это… И вот это».
Я убрал. Он глянул на снимок: «Не может быть советник 2-го европейского отдела МИД СССР фотографироваться в легкомысленной рубашке. Оденьте его в костюм». Что ж, наш редакционный художник мигом «облачил» Виктора Михайловича и в костюм, и в белую рубашку с полосатым галстуком… Таким образом, мой материал на странице «Смены» стал самой первой в стране публикацией о переводчике-дипломате.
В отставку этот «Генеральный толмач» вышел в ранге чрезвычайного и полномочного посланника первого класса, что приравнивается к воинскому званию генерал-полковника. В дипломатической иерархии выше только ранг чрезвычайного и полномочного посла.
В его подмосковном доме на Николиной Горе кроме умных книг и уникальных фотографий, где Суходрев в обществе Джона Кеннеди, Джимми Картера, Маргарет Тэтчер, Индиры Ганди, Фрэнка Синатры, Мохаммеда Али, Ванна Клиберна, красовалась и богатейшая коллекция курительных трубок. Одна, например, была подарена премьер-министром Великобритании Гарольдом Вильсоном. Там Виктор Михайлович писал мемуары и вволю спал – ведь, работая, позволить себе такой роскоши не мог.
В 2012-м я его поздравил, узнав, что тот стал лауреатом ежегодной национальной премии «Переводчик года» – «за выдающийся вклад в укрепление международного авторитета страны и высокие достижения в профессиональной деятельности». А в 2014-м, 16 мая, «генерального толмача» не стало.
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург.
На снимках: Виктор Суходрев – с Никитой Хрущёвым; Леонидом Брежневым и Джимми Картером; Михаилом Горбачёвым и Маргарет Тэтчер…А таким в 1973-м я запечатлел его, очень загоревшего на черноморском солнышке. Фото автора.
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
