Лев Сидоровский: В день комсомола: трагедия Александра Косарева
29 октября 2020
29 октября, в день рождения комсомола, мой рассказ о трагической судьбе генерального секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева.
Оказавшись на этой подмосковной даче в Петрово-Дальнем, я сразу увидел на стене фотографию: высокий лоб под непокорным вихром, волевой подбородок, пытливый взгляд. Глядя на снимок, Мария Викторовна грустно улыбнулась:
– Глаза у Саши были какие-то совсем особенные – светло-зеленые, и вихор всегда торчал. Я всё приставала: «Причешись»...
Марии Викторовне было тогда уже восемьдесят, однако, несмотря на преклонный возраст, на все то, что выпало перенести в жизни, седую голову держала высоко, и тонкий ее профиль был по-прежнему красив. Ее мама, Вера Павловна, стала членом РСДРП в 1902-м. Ее отец, Виктор Иванович Нанейшвили, один из зачинателей большевистского подполья в Закавказье, вручал партбилет Микояну. Спустя годы, в 1924-м, будучи секретарем Каракалпакского обкома, резко поспорил со Сталиным по национальному вопросу. Мгновенно в лице генсека нажил ярого врага и первым делом с партработы был переведен на хозяйственную. Ну а после, в середине 30-х, последовали уже роковые испытания.
А пока что, в 1927-м, отец возглавлял Торговую академию, и жили они в Охотном ряду, там, где сейчас высится здание Государственной Думы, в старинной гостинице «Париж», которая в ту пору именовалась уже 27-м домом Советов. В комнате рядом квартировал первый секретарь ЦК ВЛКСМ Чаплин, а напротив – секретарь МК Александр Косарев со своим коллегой Гошей Беспаловым. С Гошей Мария, студентка Института народного хозяйства, была знакома по комсомольской работе в Перми. Вот и решила перед седьмым ноября попросить старого приятеля, чтобы достал пропуск на Красную площадь: очень уж хотелось увидеть парад. Постучалась. Дверь открыл Косарев, сказал, что Гоши нет. Маша опечалилась. Выведав о причине ее печали, успокоил: «Утром пораньше будьте готовы. На парад пойдем вместе». С той самой гостевой трибуны на Красной площади началась их дружба, их любовь... В тот «красный день календаря» стала она открывать для себя своего Сашу...
Что же она о нем узнала? Чтобы прокормить в сыром подвале семерых ребятишек, отец с матерью от зари до зари горбатились на трикотажной фабрике «Рихард, Симон и Ко». Выходной одежкой дети пользовались по очереди. После двух классов церковно-приходской школы он, по сути – ребенок, оказался на цинковальном заводе. В земляной, всегда сырой пол были врыты травильно-промывочные ванны, в которых, стоя на коленях, Саша готовил посуду для оцинковки. По двенадцать – четырнадцать часов дышал газом и кисловатыми испарениями... Потом слесарил на «фамильном предприятии». В общем, классовое сознание юного Косарева формировали изнурительный труд, ущемленная гордость, голодный и тесный быт...
В феврале 1917-го, когда на московских заводах вспыхнула забастовка, шагал во главе рабочей колонны: «Вставайте в наши ряды! Революция!» А осенью, лишь возник Социалистический союз рабочей молодежи, вступил туда. В октябре 1919-го, «подрубив» топором свою очень длинную шинель, пятнадцатилетний доброволец отправился на борьбу с Юденичем. Там, на передовой, получил и партбилет, и пулевое ранение.
Потом в Москве, возглавляя Бауманский райком комсомола, в числе прочих хороших дел, открыл тридцать восемь школ рабочей молодежи, где скоро обрели знания не только по политграмоте, но и грамматике, арифметике, географии, естествознанию три тысячи парней и девчат. После с такой же истовостью этот молодежный вожак вершил славные дела в Пензе, в Ленинграде.
И вот теперь – уже во главе всей московской комсомолии – придумал отряды «легкой кавалерии», чтобы было сподручнее молодым выискивать тех, кто явно или косвенно мешает новому, претворял в жизнь экстравагантный лозунг: «Гармонь – на службу комсомолу!», организовывал самые первые в стране туристские походы...
Свадьбу сыграли восьмого марта. Для своей любимой (она была в неизменной юнгштурмовке) жених пел: «О скалы грозные дробятся с рёвом волны...» Первым же летом Мария утащила Сашу на недельку в грузинский Абастурман, где каждая горная тропка, казалось, влекла их в самое поднебесье. А он ее через год посадил в лодку – и поплыли на веслах вниз по Волге... А еще через год – по Селигеру. Вот так, игнорируя санатории и прочие «престижные» места отдыха, проводил отпуск генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ – этот пост Косарев занял в 1929-м. Да, пост высокий, но ровным счетом ничего не изменилось в его сердечном отношении к людям, в живом «некабинетном» стиле руководства.
Первая пятилетка разворачивала крутые плечи. Возводились гигантские предприятия, но вот проблема: кто там потом встанет к станкам? Косарев предложил: каждой новостройке – свою школу фабрично-заводского ученичества! И потом на пятидесяти из них, самых важных, уполномоченные ЦК ВЛКСМ зорко следили за тем, как это выполняется. Чуть что – телеграмма в Москву, Косареву. А он в свою очередь уже теребит Куйбышева, Орджоникидзе: «Наведите порядок!» Результат не замедлил сказаться: если в 1929-м в школах ФЗУ обучались семьдесят три тысячи подростков, то в 1933-м – один миллион двести тысяч! Впрочем, генсек ЦК и сам постоянно выезжал на места – и тогда многие больные проблемы благополучно решались без всяких лишних звонков и телеграмм.
Как все радовались за Сашу, когда ему вручили орден Ленина: тогда подобной награды удостаивались очень немногие. Он всегда был полон идей, самых, вроде бы, фантастических планов, которые, коли за дело брались молодые, в конечном счете, оказывались вполне реальными. Например: «Весь Союз – одна ударная бригада!» Или: «Комсомолец, на самолет!». Аэроклубы сразу стали расти, как грибы. Или: «Все комсомольцы должны без отрыва от производства получить среднее образование!» Сам Косарев учился постоянно, наверстывая упущеное в детстве. За учебники садился рано утром, когда жена и дочка еще спали. Профессор Август Густавович Кульман, который занимался с ним математикой и химией, спустя годы скажет Елене Александровне Косаревой о ее отце: «Необычайно одаренный был человек!».
Дочь мне рассказывала:
– Хотя занят отец всегда был сверх всякой меры, но для меня всё равно время находил. Только придёт домой: «Ленка-пенка, что читала?» – «Про кота в сапогах». – «Немедленно расскажи…». Прослушав сказку Перро, продолжал допытываться: «Как успехи во французском?..»
Сам-то отец учил немецкий, что ему, кстати, очень пригодилось, когда как член Исполкома Коммунистического Интернационала Молодёжи дважды нелегально ездил в Германию. Навсегда запомнила его сильным с ясным, открытым лицом. Он собрал блестящую библиотеку, дружил с Маяковским, общался с Горьким, в доме часто собирались молодые литераторы. Среди настольных книг – Гоголь, Чехов, Салтыков-Щедрин. Сохранился томик Лермонтова со многими отчеркнутыми строфами. В пушкинском томике обвел красным карандашом: «Если жизнь тебя обманет, не печалься, не сердись! В день уныния смирись: день веселья, верь, настанет...»
«Дни уныния» в их доме впервые наступили в тридцать шестом, когда арестовали брата Марии Викторовны – секретаря Копыльского райкома партии в Белоруссии Павла Викторовича Нанейшвили. Обвинение: участие в террористической группе, готовившей покушение на Сталина. Не больше и не меньше. Саша был потрясён. Он слишком хорошо знал Павла Викторовича, чтобы поверить в подобный абсурд. А потом начался Большой террор, и комсомольские кадры под удар попали тоже. Но смириться Косарев не пожелал. Аресты товарищей переживал мучительно, протестовал. И вот 21 июля его, а также секретарей ЦК Горшенина и Пикину вызвал Сталин. В кабинете уже сидел Ежов.
Спустя годы Валентина Федоровна Пикина мне рассказывала:
– Сталин обрушился на нас: мол, ЦК ВЛКСМ не помогает «органам» разоблачать врагов! Косарев возражал: «У нас нет на этих, как вы называете, "врагов" никаких компрометирующих материалов». Сталин был разъярен, не скрывал угроз...
Через месяц пленум ЦК ВЛКСМ принял резолюцию, выработанную комиссией во главе с Кагановичем, где впрямую говорилось о вине Косарева, «который поддерживает политически вредное настроение, что врагов в комсомоле нет...». А Косарев сразу после этого пленума, уже из харьковской командировки, написал Сталину: «Здесь по мотиву связи с врагами исключают из комсомола в массовом порядке и зачастую без всякого разбора. Отказ от разбора предъявляемых обвинений выгоден только нашим настоящим врагам...». Чтобы писать так, в той ситуации! Для этого требовалась не только железная убежденность в своей правоте, но и большое мужество.
Мария Викторовна:
– А тут в Кремле по случаю благополучного возвращения со льдины папанинцев случился банкет. Время от времени Молотов, оказавшийся там тамадой, за кого-либо из присутствующих провозглашал тост, и этот человек подходил с бокалом к Сталину, чокался, а потом уже все вместе выпивали. Дошла очередь до Косарева. К своему месту Саша вернулся с каменным лицом и потащил меня домой. Дома я не выдержала: «Почему ты расстроен? Ведь за тебя поднимали тост!» Саша посмотрел на меня каким-то долгим взглядом: «Когда я со Сталиным чокался, он шепнул: «Если изменишь – убью».
Что ж, и в ЦК ВЛКСМ нашлись свои предатели. Некто Мишакова, инструктор ЦК, 7 октября 1938 года в письме Сталину пожаловалась на то, что она обнаружила врагов народа в рядах чувашского комсомольского актива, а вот Косарев и его единомышленники с ней не согласились и даже из ЦК ее выперли. Тогда, по указанию вождя, 19 ноября созывается пленум ЦК ВЛКСМ, на который вместе с ним прибыли Молотов и Маленков. Выслушав нелепые обвинения в свой адрес, Косарев сказал: «Лично я чувствую себя абсолютно спокойно, потому что совесть моя чиста». Его сняли с работы, а Мишакова стала секретарем ЦК ВЛКСМ.
Вспоминая те дни, Мария Викторовна не могла сдержать слез:
– С пленума Саша вернулся в смятении. Решили несколько дней пожить на даче, но покоя не было и там: выйдешь в парк – за каждым деревом стоят, смотрят. И Леночка словно всё понимала: сидела тихо-тихо. Саша мне шепнул: «Она мне сердце переворачивает...» Дня через три, поздно вечером, позвонил в приемную Сталина: «Пожалуйста, поскорее решайте мою судьбу». Оттуда успокоили: «Не волнуйся. Пошлем на работу». Он буквально ожил: «Поедем куда-нибудь подальше, например, на Дальний Восток, будем вместе работать». Словно крылья выросли у него после этого звонка. Поднялись мы в спальню. Легли. Через некоторое время я говорю: «Слышишь шаги?» Он: «Встань, посмотри». Открываю дверь, а на лестнице человек. Увидел меня: «Где оружие?» Говорю: «Оружие внизу, в столе». Вслед за этим поднимаются двое: «Товарищ Косарев, поедем». Спустились мы вниз. Нервы мои сдали, бросилась к нему на шею: «Саша, обожди!» Меня отталкивают, и тут вижу – Берия. Кажется, это первый случай, когда Берия присутствовал при аресте. Косарева он ненавидел люто. Сверкнули глаза под стеклами пенсне: «Взять ее тоже». Спустя годы я узнала, как вел себя Саша на следствии. Однажды в ответ на очередной провокационный вопрос закричал: «Вы разве Косарева губите? Вы Советскую власть губите!» Схватил пресс-папье – и в голову изуверу-следователю. Его избили, унесли на носилках.
Он погиб 23 февраля 1939 года. Репрессии ударили почти по всем Косаревым. Леночку злая участь поначалу миновала. Но когда уже после войны, в 1949-м, закончив с медалью школу, поступила в «Тимирязевку», пришли и за ней: «социально-опасный элемент»! В далеком Норильске Мария Викторовна получила из Москвы, от родных, условную телеграмму: «Лена заболела твоей болезнью». Всё сразу поняв, срочно обратилась к секретарю Сталина Поскребышеву, с которым раньше была знакома: в письме умоляла направить дочь к ней, в Норильск. Удивительно, но просьбу матери выполнили. Там, на Севере, Леночка встретила человека, который воевал в Брестской крепости, несколько раз бежал из фашистского плена, а потом, как водится, оказался в наших лагерях. Они связали свои трудные судьбы.
Когда в 1987-м я с ними встретился, вдова Александра Косарева была персональным пенсионером союзного значения. Мария Викторовна скончалась в 1993-м. А дочь возглавляла редакцию журнала «Химия в школе». Елены Александровны Косаревой не стало в 2011-м. А внучка – тоже Александра Косарева! – заканчивала Высшую комсомольскую школу. Сейчас Александра Петровна пишет о деде книгу. Конечно, скоро, 14 ноября, в день рождения Саши, она – как у них в семье всегда было принято – придёт (поскольку, где Сашина могила, никому не ведомо) к мемориальной доске на доме № 2 по улице Серафимовича, чтобы положить розы. И есть ещё у Александра Васильевича правнучка Надя. Впрочем, Александром Васильевичем генерального секретаря ЦК ВЛКСМ никто, пожалуй, не звал. Для всех – и в семье, и на работе, и вообще в стране – он всегда был просто Саша…
Автор: Лев Сидоровский, Иркутск - Петербург
Возрастное ограничение: 16+
Все статьи автора
В наших соцсетях всё самое интересное!
