Владимир Демчиков: Вадик Мазитов, музыкант

07 апреля 2016

Завтра иркутскому рок-музыканту и поэту Вадиму Мазитову исполняется 56 лет. В октябре 1999 года он умер, так что правильнее было бы написать «исполнилось бы», однако пусть будет «исполняется». В последние годы перед смертью Мазитов резко сдал (тут и болезнь Бехтерева, и алкоголь работали наперегонки), так что трудно о нем сказать, что он умер молодым – он умер начавшим стареть. И довольно легко представить, как он сейчас где-то там потихоньку стареет. И уже, наверное, почти не поет.

О его домашней (он умер дома у родителей), но тем не менее трагической смерти нужно написать подробно, но это дело тех, кто жил с ним рядом. Тема слишком болезненная: скрюченному болезнью Вадиму пришлось незадолго до гибели пережить налет милиции (те, как утверждали, ошиблись адресом, но ошибается ли наша милиция адресом?), и кто-то связывает его раннюю гибель с травмой, полученной во время этого свидания с законом.

Но лучше все-таки не о смерти. Хотя всем его знакомым, которых знаю, есть что вспомнить и в чем повиниться перед ним: кто-то не подобрал его, проезжая на машине и видя на обочине качающегося Мазика, кто-то (как я, например) мог позволить себе подшутить над ним, когда он появлялся у нас в книжной лавке «Марьина роща», в последние годы уже совершенно неприкаянный и не знавший, куда себя девать. Вроде и есть это чувство вины – а вроде и нет его: это чувство вины странным образом вписывается в законченную фреску его жизни. Жизни музыканта и, конечно, мученика – перед которым все мы виноваты хотя бы тем, что живы.

Смотреть его интервью тех лет и невозможно, и интересно. Интересно, потому что он совершенно не умел «давать звезду» и притворяться, и, отвечая на вопросы, откровенно лепил непритязательную и мрачноватую правду-матку о творческих планах. Все творческие планы сводились к тому, чтобы «записать альбом» (это типа нетленка, это надо – хотя кому, зачем, куда его девать потом?) и выступить на разогреве у какой-нибудь московской группы («…«Крематорий» вроде должен подъехать… Юра Шевчук вроде обещал приехать…» и т.д.). А невозможно смотреть – потому что совершенно очевидно, что ему просто совершенно нечего было делать в Иркутске. Ни продажи альбомов (какие тут кому нужны альбомы?), ни концерты (какие концерты?) – не могли дать никакого финансового результата. Только выступление на разогреве у известной московской рок-группы, собиравшей залы, видимо, и было какой-то формой заработка.

Так что, с одной стороны, приезда московских «братьев-рокеров» Вадим ждал, как манны небесной, а с другой, от переезда в Москву открещивался («я же там ни строчки написать не смогу»). Хотя задним умом, конечно, понимаешь сегодня: свали он в Москву – и было бы гораздо проще «продавать» себя из Москвы. Как ни крути, и площадки, и гастроли, и радио-телевидение – все там, а он все-таки был артист. То, что он не уехал – было очень по-мазитовски, и он сам воспринимал это, конечно, не без некоторой гордости (типа «и не надейтесь – я не уеду»), хотя в его случае это была просто нерешительность и, видимо, некоторая неуверенность и нежелание рисковать. Ну и привязанность к городу и к людям, как без этого.

Он был, конечно, настоящий музыкант, художник прежде всего. Смешно сегодня читать в статьях о нем, в какие он там попадал «хит-парады», «списки лучших альбомов русского рока», какой он был «всероссийски знаменитый», «интеллигентный» и так далее. Уже давно сгнили те хит-парады, превратились в труху списки лучших альбомов никому не нужного русского рока, ни одной строчки Мазитова не «гуляет» в речи иркутян, так что приукрашивать его жизнь и наносить на нее запоздалые румяна сейчас нет уже особого смысла. Единственное, что можно сегодня расслышать в его песенках (слава богу, есть и пара отличных клипов работы Юры Дорохина и Андрея Закаблуковского, особенно, конечно, «Долина тысячи дождей») – это его удивительный высокий голос и его гениальные гитарные соло. Мазик не просто написал отличные песни – он и спел их просто великолепно. Да, в музыкальном отношении это все довольно стандартно – но все равно хорошо, и даже в его аранжировках все на месте и все по делу. Да, тексты довольно простенькие – но лучшие из них прекрасны и уже звучат как заклинания, как возвышенная абракадабра, как почти что наша местная латынь. Но главное - голос. Голос Мазика, вместе с его текстами и гитарой, до сих пор греет.

Он прожил совсем непростую жизнь, без особых доходов и временами без особого быта и «очага» – и тем не менее не оставляет ощущение, что он единственный тут был занят делом. То есть тем, для чего он действительно родился. То, что в этой жизни (и в «этом деле») была заложена какая-то программа саморазрушения и самоуничтожения – несомненно. Но такое уж это дело, к сожалению – иногда в нем есть место саморазрушению. Да и среди иркутских музыкантов это давно стало доброй традицией: саморазрушение как часть жизненного проекта у наших иркутских музыкантов давно в почете.

Есть и еще кое-что – помимо отличных песенок и клипов – что было в жизни Мазитова, и что, к сожалению, уйдет с теми, кто его знал и кто его помнит. Он вызывал у зрителей его концертов совершенно особое теплое чувство. К нему в городе относились не как к рок-герою, а как к совершенно особенному, по-особому любимому человеку. Его появление на сцене – даже просто с акустической гитарой (в последние годы он выступал уже как практически бард) – вызывало в слушателях и особенно в слушательницах настоящий прилив нежности. Мазик был любимым человеком, становился мифологическим персонажем, настоящим иркутским сказочным героем. Других примеров такой нежности, наверное, припомнить трудно. Сейчас в Иркутске опять мастырят очередной памятник – бюст графа Сперанского, знатного юриста и губернатора, который так рвался выслужиться и вернуться из ссылки, что в служебном рвении отправил под суд в Иркутске за два года порядка семисот человек, «взяточников и казнокрадов». Представляю, как его тут «любили» - за это, видимо, и памятник доброму человеку. Мало сажал, посадил бы тысячи две-три – воздвигли бы, видимо, не бюст, а конную статую.

Идея с памятником Мазитову – которого в городе действительно любили как мало кого – побродила недолго, но давным-давно угасла и забылась. На наших глазах Мазик работал и на наших глазах истаял, отправившись к своим плохо продававшимся и до сих пор непонятно на чем висящим где-то в небе звукам. Он не покидал свой тонущий город и скрипел тут до самого конца – и город в знак благодарности как-то легко и незаметно почти забыл его.

Это, впрочем, понятно – Мазитов жил в другом городе. Которого тоже уже, кажется, нет.

Возрастное ограничение: 16+